Грязное, кровавое, раздираемое войнами семнадцатое столетие коснулось Декарта непосредственно. Он служил и в католической, и в протестантской армии во время Тридцатилетней войны, внутреннего конфликта, который должен был определить религиозное будущее Германии и в который ввязались все основные европейские державы. В это время все в Европе казалось неверным и опасным. Несмотря на относительную толерантность Голландии, Декарт постоянно жил в смертельном страхе перед инквизицией. Чтобы избежать судьбы Галилея, он годами не публиковал свои рукописи.
Грязное, кровавое, раздираемое войнами семнадцатое столетие коснулось Декарта непосредственно. Он служил и в католической, и в протестантской армии во время Тридцатилетней войны, внутреннего конфликта, который должен был определить религиозное будущее Германии и в который ввязались все основные европейские державы. В это время все в Европе казалось неверным и опасным. Несмотря на относительную толерантность Голландии, Декарт постоянно жил в смертельном страхе перед инквизицией. Чтобы избежать судьбы Галилея, он годами не публиковал свои рукописи.
Существуют противоположные мнения насчет того, остался ли Декарт католиком и верующим вообще. (Можно выдвинуть аргумент, что его доказательства бытия Божия настолько запутанны, что изначально задумывались как средство подчеркнуть абсурдность этой задачи.) Как отчаянно он ни цеплялся за свою веру, его образование и путешествия делали его идеальным кандидатом на роль парламентария в войне между религией и наукой.
Центром его теории были автоматы. Тела живых существ, даже людей, были всего лишь машинами. Человеческое тело «большая, лишенная мысли вещь» механически приходит в движение, отзываясь на внешние воздействия, словно сделанное из рычагов и пружин. Наши тела могут быть описаны научными законами, в точности как движение планет. Если бы Декарт остановился на этом, его теория вызвала бы ярость церкви. Католическая доктрина настаивала, что человек есть высшая форма жизни, превосходящая всех остальных живых существ. Но Декарт на этом не остановился. Он утверждал, что наша плотская оболочка содержит божественную искру, поднимающую нас над животным царством. Внутри нашей тленной аппаратной части, «темницы тела», как называл ее Декарт, находится программное обеспечение разум. Именно он объединял, по Декарту, рассудок и бессмертную душу, способность делать выводы и богоподобные качества человека.
Это была мастерски построенная квадратура круга. Декарт сумел использовать скептицизм в качестве основы правоверия. Он сохранил важнейшие элементы церковной доктрины бессмертную душу как минимум, одновременно расчистив естественным наукам дорогу к знанию.
Впрочем, решив одну проблему, Декарт создал множество других, поставив вопросы, с тех пор приводившие в неистовство философов и теологов. «Я мыслящая сущность, способная существовать без тела» писал Декарт. Если это так, то почему не освободить разум из темницы тела? Декарт старался изо всех сил. Он создал философский метод, чем-то напоминающий современное руководство по самопомощи, вернее, извлеченный из него план. Он составлял правила достижения «чистого понимания» или «чистого рассуждения». Он освобождал свой ум от запросов тела, чтобы дать место идеям, для которых Всевышний предназначил его. Как внушал себе Декарт: «Сейчас я закрою глаза, заткну уши, закрою двери для всех чувств и даже изгоню из моих мыслей все образы телесных вещей». Для него это был не просто способ концентрации ресурсов собственного ума, а метод освобождения человечества. Историк науки Дэвид Нобл описывал проект Декарта так: «Он верил, что с помощью его философского метода человечество сможет преодолеть эпистемологические ограничения своего падшего состояния и вернуть себе власть над некоторыми скрытыми божественными способностями».
Одержимость Декарта передалась философии в целом. На протяжении столетий математики и логики Готфрид Лейбниц, Джордж Буль, Альфред Норт Уайтхед работали над созданием системы, которая позволила бы выразить мысль в ее чистейшей (следовательно, божественной) форме. Но несмотря на весь гений, заложенный в создание новых систем, им все равно приходилось иметь дело с темницей тела.
Что ж, если философия не преуспела в деле освобождения ума, может преуспеть технология. Google намерена добиться успеха там, где потерпел поражение Декарт, за исключением того, что она отбросила все философские вопросы, не дававшие тому покоя. Там, где Декарт подчеркивает важность скепсиса и сомнения, Google не сомневается никогда. Она превратила освобождение человеческого мозга в инженерную задачу, а этот род деятельности характерен тем, что вопрос о чисто человеческих последствиях проекта часто вообще не ставится. Именно эта аморальность и есть проблема Google, более того всей вычислительной отрасли с самого начала ее существования.
Алан Тьюринг был атеистом и одиночкой. Он наслаждался положением аутсайдера. Когда мать отправила его, тринадцатилетнего, в английскую школу-интернат со всеми ее прелестями в виде холодного душа и жесткой постели, он отправился туда на велосипеде один, преодолев около шестидесяти миль[19] за два дня. Он, вероятно, был стеснительным и странным. Чтобы справиться с сенной лихорадкой, одолевавшей его каждый раз в июне, он носил противогаз. Его мать писала: «Лучше всего он чувствовал бы себя в уединении средневекового монастыря». Его отчуждение от окружающих усугублялось тем, что он был геем в обществе, где гомосексуальность считалась преступлением.
Алан Тьюринг был атеистом и одиночкой. Он наслаждался положением аутсайдера. Когда мать отправила его, тринадцатилетнего, в английскую школу-интернат со всеми ее прелестями в виде холодного душа и жесткой постели, он отправился туда на велосипеде один, преодолев около шестидесяти миль[19] за два дня. Он, вероятно, был стеснительным и странным. Чтобы справиться с сенной лихорадкой, одолевавшей его каждый раз в июне, он носил противогаз. Его мать писала: «Лучше всего он чувствовал бы себя в уединении средневекового монастыря». Его отчуждение от окружающих усугублялось тем, что он был геем в обществе, где гомосексуальность считалась преступлением.
Декарт высоко ценил изоляцию, так часто выпадавшую на долю Тьюринга. И действительно, у него моменты уединения часто оборачивались чудесными озарениями. По словам британского философа Стюарта Хэмпшира, Тьюринг обладал «даром уединенного мышления». Он был способен к невероятной сосредоточенности, ограждавшей ум от заученной мудрости и шаблонных мыслей, характерных для его коллег. Как-то летом 1935 года, лежа в яблоневом саду, он изобрел нечто, названное им Логической вычислительной машиной. Его озарение, будучи перенесенным на бумагу, стало фундаментом цифровой революции.
Инженерия считается синонимом рациональности. Профессия, предмет которой системы и планы, не может не быть врагом спонтанности и инстинкта. Тьюринг определенно наслаждался ролью язвительного ученого брюзги, с удовольствием высмеивая всех тех, кто изо всех сил пытался представить возможные последствия внедрения инноваций. «Когда-нибудь девушки будут брать свои компьютеры на прогулку в парк и говорить друг другу: «Мой маленький компьютер сказал мне сегодня утром такую забавную вещь!» остроумно замечал он.
Забавно, что он сам подчас заслуживал подобного отношения. В наиболее важных своих работах Тьюринг не просто перечислял очевидные факты, он активно обобщал их, индукция вообще была характерна для его стиля мышления. Читатель, у которого достало бы умения пробиться сквозь его полные чувства собственного превосходства остроумные заключения и блестящую логику, смог бы в конце концов увидеть, что автор мыслит скорее в терминах духовных. Возможно, математики и логики исключили существование Бога, но на сверхъестественную роль того, кто вдыхает жизнь в неживую материю, они назначили себя. И это изменило их самих.
Тьюринг верил, что компьютер не просто машина, это еще и ребенок, способный учиться. Временами он описывал свое изобретение так, словно это был мальчик из английской школы-интерната, приобретающий какие-то знания только благодаря изрядной дозе наказаний и куда более скромному количеству поощрений. В то же время он никогда не сомневался в его потенциале. «Можно надеяться, что машины постепенно смогут соревноваться с людьми во всех чисто интеллектуальных сферах деятельности» эти слова он написал в 1950-е годы, когда компьютеры были огромными ящиками, мало на что годными, разве что немного помочь с подсчетами. Едва ли они давали основания полагать, что со временем смогут сравняться с человеческим мозгом, и все же Тьюринг верил в это. Он изобрел тест, при помощи которого можно оценить интеллект компьютера: человек передает вопросы в письменном виде человеку и машине, находящимся в другой комнате. Получив два набора ответов, спрашивающий определяет, какой из них дан человеком. Тьюринг предсказывал, что не более чем через 50 лет спрашивающий не сможет уверенно отличить человека от машины.
Это предсказание задало направление прогресса в компьютерную эру. С тех пор инженеры тщетно пытались сконструировать машину, способную пройти тест Тьюринга. Для большинства исследователей, работающих над искусственным интеллектом, работа представляет собой погружение в океан математики, захватывающее интеллектуальное приключение. Но для некоторого (довольно, впрочем, значительного числа) это теологическая проблема. Они видят себя в центре проекта, способного изменить мир, и успех этого проекта будет означать рассвет новой эпохи. Первосвященник этой религии красноречивый и дерзкий популяризатор науки по имени Рэй Курцвейл.
Его восторженное представление о будущем родилось в величайшей катастрофе прошлого. Тень Холокоста лежит на нем. Его родители, венские евреи, бежали накануне аншлюса. Лишения и трудности, которые преследовали семью много лет подряд, подкосили здоровье его отца, дирижера симфонического оркестра, интеллектуала: он умер от сердечного приступа в возрасте пятидесяти восьми лет, и для Курцвейла, похоже, это до сих пор не зажившая рана. Подобно многим детям, чьи родители видели худшее из возможного в этой жизни, он противопоставил пессимизму истории свой рожденный из воли железный оптимизм. С самого юного возраста он был захвачен духом изобретательства. Семнадцатилетним подростком он участвовал в шоу Стива Аллена Ive Got a Secret («У меня есть тайна»). Он виртуозно играл на фортепиано, а затем попросил жюри угадать, в чем его тайна. Под их давлением он в конце концов признался, что эту музыку сочинил компьютер. Аудитория была этим потрясена, но еще больше потряс ее тот факт, что нескладный подросток из Квинса изобрел машину, тут же показанную на сцене. Он гордо продемонстрировал Аллену гору проводов, мигающих лампочек и переключателей настоящее изделие безумного гения.