Еще один документ 1520 г. дает понятие о некоторых обязанностях литовских пушкарей того времени. Киевский пушкарь Ян был обязан за суконное и денежное жалованье (20 коп грошей в год) «з дел стреляти» и «пушкарскую службу нам служити», помимо этого он еще должен был изготавливать в больших количествах селитру и порох. Однако киевские власти задолжали пушкарю 95 коп грошей и суконного жалованья за 6 лет, в связи с чем он просил увольнения со службы («бил намъ чолом, абыхмо ему тую службу казали заплатити и оттол зъ замку нашого Киевъского его спустили»). Компромиссное решение великого князя Литовского об увеличении жалованья до 30 коп грошей показывает, как Сигизмунд I пытался удержать на службе в Киеве «пушкаря Яна»[231].
В отличие от Литвы, в России отдавали предпочтение специалистам широкого профиля литейным мастерам, которые могли как отливать орудия, так и обращаться с ними.
Только к 1540-м гг. происходит разделение специальностей мастер отливал орудие, а стрелял из него пушкарь. Пищальником именовался стрелок из ручных пищалей. К 1540-м гг. согласно новгородским документам пушечник и пушкарь одна и та же специальность, означающая специалиста по стрельбе из пушек (в одном и том же документе встречаются фразы «с пушкарей и с пищальников», «пушечники и пищальники» и т. д.) [232]. Тогда же появляются затинщики стрелки из затинных пищалей.
Интересны по своему содержанию грамоты от 27 и 29 ноября 1555 г. о посылке в Новгород московских пушкарей и артиллерии. Откомандированные должны были обучать кузнецов делать «ядра круглые и гладкие» и зажигательные снаряды. В документе также впервые упомянуто важное техническое новшество «кружала», представлявшие собой калибровочно-измерительные циркули для расчета диаметров стволов и ядер. Очевидно, это российский аналог изобретенной в 1546 г. артиллерийской шкалы Г. Гартмана (14891564 гг.)[233]. Восемь московских канониров обслуживали 8 пищалей (3 полуторных и 5 девятипядных), а в помощь к ним, в «поддатни», приписывались 40 новгородских пушкарей, по 5 на орудие[234].
За службу пищальникам и пушкарям полагалось хлебное и денежное жалованье. По данным за 1556 г., московский пушкарь получал «по два рубля человеку» в год, в месяц «по осмине муки ржаные да по полпуду соли», а в случае участия в походе ему полагалось выдать дополнительно «по полуосмине круп овсяных, по полуосмине толокна». В качестве личного оружия пушкарь получал ручницу[235]. Пищальник же получал меньше пушкаря: в год по рублю, «по двеннадцати ржы, по двеннадцати коробей овса»[236], причем как и пушкарь, он должен был «быти на городе у наряду, у пушок и у пищалей, неотступно, день и ночь». Надо заметить, что в случае дефицита артиллерийских кадров для службы у большого городового наряда привлекались люди «из старых из отставных пушкарей и пищальников, гораздых стрельцов»[237].
За службу пищальникам и пушкарям полагалось хлебное и денежное жалованье. По данным за 1556 г., московский пушкарь получал «по два рубля человеку» в год, в месяц «по осмине муки ржаные да по полпуду соли», а в случае участия в походе ему полагалось выдать дополнительно «по полуосмине круп овсяных, по полуосмине толокна». В качестве личного оружия пушкарь получал ручницу[235]. Пищальник же получал меньше пушкаря: в год по рублю, «по двеннадцати ржы, по двеннадцати коробей овса»[236], причем как и пушкарь, он должен был «быти на городе у наряду, у пушок и у пищалей, неотступно, день и ночь». Надо заметить, что в случае дефицита артиллерийских кадров для службы у большого городового наряда привлекались люди «из старых из отставных пушкарей и пищальников, гораздых стрельцов»[237].
Впрочем, к концу XVI в., и это мы знаем из копии единственного полного списка служилых людей пушкарского чина 1598/99 г., сохранившегося в архивном собрании И.Х. Гамеля, денежные выплаты пушкарям варьировались от 17 до 4,5 рубля[238]. Это было связано, очевидно, с тем, что пушкарей могли привлекать к разного рода работам, в том числе и по отливке орудий.
В качестве служилого платья пушкари и пищальники получали в 1550-х гг. из казны «однорядки». Весьма интересны для реконструкции облика пушкаря того времени «обидные списки» 1571 г., в которых перечисляется захваченное «литовскими людьми» имущество: «Да ехали с Лук Великих на Нешерду нещердской пушкарь Тимоха, да воротники Нечайко да Фролко да кузнец Матюшка да стрелец Третьячко У Нечайка однорятку лазореву сукно колтырь, да кафтан теплой заечей под крашениною под синею, да рубашку красную с тясьмою, погвицы у ней з жемчюги на спенках, да пояс шолков, да две рубашки полотняных А у Фролка взяли мерин саврас да кобылу гнеду, да платья кафтан суконной синь английской земли, да кафтан теплой заечей под сукном под зеленым, да однорятку лазореву сукно колтыр, да шапку лисью под сукном под синим да колпак углетцкая полстка, да четыре рубашки полотняных белых, да четверы портки да у нево ж пушкарева Тимохина живота взяли: сукно черлено аглинской земли да два аршина мухояру чорного»[239].
Пушкарская служба была наследственной, «от отца сыну, от дядь племянникам». В случае прямой угрозы к орудиям могли ставить под наблюдением пушкаря обученных посадских и пушкарских детей («а у того наряду, коли в приход воинских людей, стоят пушкари, монастырские слуги и детеныши Иван Букин с товарищи»[240]). При поступлении на службу с пушкаря бралась «поручная запись», в которой тот обязывался служить государю, «с государевой службы не сбежать ни в Крым, ни в Литву, ни в Наган, ни в немцы, ни в которые государства не отъехать, ни красть, ни разбивать, ни зернию не играть, ни корчмы, ни блядни не держать, и с воры не знатца, ни над государевою казною хитрости ни в чем не учинить».
По-прежнему, вплоть до конца XVI в., сохранялась практика приема на службу иностранных специалистов. В 1576 г., когда после взятия Люцина некоторые немцы изъявили желание служить государю, царь повелел: «которые пригодятца в пушкари, и тех устроить жалованием денежным и хлебным». В списке 1598/99 г. среди московских пушкарей можно встретить «новокрещеных немцев»: «Новокрещены, что были немцы, дано по 8 рублев»[241].
Для подготовки высококвалифицированного артиллериста, хорошо знающего «пушкарское дело», владеющего основами баллистики и инженерного дела, техникой заряжания и прицеливания, нужны были многие годы, поэтому правительство было заинтересовано в укреплении семейной традиции, преемственности передачи опыта пушкарского дела «от отцов детям, от дядь племянникам». Однако недостаток специалистов по артиллерийскому делу вынудил правительство пойти на ряд мер. При дефиците квалифицированных кадров, когда традиционные способы комплектования («от отцов дети, а от дядь племянники») не могли обеспечить нужные потребности в обслуживании большого парка орудий, возможность «государевой пушкарской службы» стала распространяться и на посадское население. При поступлении на службу новоприборные из «черных слободцов и вольных людей» освобождались от налогов; им выдавалось единовременное пособие и назначались денежный и хлебный оклады. В военное время, по распоряжению Пушечного приказа, часть из них направлялись в армию, в составе которой пушкари подчинялись начальникам артиллерии пушкарским головам. Оставшиеся в городе, согласно росписным спискам, на случай осады посменно дежурили у своих орудий и следили за их исправным состоянием.
Более привилегированные московские пушкари могли набираться не только из родственников пушкарей, но и из лучших городовых пушкарей. Можно с уверенностью утверждать, что московские артиллеристы являлись элитой пушкарского чина.
Из документов XVII в. мы знаем, что пушкари несли два вида службы, «домашнюю» (в своей слободе и родном городе) и «отъезжую» (походная и посылочная командировки в уезды страны). Была ли такая практика в XVI столетии сказать затруднительно.
О численности городовых пушкарей существуют лишь отрывочные данные. Поскольку подавляющее число крепостей вооружалось легким «нарядом» (сороковыми, семипядными, девятипядными, скорострельными, затинными пищалями, тюфяками), то и количество пушкарей исчислялось от нескольких человек до нескольких десятков. Так, в 1560-х гг. в Казани было 33 пушкаря, а в Коломне 27 затинщиков и 17 пушкарей[242]. В ливонские крепости для обслуживания артиллерии было направлено 140 пушкарей, московских, новгородских и псковских (см. Табл. 9). Известно, что к 1580-м гг. в крепостях северо-запада сосредотачивается значительное количество пушкарского контингента. На одном из важных оборонительных рубежей в 15851588 гг. значилось 156 пушкарей [243]:
в Гдове 11 пушкарей;
в Изборске 15;
в Острове 20;
в Вороначе 15;
в Белье 15;
в Красном 15;
в Опочке 34;
в Себеже 31.
Артиллерийское вооружение северо-западных крепостей по результатам Баториевой войны было значительно усилено. В целом в крепостях северо-запада России (с учетом Пскова) было столько же пушкарей, сколько и в самой Москве при «Государевом большом наряде».
К 1598/99 г. пушкарей в Москве насчитывалось до 230 чел.[244]. Эта цифра на протяжении XVII в. менялась несильно.
Пушкари подчинялись «головам у наряда» (с начала XVII в. «пушкарским головам»). «Головы у наряда» впервые упоминаются под 1549 г.[245]. При осаде вражеских крепостей они руководили артиллерийскими батареями, обеспечивали доставку орудий и боеприпасов[246]. Круг обязанностей «голов у наряда» со временем значительно расширился, и в начале XVII в. пришедшие им на смену «пушкарские головы» отвечали уже за целый комплекс мероприятий от отливки орудий до расстановки артиллерийских батарей. Из документов XVII в. известно, что пушкарскому голове предписывалось: «у пушечных и у колокольных и у всяких литейных дел быть ему (голове. А.Л.) безпрестанно, а что будет на Пушечный двор к литью и на поделку, ко всяким делам, надобно какого лесу или иных каких запасов, и ему лес и всякие запасы велеть в рядех у торговых людей, с целовальниками, и с пушечными, и с колокольными, и с иными мастерами приторговывать без прибавочной цены, и тому покупные росписи, за своею и за целовальниковыми руками подавать в Пушкарский приказ, и тое покупку записывать в книги»[247]Не думаю, что круг обязанностей в XVI столетии у «головы у наряда» сильно отличался.
К моменту приготовлений к походу в Ливонию 1577 г. относятся первые упоминания об артиллерийском ведомстве «Пушечном приказе». В списке «бояр, окольничих и дворян, которые служат из выбора» указаны начальник этого приказа князь Семен Коркондинов (Коркодинов) и его помощник Федор Пучко-Молвянинов, которые еще два года назад числились в Разряде как «головы у наряда». Пометы сверху над их именами «с государем» означают, что в Ливонском походе Ивана Грозного они находились непосредственно при наряде и руководили общими действиями осадной артиллерии[248]. Но в том же году С. Коркондинов и Ф. Пучко-Молвянинов получили другое назначение и их заменили Остафий Пушкин и Петр Волконский. Начальники приказа ведали весь «бой огненной» на Москве и в городах.