Чертеж пищали учеников Вани и Васюка, 1490 г.
В русских описях и итальянские, и русские орудия обозначены просто термином «пищали». Легкая артиллерия, использовавшаяся для быстрого маневрирования на поле сражения и для защиты городских стен, была достаточно разнообразной.
Есть все основания полагать, что русская артиллерия конца XV-начала XVI в. была полностью создана по итальянскому («фряжскому») образцу. В состав итальянской артиллерии в это время, согласно трактатам Франческо ди Джорджо Мартини (14871492 гг.), входили тяжелые бомбарды (bombarde, калибр до 300 фунтов, длина до 6100 мм), мортиры (mortaro, калибр до 200300 фунтов, длина до 1830 мм), comuna и mezzana (калибр до 50 фунтов, длина до 3500 мм), cortana (калибр до 60-100 фунтов, длина до 3660 мм), passa volante (калибр до 16 фунтов, длина до 5500 мм), basilisco (калибр до 20 фунтов, длина до 8750 мм), а также мелкие орудия cerbottana (калибр до 23 фунтов, длина до 3500 мм), spingarda (калибр до 1015 фунтов, длина до 2440 мм)[118]. Но в отечественных источниках весь этот огнестрельный парк именовался кратко и просто: «пушки, пищали и тюфяки».
Необходимо отметить и такой вид орудий, как ribaudequin многоствольные пушки. В России их называли «сороковыми пищалями». Они могли делаться как из обрезков ружейных стволов, так и из соединенных на одном ложе небольших пищальных и пушечных стволов (от двух и более штук). Отсюда вариации названий «шутихи», «органы», «органки». Есть все основания утверждать, что изготовлять их стали итальянцы с XV в. В городе Муроме в 1639 г. упоминались 6 пищалей «меденых сороковых Фрязины (выделено мной. А.Л.) с станки и колесы, к ним 2623 ядра железных», сделанных, очевидно, Якобом или Петром Фрязином еще в 1490-1520-е гг.[119].
Артиллерия Василия III Ивановича
К большому сожалению, мы не знаем, какое «артиллерийское наследство» досталось сыну государя Василия III Ивановича (15051533). Не сохранилось орудий времен 15051533 гг., а из описей XVII в. достоверно известно только об одной пушке, отлитой уже русским мастером Булгаком Новгородовым в 1513 г. [120].
Иностранцы, побывавшие в России, неоднократно отмечали, что московские государи призвали «из Германии и Италии инженеров и литейщиков пушкарейа также отлил большое число пушек»[121], и с этого момента московиты «стали искуснее во всех видах войны наступательной и оборонительной, применяют медные орудия, именуемые бомбардами, расставляют удивительной величины строи с обычной [для них] старательностью»[122]. Итальянский ученый-путешественник Паоло Иовий в 1520-х гг. видел в Москве множество артиллерийских орудий, отлитых итальянцами[123]. Посол Священной Римской империи Сигизмунд Герберштейн позже заметил среди работников военного завода пушечных литейщиков немцев и итальянцев.
По объяснимым причинам в советской историографии иностранным специалистам «огненного дела» уделялось очень мало места[124]. В некоторых работах тезис об иноземном влиянии выражен в слишком категоричной форме, например: «После 1505 г. в Москву уже не приезжали иностранные мастера пушечного дела. В начале XVI в. русский мастер Петр отлил колокол весом в 350 пудов и крупную пищаль» [125]. Парадокс в том, что как раз с начала XVI в. в Россию прибывает большое количество европейских мастеров, желавших послужить «Московиту», а «русский мастер» Петр имел прозвище Фрязин («Петр Фрязин»).
Тем не менее в годы правления великого князя Василия III происходит постепенное замещение итальянских специалистов мастерами немецкими. Уже с 1510-х гг. в связи с ослаблением русско-итальянских связей и началом активных русско-имперских контактов в Россию приезжают мастера из Германии и Империи. На место «фрязов» Аристотеля Фиораванти, Джиакомо, Паоло де Боссо, Петра Фрязина и Александро к 1520-м гг. приходят немцы Стефан, Николай Оберакер, Иоганн Иордан и др. В свете вышеизложенного несколько категоричным звучит вывод историка Ю. Кивимяэ о том, что в период между 1480 и 1530 гг. итальянцы почти полностью монополизировали рабочие места и укрепили военную промышленность в России. О доминировании итальянских мастеров можно говорить только до начала 1520-х гг.
Вербовка и прием на службу опытнейших зарубежных специалистов активно применялись и в начале XVI столетия. Помимо итальянцев и немцев, приезжают также и датские мастера. В письме датскому королю Василий III Иоаннович писал: «Которые будут у тебя мастеры в твоей земли Фрязове архитектоны и которые мастеры горазды каменого дела делать и литцы, которые умели бы лить пушки и пищали, и ты б тех мастеров к нам прислал»[126].
В 1507 г. король Дании Иоганн, выполняя условия заключенного с «московитским» правителем договора[127], направил в Россию корабли с артиллерийским мастером, медью, оловом, свинцом, порохом, ядрами и пушками [128].10 апреля 1508 г. шведам стало известно, что король Дании направил в Россию корабль с 4 пушечными мастерами, груженный 30 ластами военного снаряжения[129]. Позже, на переговорах 1521 г., через датское посольство были обговорены вопросы взаимной помощи, при этом Василий III Иванович просил Христиана II в помощи специалистами: «которые будут у тебя мастеры в твоей земле фрязове архитектоны и зеньядуры, и которые мастеры горазди каменого дела делати, и литцы, которые бы умели лити пушки и пищали, и ты б тех мастеров к нам прислал»[130].
В то же время и император Максимилиан I помогал Василию Ивановичу в поисках мастеров. В 1513 г. из Любека император Священной Римской империи приказал направить в «Московию» «пехоту и орудия и несколько мастеров осадного дела, итальянцев и германцев, из Любека до Московии»[131]. Это привело к тому, что крепость Смоленск была обложена и обстреляна 140 бомбардами[132].
В 1517 г. в имперском Инсбруке были приглашены пять мастеров, из которых один, итальянец, ослеп и вернулся до 1526 г., двое умерли, а еще двое успешно работали в России[133].
Многим мастерам приходилось пробираться через земли Ягеллонов, которые всячески препятствовали проникновению к враждебному соседу военных инженеров. В условиях продолжающихся войн 15001503, 15071508, 15121522 гг. и коротких перемирий европейцам было практически невозможно проехать через земли Польши и Великого княжества Литовского. Так, например, 18 мая 1511 г., по приграничным городам Короны польским королем Сигизмундом I были посланы инструкции, в которых комендантам Й. Голавинскому и Я. Росновскому в Мариенбурге (Мальборке) специальной инструкцией предписывалось следить за новыми приезжающими людьми и не допускать проезда в Московию военных специалистов[134].
В истории русско-литовских отношений описаны случаи, когда мастера уходили от одного правителя к другому. Рассмотрим это явление на примере истории с упоминаемым ранее итальянцем «Петром Фрязином», который прибыл в Москву в 1494 г. из Италии вместе с посольством Эммануила Ангела и Данилы Мамырева [135]. Спустя некоторое время, очевидно недовольный московитскими порядками, Петр Фрязин бежал в Литву. Но заказов в том масштабе, который был в Москве, у мастера не было, так как вся бронзовая артиллерия импортировалась из Польши. В Литве литейщик пушек Петр Фрязин оказался невостребованным, и при первой возможности он стал искать возможность вернуться в «Московию».
В 1510 г. торговый человек Микула Айдаров, приехав из Литвы, заявил в Москве, что захотел «ехать на государево имя Петр Молодой Пушечников Фрязин, да без опасные грамоты ехать не смеет для того, что он от государя с Москвы збежал безвестно». Так как великий князь Василий III нуждался в военных специалистах, опальный мастер был прощен: «И государь ему опасную грамоту послал»[136]. Отношение к мастерам «огнестрельного дела» здесь как нельзя кстати иллюстрируют переданные С. Герберштейном слова
Василия III: «He орудия важны для меня, а люди, которые умеют лить их и обращаться с ними»[137].
История «творческих исканий» итальянского мастера перекликается с побегом другого «Петра Фрязина» итальянца Петра ди Аннибале. В 1528 г. посольству Шарапа Лодыгина и Еремея Трусова в Риме удалось завербовать артиллерийского специалиста. В дневниках сенатора Марино Сануто за февраль 1528 г. отмечено, что русским дипломатам в Равенне приглянулся один бомбардир, и «папа разрешил им взять его с собою»[138]. Так в Москву прибыл еще один «Петр Фрязин» по прозвищу «Малый» флорентиец Pietro di Annibale[139]. Однако спустя десять лет работы в Москве Петр Аннибале сбежал в Ливонию. Сохранилось дело о побеге Петра Фрязина 1538 г., из которого можно заключить, что итальянца «к великому князю прислал папа римский послужити года три или четыре, а служил одиннадцать лет, а держал его князь великий силою (выделено нами. А.Л.)». Между тем, из того же дела известно, что работая в Москве, он получал «жалованье великое»[140].
Интересен пример с другим артиллерийским специалистом Николаем Оберакером. Ученик литейщика Йорга из Шпайера Николай Оберакер с 1498 г. стал известен в Империи как выдающийся мастер, который делал превосходные орудия и колокола. Так, по заказу городских властей Аугсбурга в 1502 г. отлил для арсенала 35 красивых больших орудий из латуни («35 schöne große Stück Geschütz aus Messing»), в том числе очень большие стволы калибром в 65 фунтов, два орудия 26-фунтовых, несколько длинных «шлангов», а также большую мортиру[141].
Известны несколько работ мастера, колоколов и орудий, в Европе, датированных 1499, 1502, 1508, 1510, 1512, 1514, 1515, 1517, 1518 гг.[142]. В Россию Оберакер приехал не позднее 1518 г. (его колокол 1518 г. с автографом «а делалъ Николай Иванов сынъ Обракръ от града Шпаера» ныне экспонируется в Нарвском замке).
Некоторые подробности о деятельности в России Николая Оберакера содержатся в книге С. Герберштейна, где мастер назван «пушкарем» и «оружейным мастером», «родившимся на Рейне, недалеко от немецкого имперского города Шпайера». Посол отмечал, что в 1526 г. вместе с тремя другими мастерами Оберакер хотел уехать, «согласно их охранным грамотам. Государь отвечал, что помнит об этих грамотах и отпустит их, но не сейчас, ибо они ему нужны» [143]. К жалованью Оберакеру было добавлено еще 10 золотых, лишь бы мастер перестал напоминать об окончании контракта.
В 15321533 гг. в Москве Николай Оберакер отлил два колокола в 445 и 1000 пудов. На первом колоколе, который носил имя «Лебедь», имелась надпись: «Nikolas Obraker 1532 а делалъ Николай»[144]. После 1533 г. его отпустили домой. Известно, что в 1534 г. в Констанце он отлил колокол[145]. По замечанию немецких и австрийских кампанологов, четыре неподписанных колокола 15491570 гг., выдержанные в индивидуальной стилистике Оберакера, указывают на то, что у него были ученики[146].