Блин, сказал Иван. Что происходит?
Пум.
Ничего, Ваня. Голос профессора летел тяжело, с гипнотическими остановками и зависаниями. Буквы из прохладного пластика и хирургического металла. Иван фактически видел круглые блестящие заклепки на их боках. И белый, матовый пластик. Нет, теперь дерматин.
Нет, белая кожа. С рельефным рисунком.
Одна из букв «Н» долетела до Ивана и сдвинула его в стену, отлетела, отпружинненая.
Иван отшатнулся.
Да такими темпами я скоро начну по стенкам бегать.
Тут есть некий метод противодействия, сказал профессор.
Какой же?
Во-первых: разговаривать друг с другом. Так мы занимаем слух. Хотите, я расскажу вам анекдот?
Ээ Дальше.
Иван двинул головой. «Если я начну смеяться над анекдотом, рассказанным профессором все, кранты. Значит, крыша у меня точно поехала».
Во-вторых, сказал Водяник обиженно. Руки у нас свободны, верно?
Подрочить предлагаете? В голосе Уберфюрера был неподдельный интерес. Онанизмом только и спасемся, Проф? Наши руки не для скуки.
Обида Водяника выросла в размерах и теперь напоминала слона. Иван видел серую, в складках, слоновью кожу. «Такой как наступит, подумал диггер, мокрое пятно останется. Бля».
Вам бы только одно!
Слон начал кричать. Иван удивился. Теперь слон был профессором.
У меня голова болит, сказал вдруг Кузнецов. Вы когда говорите, у меня как будто сверлит кто вот сюда, в висок. Больно.
Это нормально, успокоил его слон. Взмахнул хоботом. То ли еще будет.
Так для чего руки? Иван удивился, до чего равнодушно звучит его голос. Словно издалека. Размеры его тела и голоса все время менялись, плавали.
Не знаю, как некоторым молодым людям, съязвил Водяник, а так руки для того чтобы получать тактильные ощущения!
А я про что? удивился Убер. Голос его плавал где-то поверху, над головой Ивана. Ртутное пятно под самым потолком камеры.
Ощупывайте пол, Иван. Михаил, вас это тоже касается. Пытайтесь, скажем так, видеть кончиками пальцев Описывайте ощущения. Видите, уже два канала сенсорной информации мы задействуем.
А в третьих Профессор помедлил. Мечтайте. Вспоминайте. Это же идеальные условия для медитации. «Религиозный опыт» можно получить не только от ЛСД или фиолетовой пыли. Понимаете?
Вы это серьезно, Проф? спросил Убер. Его голос потяжелел и перелился в ртутную обтекаемую каплю, опустился ниже. Иван чувствовал присутствие и движение этой капли чуть выше своей головы, ближе к профессору.
Тот, правда, уже был совсем маленьким слоном.
А что делать? сказал Проф. Кстати! Кто знает какие-нибудь стихи?
Именно стихи? удивился Кузнецов. А почему?
Сенсорный голод напрямую ведет к эмоциональной заторможенности. Человек скучает по любым поводам развеять скуку, но когда получает задание он к нему равнодушен. Мы не можем потерять волю к борьбе.
Пауза. Капля Уберфюрера изогнулась и достигла профессора, зависла, рассматривая.
Вот теперь, Проф, сказал Убер. Вы говорите дело. Всем проснуться! Кто первый читать стихи? пауза. Тогда это буду я. Итак: Редъярд Киплинг, «Гиены».
Когда похоронный патруль уйдет
И коршуны улетят,
Приходит о мертвом взять отчет
Мудрых гиен отряд.
За что он умер и как он жил
Это им все равно.
Добраться до мяса, костей и жил
Им надо, пока темно.
Читал Уберфюрер негромко и сдержанно. Иван начинал видеть этих гиен, вереницей идущих через мертвое поле. Люди лежали на нем в резиновых плащах и противогазах, почерневшие от гари, вдалеке поднимался дым от огромной ядерной воронки.
Война приготовила пир для них
Где можно жрать без помех.
Из всех беззащитных тварей земных
Мертвец беззащитней всех.
Козел бодает, воняет тля,
Ребенок дает пинки.
Но бедный мертвый солдат короля
Не может поднять руки.
Гиены вонзают в песок клыки,
И чавкают, и рычат
И вот уж солдатские башмаки
Навстречу луне торчат.
И вот он вышел на свет, солдат,
Ни друзей, никого.
Одни гиеньи глаза глядят
В пустые зрачки его.
Гиены и трусов и храбрецов
Жуют без лишних затей.
Но они не пятнают имен мертвецов:
Это дело людей[2].
Когда Убер закончил, установилось молчание. Иван даже не сразу понял, где находится. Он все еще видел это поле и гиеньи глаза в лунном свете.
Да, пятнать имена мертвецов это чисто человеческое увлечение. Звери честнее.
Твари наверху честнее, чем Сазонов.
«Всяко», подумал Иван.
Помолимся, братие!
В темноте опять звучал этот голос. Да что такое?! Даже поспать не дают! Иван заерзал, перевернулся на другой бок, попытался натянуть куртку поплотнее. «Блять, холод от пола собачий просто».
Нет ада ни на земле, ни в небесах, продолжал голос. И нет рая. Осталось одно чистилище, где душам вечно скитаться, не зная покоя и радости. И называется оно: метро. Аминь.
Аминь, согласился хор.
Грядет время, братья. Зверь все ближе! Ближе! Ближе!
«Какой к чертям зверь?» Иван понял, что темнота мешает ему сосредоточиться, перестать перескакивать с мысли на мысль. «Соберись, велел он себе. Надо отсюда выбираться к чертовой матери»
Но сил собраться не было.
Когда голоса на мгновение умолкли, он провалился в сон.
Когда голоса на мгновение умолкли, он провалился в сон.
Вы знаете, мне не дает покоя Щелчок. Профессор помедлил. Он действительно сказал «щелчок»?
Кто сказал? Иван поднял голову. Он сидел, прислонившись к решетке.
Наш тюремщик. Игнат, кажется
Да, он сказал «щелчок» или ответить на щелчок и что из этого? вступил в разговор Убер.
А то, что это означает Он играл в ЧГК!
Серьезно? удивление в голосе Уберфюрера. Ваш коллега?
Что такое «чэгэка»? спросил Иван.
«Что? Где? Когда?» Игра такая была, интеллектуальная. Это наш профессиональный жаргон. «Щелчок» взятие вопроса влет. Или когда версия «щелкает» то есть очень красиво подходит к вопросу. Понимаете?
Нет, сказал Убер. А, черт. Понимаю. И что дальше?
План составился совершенно фантастический. По словами Водяника, ЧГК это невероятный драйв, приток адреналина. Фактически наркотик. Кто играл, этого никогда не забудет. Идея профессора: снова подсадить тюремщика на этот наркотик, а потом попросить о помощи. В общем, раскрутить.
Ну-ну, сказал Убер, выслушав. Поебень какая-то, а не идея. Давайте, действуйте, а я посмотрю. Только ни хуя у вас не выйдет.
Спасибо за оптимизм, съязвил Водяник.
Да не за что.
В следующий обход они начали забрасывать крючок. Когда шаркающие шаги оказались совсем рядом, Иван повысил голос:
Моя очередь! В общем, так: выйти на поверхность из метро можно не только через шахту эскалаторов, но и через эту штуку но обычно через эту штуку не ходят даже физически сильные люди. Но если бы эта штука находилась в Москве, то все было бы гораздо проще потому что там эта штука гораздо короче. Как называется эта штука? Ваш ответ, Проф?
Напряженное молчание. Игнат продолжал обход. Звяканье миски
Ну, что, Проф? Сдаетесь?
Бульканье воды. Скрежет железной кружки по бетонному полу.
Э-э Может быть, хмм предположу, что это скажем, пожарная лестница?
Снова шаги.
Нет. Внимание, правильный ответ. Иван выдержал паузу. Это вентиляционная шахта! ВШ, короче. В Москве они короткие, двадцать-тридцать метров, а в Петербурге от пятидесяти метров и глубже. И еще там лестницы нафиг сгнили добавил Иван для красочности. Про различие между московским метро и питерским Иван знал от Косолапого. Вопрос они составляли вместе с профессором. А потом Иван учил его наизусть, чтобы не сбиться в ответственный момент.
Тюремщик подошел совсем близко. Шаги
Мда. Источник, как я правильно понимаю, личный опыт автора вопроса? язвительно заметил Водяник.
Шаги резко остановились. Долгая пауза.
Что ты сказал? произнес Игнат.
Это вы мне? уточнил профессор.
Ага.
Во-первых: «вы сказали», холодно поправил Водяник. А во-вторых, я говорю: вопрос кривой совершенно. Как такой брать?
Значит пауза. Вы здесь играете?
Рыбка заглотила крючок.
Иван загадал, что тюремщик выдержит до следующей кормежки. Ошибся. Игнат выдержал гораздо дольше. Только после второй кормежки, когда Иван начал думать, что все потеряно, в темноте раздалось шлепанье босых ног по бетону. Затем тяжелый вздох.
Эй! Вы были в Клубе? спросил слепой.
Конечно. А что?
Не обманываете?
Иван даже привстал. «Вот и наша рыбка».
С чего бы? удивился Водяник. Конечно, профессионально из всей нашей компании играл только я И откровенно говоря, вот эти мои приятели ну совершенно мне не соперники. При всем моем к ним глубоком уважении.
Спасибо, съязвил Иван.
Да? В голосе Игната было недоверие. А, может, мы нет, конечно, нет
Вы тоже играли?
Ну, если это так назвать
Я так и почувствовал, что вы из наших, сказал Водяник. Даже хотел предложить сыграть. Но, думаю, это будет не совсем спортивно. Вы за время жизни здесь несколько утратили навыки, в то время как я
Можете проверить! возмутился Игнат.
Вы бросаете мне вызов? уточнил профессор.
Да! отрезал Игнат. Только откуда мы возьмем вопросы?
А что, базу Степанова уже отменили?
Молчание. Иван прямо слышал, как скрипят мозги тюремщика.
Вроде бы еще нет. По голосу чувствовалось, что Игнат улыбается.
Каждый из нас наверняка знает вопросы, которых не знает другой. Можно попробовать. Только чур без всяких «пошути как дядя Петя», сказал Водяник. Терпеть не могу такие идиотские вопросы.
Обижаешь!
Пока они бомбардировали друг друга вопросами, Иван успел заскучать и подремать. Маньяки, одно слово.
Пожалуй, я больше не буду играть, сообщил Водяник со вздохом. Причем, как подозревал Иван, совершенно искренним. Отказ от любимой игры, пусть даже в таком, усеченном виде, профессору был все равно что нож острый.
Но почему? спросил тюремщик.
Иван поднял голову. Профессор до сих пор только прикармливал Игната, пришло время затягивать петлю.
Без таймера это не так интересно Водяник начал издалека.
Будет, сказал Игнат.
И мне мне нужен свет.
А вот теперь основное, ради чего все затевалось.
Это еще зачем? насторожился Игнат. С какой-такой стати?
Сенсорная депривация, сказал Проф, словно это все объясняло.
Пауза.
Иван покрылся холодным потом. Ну же!
А! сказал тюремщик. Понимаю. Подавление эмоциональной сферы. Эксперимент «МК-Ультра»?
«Свечка», вздохнул Водяник.
Какая еще свечка? Иван решил, что ослышался.
А то! Охранник явно обрадовался. Конечно, «свечка». Вопрос-то простенький. Он надолго задумался. Ладно, будет вам свет. Карбидка подойдет?
Ацетилен, реакция присоединения, мгновенно процитировал Водяник.