Глава 4
Юра аккуратно отхлебнул из фаянсовой кружки с отколотым краем, и так же аккуратно зачерпнул апельсиновый джем тусклой мельхиоровой ложечкой. Интеллигенция, однако! Ест не жадно, не чавкает, режет аккуратными тонкими ломтиками. Что режет? А рулетики всякие, и кексики в упаковках. Вроде еще не заплесневели холодно в подвале. Мой «госрезерв», однако.
Глава 4
Юра аккуратно отхлебнул из фаянсовой кружки с отколотым краем, и так же аккуратно зачерпнул апельсиновый джем тусклой мельхиоровой ложечкой. Интеллигенция, однако! Ест не жадно, не чавкает, режет аккуратными тонкими ломтиками. Что режет? А рулетики всякие, и кексики в упаковках. Вроде еще не заплесневели холодно в подвале. Мой «госрезерв», однако.
Хорошо! Горячий чаек! В СИЗО чай как помои, никогда не бывает горячим.
А ты что хотел чтобы там условия были как на курорте? И это в то время, как пенсионеры в стране голодают, потому что вовремя не выплачивают? Должны же преступники понести наказание?
За что?! Я вот за что наказание?! Я же не виноват!
Виноват. Наказания без вины не бывает. Вот, смотри: ты устроился в банк, который отмывает бабло. Сам сказал это воровской банк. Так какого черта ты там сидел? Не отвечай! Я сам тебе скажу! Тебе было удобно хорошая зарплата, куча времени сидишь себе, в «Дум» играешь, а еще телки симпатичные, а ты весь такой программист-администратор, у тебя ореол таинственного и ужасного! Телки западали на тебя, да? Ага, западали. А то, что зарплату тебе задерживают ну а что такого? Отдадут же! Но не отдали. И тогда ты, такой весь мудрец, решил сам себе выдать зарплату совершенно идиотским способом. Вот и получил наказание! За свою вину! Что, не согласен? Чего так поскучнел?
А у тебя какая вина? Ты-то какого черта в СИЗО оказался, если такой умный?
Парень, похоже, обиделся. Определенно обиделся. Ничто не обижает так сильно, как высказанная в глаза правда. Потому люди и врут. С самых древних времен врут. Сказал правду какому-нибудь вождю племени, он обиделся, и ты получил дубиной по башке а оно тебе надо? Лучше соврать, сказать, что он самый сильный, самый умный, самый удачливый. От тебя не убудет, а человеку приятно! И по балде не получишь. Может быть.
Я-то? Я за дело сидел. За то, что людей убивал. И тебя могу убить. Легко, как куренку башку свернуть!
Напугался, точно. И глаза забегали. Пусть немного потрясется, а то ишь, разбушевался! Страх потерял? Будем искать!
Извинине мое дело, конечно.
В голосе искреннее раскаяние, слишком искреннее, чтобы быть правдой.
Да я все тебе наврал. Какой я убийца? Я и мухи не обижу, ведь правда же?
Закашлялся, подавился чаем. Похлопать его по спине? Ну, чтобы прокашлялся. Нет, не буду, а то я ему так вдарю позвоночник с грудиной соединится.
По-хорошему мне его надо грохнуть. Он был моей отмычкой частью спектакля, позволившего выйти из СИЗО. Одному мне было бы точно труднее. А теперь зачем он мне нужен? Друг? Ну какие друзья могут быть в СИЗО, а кроме того я его знаю-то всего ничего, пару дней!
Но я не могу его убить. Потому что я не убийца. Я палач. Карающий меч правосудия, но не убийца. По крайней мере так хочу о себе думать.
Слушай, Юр, а что ты вообще собираешься делать? Ну вот ты вышел из СИЗО и дальше что? Как ты будешь жить? Где? На что?
Молчание. Перестал есть, пить замер. А что он может вообще сказать, дурачок эдакий!
Нуя дома буду жить. Или на даче пока все не успокоится. Мама с адвокатом пойдет в суд, и докажет, что я не виноват, и тогда
Дурак ты, Юра! не выдержал, перебил я что же она раньше-то тебя не вытащила? Когда ты был послушным сидельцем? А теперь, в бегах, когда ты вырвался из СИЗО покалечив несколько охранников кто с тобой будет разговаривать? Тебя попросту убьют при попытке к бегству!
Но я же никого не бил! Это же ты бил! Ты калечил! А я просто вышел вместе с тобой!
И зря вышел. В конце концов тебе бы дали условный срок, или зачли бы то время, что ты уже отсидел. А теперь ты лет на десять загремишь, и совершенно по-закону! Поймать тебя как два пальца об асфальт! Куда ты денешься? Документы есть? Нет! Деньги есть? Нет! Жить есть где? Дома, с мамой? Рупь за сто там уже сидит засада ждут тебя. Тебе некуда деваться кроме как сдаваться. Так зачем ты пошел за мной?
Нуя не знаю! Юра растерянно пожал плечами Говорю же, я никого не бил! Я только сбежал!
Ты сбежал вместе со мной. Ты соучастник преступления, понимаешь? Я бил, ты изображал охранника. Подельник! Ты подельник!
Тишина. Скрип ветки старой яблони. Ветка трется о раму окна, и когда-нибудь разобьет стекло. Надо бы ее отпилить
Смешно. Я рассуждаю как завзятый дачник. Стоило оказаться на «фазенде», и тут же взыграли инстинкты колхозника. Все мыоттуда. От сохи.
Ты сбежал вместе со мной. Ты соучастник преступления, понимаешь? Я бил, ты изображал охранника. Подельник! Ты подельник!
Тишина. Скрип ветки старой яблони. Ветка трется о раму окна, и когда-нибудь разобьет стекло. Надо бы ее отпилить
Смешно. Я рассуждаю как завзятый дачник. Стоило оказаться на «фазенде», и тут же взыграли инстинкты колхозника. Все мыоттуда. От сохи.
А если я сдамся? Что будет?
А теперь я не могу тебе позволить сдаться, понимаешь?
Ты боишься, что я сдам твое убежище? Да я никому не скажу! Можешь не бояться!
Я мало чего в жизни боюсь, парень. И уж точно не тебя. Но ты испортишь мне всю малину, потому что сдашь меня точно, даже не сомневаюсь. Отобьют тебе печенки, и ты расскажешь все. И про этот дом, и про то, что я где-то тут храню запасы. Потому теперь мне придется или свернуть тебе башку, или же тащить за собой. Тебе есть что терять? Девушка? Семья? Еще что-то такое, что можно жалеть и без чего ты не можешь обойтись?
Нумама только! Но я ей скажу, что уехал далеко, прячусь, вот и все. А больше никого нет. Девушки тоже нет.
А где отец?
Отец умердавно уже, еще когда я маленьким был. Болел. Простудился, и умер. Сказали атипичная пневмония, лекарства ее не берут. Маме так сказали. Ну ивсе, в общем-то.
Я задумался. Проблем с парнем будет выше крыши, это точно. Но не убивать же его, в самом-то деле? Я не убийца. Я карающий меч. А парня карать не за что. Если я опущусь до уровня тех, кого убивалэто уже буду не я. Тем более чего я боюсь? Смерти? Три «ХА!»
К тому же мне может пригодиться помощник. Слуга! У каждого уважающего себя самурая должен быть слуга. Я важно вышагиваю впереди, выставив напоказ толпе свои древние, доставшиеся по наследству клинки, а слуга позади меня несет зонт, укрывающий от солнца, и кучу барахла, которое настоящий самурай сам таскать не будет!
Мне стало смешно, я хмыкнул и криво усмехнулся. Потом глянул в глаза неприятно удивленному моим смехом собеседнику, нехотя пояснил:
Это я не над тобой смеюсь. Над собой. Над мыслями своими. А тебе вот что скажу: будешь моим слугой! Да, да чего вытаращился? Каждый самурай должен иметь слугу! Тьфу, черт, ты чего такую рожу сделал?! А! Все время забываю, что ты уголовный элементхе хе«иметь слугу» это не то, что ты подумал. Никогда у меня не было тяги к мальчикам, особенно грязным и вонючим! Щас мыться пойдем, черт подери! Тюремную грязь смывать. И только потом наденешь чистое. Я вот переоделся, а сейчас-то уже и пожалел надо было вначале помыться, надо!
Мы доели наш немудреный ужин, и пошли вниз, на участок. Здесь был устроен летний душ, и я надеялся, что в крашеном черной краской баке наверху сооружения осталась вода, и эта вода не совсем уж и протухла. В душе мылись рабочие, когда строили погреб, так что может вода и не успела зацвести времени прошло не так уж и много.
Я ошибся. Вода была ржавой, вонючей, и мыться в ней определенно нельзя. Пришлось найти шланг, аккуратноскрученный бубликом и перевязанный тряпочками бывшая хозяйка постаралась, она же долго рассказывала, что и где лежит, а я никак не мог ей сказать, что мне плевать на сельскохозяйственные принадлежности. Они все равно мне не пригодятся. Для нее это память о прошлой, лучшей, счастливой жизни. Для меня просто инвентарь.
В общем нашли мы шланг, размотали его, задубевшего от старости, кое-как нацепили на кран в системе полива, и стали мыться, скрипя зубами и шипя, когда струя ледяной воды упиралась в разгоряченную спину. Кстати вот еще для чего нужен слуга: а кто спину потрет? Самому-то неудобно!
Свет на улице включать не стали зачем беспокоить любопытных соседей? Достаточно света, падающего из окна кухни. Не надо лишний раз мелькать перед глазами дачников.
Помытому хорошо! И побритому еще лучше. Пока сидел в камере оброс мерзкой колючей щетиной и стал похож на разбойника. Пришлось тогда просить у того же Юры одноразовый станок, и плюя, матерясь про себя сбривать надоевшую «колючку». А за сутки снова оброс щетиной.
Легли спать чистыми и сытыми, в прохладе и тишине. Юра в кухне на диване (там стоял старенький диван), я на кровати с панцирной сеткой и никелированными шариками по углам. На этой кровати наверное прошла вся бурная семейная жизнь бывшей хозяйки дачи, а может и не только ее жизнь. Кровати лет пятьдесят, не меньше, но сетка так и не продавилась, а никель на шариках не облупились.
«Умели делать вещи в четырнадцатом году!» как сказала одна бабулька, персонаж фильма «Вендетта по Корсикански», когда взорвала мафиозо гранатой, некогда принесенной ее покойным мужем с первой мировой войны.
Заснул я быстро, буквально едва коснувшись головой подушки. Чистое белье холодило кожу, простыня укрывала от ночной прохлады, сетка на окнах не давала кровососущим тварям впиться в комиссарское тело хорошо! Чем не жизнь?
И я упорно не хотел осознавать тот факт, что остался один. Совсем один! Ни подруги, практически ставшей мне женой, ни друзей хотя друзьями я их теперь мог назвать все-таки с некоторой натяжкой.
В последнее время наши отношения немного разладились все деньги проклятущие. А еще парни начали выходить из-под контроля. Вспышки ярости, излишняя жестокость, агрессивность все то, что присуще бандитским быкам, и что я категорически не хотел принимать. И чего не хотел видеть в моих друзьях. О чем им не раз уже говорил. Однакоменя, похоже не услышали. И дело шло к серьезному разговору, когда или я, или они. Хорошо хоть что я не посвящал их в подробности своей основной «работы». Хотя и знал, что они догадываются со мной что-то не так просто. Ну правда же если я время от времени исчезаю, куда-то уезжаю и не говорю зачем в конце концов это все точно вызовет некие вопросы. На которые я никогда не давал ответов. Мол это мое дело. Не ваше.