После первого знакомства с этим пятикилограммовым удавом из штанов я начала называть Харли «Динь-Дон». Он был польщен, так как думал, что это из-за размера его члена. Благослови его, господи.
Я сорвала с него одежду в темноте подвала, и уже только потом, когда мы со всем закончили, и я включила яркий флюоресцентный свет, я заметила нацарапанное у Харли на груди странное маленькое слово. Оно было слева, над грудной мышцей, слишком высоко, чтобы быть на сердце, где-то между сердцем и ключицей. Татуировка была очень бледной, словно ее написали карандашом или делали в тюрьме. Тюремные татуировки почему-то всегда имеют бледный вид. (Во всех смыслах этого слова.)
Прищурившись, я пригляделась внимательнее, пытаясь понять, что же там написано, пока Динь-Дон был сосредоточен на вползании в свои кожаные штаны и не замечал моих изысканий. Мне удалось разобрать слово из трех букв, нацарапанное корявой черной линией, РУК.
И все. Просто РУК. На груди. На его чертовой груди было написано РУК, Дневник.
Рук рук
Наверняка это должна быть какая-то шутка, сокращение или игра слов. Люди же не просят других людей навсегда пометить одну из своих частей тела названием другой его части, да?
В поисках какого-то объяснения мой мозг начал судорожно перебирать образы, фразы, шутки, анаграммы, песни и прочие ассоциации всего моего жизненного опыта. И не нашел ни-че-го.
Когда Динь-Дон наконец снова втиснул свою анаконду в свои обтягивающие штаны, я спросила у него об этом. И тут же страшно раскаялась.
Харли радостно слишком радостно объяснил:
А, ты про это? Ну, там должно было быть ПАРНИ 168 БРУК СТРИТ, но парень, который мне это делал, смылся из города, не успев все закончить.
Пожав плечами, он начал искать свою майку, нисколько не смущаясь тем, что сказал.
У меня было столько вопросов по поводу его объяснения, что я прямо не знала, с чего начать.
«Значит ли это, что ты принадлежишь к банде? Этот парень исчез из города через пятнадцать минут после того, как начал делать тату? Выскочил из окна ванной? Вся эта надпись не заняла бы больше сорока, ну максимум пятидесяти минут? Или, погоди, «исчез из города» это такой эвфемизм для слова «прирезали»? И почему он начал с середины слова в середине фразы? Он что, страдал дисграфией?»
Почувствовав мое недоумение, Динь-Дон продолжил, засовывая босые ноги в незашнурованные ботинки:
Когда мы жили в Атланте, я был в тусовке, которую называли «Парни из сто шестьдесят восьмого на Брук-стрит». Мы все жили в этом дерьмовом домище, и это был адрес 168 Брук-стрит. Улыбаясь, словно вспомнил добрые старые времена, он добавил: Они называли меня Лишайный Джеймс.
Лааадно, по поводу этого перла у меня возник только один вопрос. Я изо всех сил пыталась не показать своего отношения ко всему этому, задавая его.
А почему они называли тебя Лишайный Джеймс?
О, да потому, что у меня был лишай. Это было действительно мерзкое место.
У меня не было слов. Мой мозг растерял все слова. Только электромагнитная пульсация всех чувств, вставших дыбом, и звон тревожной сирены и мигающих стрелок, показывающих мне на выход. Я только что потрахалась с парнем, у которого не только был ну, по крайней мере, я надеялась на прошедшее время лишай, но который еще и гордился этим прозвищем!
Прежде чем я успела подобрать свои пожитки и ломануться с позором через двор к выходу, Динь-Дон повернулся, чтобы подобрать свой ремень. И я увидела его правую руку.
На первый взгляд это выглядело как обычная этническая картинка яркие черные линии, которые раздваивались сверху, а книзу сходились в острие. Я почти не обратила на нее внимания, торопясь смотаться оттуда, но все же заметила, насколько она простая. Обычно этнические узоры более затейливые и занимают больше места. А у этой штуки было просто три конца, и никаких завитков или наворотов. Больше всего она напоминала толстую, остроконечную, плохо нарисованную букву «У».
Я просто должна была спросить. Снова стараясь не выдать своего ужаса, я указала на его правое плечо:
А расскажи вот про эту?
Он снова улыбнулся своей милой, невинной тут-совершенно-нечего-стесняться улыбкой и сказал:
О, это моя родовая картинка.
Я фыркнула. Просто не смогла удержаться. Было так мучительно сдерживать подступающую истерику.
Пока я, закусив губу, тщетно пыталась подавить смешок, Динь-Дон рассеянно подбирал остатки своей одежды, продолжая рассказ:
Ну да, она не совсем закончена, но у меня тогда не хватило денег на все, ну и Ну, ты понимаешь.
«Не совсем закончена? Да там и половины не сделано! Это просто чертова буква «У», ты, безмозглый дебил!»
Ну и все. Настроение было убито окончательно, и мне срочно нужен был душ со скипидаром. Срочно.
Я вежливо попрощалась и вышла, Динь-Дон провожал меня до машины. Со спины он был весь такой в кожаных штанах, заклепках, без майки, взлохмаченные с перетраха светлые волосы
Хммм А из-за чего, собственно, я так расстроилась?
А, ну да, лишай и задержка умственного развития.
Но Но он был милый, добрый и влюбленный в меня.
И я решила, что, если он будет всегда носить майку, эти тату присоединятся к длинному списку Недостатков Харли, С Которыми Я Была Готова Мириться Ради Того, Чтобы Рыцарь Ревновал и Боялся Убить Меня.
«Никто не знает про эти тату, подумала я. Можно притвориться, что их и нету».
Но это было до того, как я увидела татуировку на голове.
Хоть я и знала, что у Харли есть еще татуировка на какую-то дурацкую фантастическую тему я-не-слушала-когда-он-мне-рассказывал-но-думала-что-там-космический-корабль прямо на макушке, меня это не волновало, потому что эта фигня была полностью скрыта его совершенно прелестной копной пышных светлых волос. Определяющим словом в этой фразе является слово «была». Она была скрыта до того самого дня, как он должен был познакомиться с моими родителями.
Мои родители возненавидели Харли еще до того, как увидали его. Они уже поймали меня пару раз на вранье на тему, где я провела ночь. (Очевидно, что я провела ее в объятиях Харли на узкой кровати в гараже его мамы.) Так что меня на месяц лишили прав на машину.
После очередной выволочки я решила, что, если я приведу Харли к нам на обед, то, может, родители будут как-то лучше относиться к нашему общению? Вопросительный знак тут не случайно. Не знаю, о чем я вообще думала. Наверняка я решила это, надышавшись парами того, что Харли постоянно излучал.
Поскольку у Динь-Дона не было своей машины, а моя была конфискована, я уговорила родителей свозить меня за ним на мамином «Форде Таурус» телесного цвета. И вот я невозмутимо и слегка надменно сидела на заднем сиденье, не подозревая о нарастающей и неумолимо надвигающейся на меня волне неприятностей. Когда мы подъехали ко входу в дом мамы Харли, мне вообще вскружило голову. Я была наказана уже неделю и просто умирала от желания наконец увидеть мою копию Билли Идола (с закрытым ртом и в майке, конечно), предвкушая, как он поднимется по ступенькам из своего сырого, проеденного термитами подвала в мои нетерпеливые объятия.
Моя мама бибикнула.
«Классно, мам».
Но когда Харли наконец появился, мое головокружение сменилось чем-то другим. Смущение? Разочарование? Он как-то изменился. Что-то было очень не так. Мой мозг сообразил, что случилось, только когда он пробежал весь двор и уже начал открывать дверцу нашей машины.
Харли побрил голову Совершенно наголо Прямо перед встречей с моими родителями.
Ну Так оно все и пошло. Мое сознание билось, словно пойманный в клетку зверь, с того самого момента, как Харли уселся в машину. Взлетев под потолок, оно сверху вниз наблюдало через заднее стекло, как он скользнул на сиденье, сияя до ушей, и слегка прижал к себе мое окаменевшее, заброшенное тело.
С моей наблюдательной точки вверху над машиной я видела все. Там, где обычно была прелестная копна мягких светлых волос, теперь красовалась грубо нарисованная картина размером с суповую тарелку. На ней был изображен мозг Харли в натуральную величину, вид сверху, словно с него сняли верхушку черепа, как крышку с банки варенья. Середина мозга была пустой, и там был пульт управления, как в рубке космического корабля, а посередине, управляя этим агрегатом, был изображен крошечный чертов член.
Крошечный чертов обрезанный член с крошечными членовыми ручками и решительным выражением маленького членова лица, передвигающий рычаги внутри вскрытого мозга Динь-Дона. Мои родители и так вот-вот должны были узнать, что их единственная шестнадцатилетняя дочь встречается со взрослым мужиком без работы, без машины, без мозгов и с плохими зубами, а тут еще это да, и между прочим, у него на голове вытатуирован долбаный член.
К счастью, моя опустевшая телесная оболочка, покинутая мной на заднем сиденье машины, была не в состоянии выдавать связные отрывки речи, не говоря уж о том, чтобы требовать объяснений, потому что, в отличие от истории с РУК, на этот раз я вполне могла представить себе фразу, которую Харли немедленно выдал бы мне в ответ. И, честно говоря, заднее сиденье маминой машины последнее место, где ты хочешь услышать от своего взрослого бойфренда объяснение: «Потому что я думаю членом! Ясно?»
Шок и офигение, которые я испытала, увидев этот некрупный фаллос, были настолько всеобъемлющи, что я с трудом помню вообще что-либо, начиная с той минуты, как Харли сел в нашу машину, и до момента, как мы высадили его из нее.
Единственная картина этого вечера, которую мне удается воссоздать в памяти, это как мама мрачной тенью стоит за спиной Динь-Дона, пока мы с ним едим нашу пиццу «Домино» за столом в кухне. Пока он заглатывал пятый кусок пепперони, полностью игнорируя мамино присутствие, мама подняла голову и пронизывающим взором посмотрела мне прямо в глаза поверх этой татуированной башки. Возмущенно приподняв одну бровь, она медленно и выразительно опустила взгляд на лысый череп Динь-Дона, плотно сжав губы в гримасе отвращения. Это было ужасно.
Моя мама, Дневник, вообще не раздражается. Обычно она слишком накурена, чтобы помнить, как в принципе работают чувства, так что даже такая небольшая их демонстрация была ей совершенно несвойственна и потому так пугала.
Когда он вылез из машины и мы повернули домой, я приготовилась к вспышке маминого гнева. Она, конечно, будучи хиппи и пацифистом, почти никогда не повышала голоса и не сердилась, но и я никогда раньше не приводила в дом взрослого мужика с вытатуированным на голове членом и отсутствием школьного аттестата.