Государыня, несмотря на перенесенную операцию, присутствовала на церемонии. Выглядела она бодро, даже не хромала. Но в центре внимания, конечно, были наследница и ее жених. Поскольку обручение это не венчание, цесаревна явилась на него в кремовом, а не в белом платье, и в такой же шляпке и башмачках. Не знаю, кто ей присоветовал фасон, но выглядела она нелепо. Женщинам малого роста нельзя носить столь пышную юбку, она превращает их в карлиц. Да и поля шляпки были слишком большие. А вот Валериан Витольдович смотрелся молодцом. Высокий, стройный, в отменно пошитом мундире с орденами на груди, он притягивал к себе женские взгляды. Полагаю, что многие из них пожалели, что такой красавец-генерал достался конопатой пигалице, а не достойной его женщине. По окончанию церемонии жених с невестой рука об руку пошли к выходу. Проходя мимо, цесаревна одарила меня торжествующим взглядом. Я только плечами пожала: что она хотела этим сказать?
На обед по случаю обручения меня не позвали, как почти всех, кто присутствовал в храме. Объявили, что тот пройдет в узком семейном кругу. Государыня решила по случаю войны не устраивать больших торжеств, и публика отнеслась к этому с пониманием. Я так и вовсе не огорчилась повар дяди готовит лучше кремлевских, в чем мы с дядей и тетей уверились по возвращению домой. Родственники выспросили у меня каждую подробность обручения, хотя я многого не поняла, поскольку плохо разбираюсь в христианском богослужении. Назавтра меня одолели курсистки: прознали о моем участии в церемонии, что не удивительно пришлось отпрашиваться с занятий. Рассказала. Они ахали и завидовали, впрочем, по-доброму. Ведь и они получили награды от государыни. Курсистки, трудившиеся в Кремле после покушения, пожалованы в дворянки, а наш руководитель Петрищев получил новый чин, став коллежским асессором. Государыня у нас мудрая и щедрая, это дочь у нее не такая
Дорогой Михаил, напиши, как твои дела. Скучаешь ли по своему милому другу? По возможности пришли свою фотокарточку. Буду смотреть на нее, и вспоминать наши встречи и разговоры. Твоя Лиз.
Михаил отложил листки, и некоторое время сидел, уставившись невидящим взглядом в окно. По губам его блуждала рассеянная улыбка. Наконец он встрепенулся, достал из ящика стола стопку чистых листов бумаги и самописку. Свинтил с последней колпачок, но написать ничего не успел в комнату ворвался санитар.
Ваше высокородие! закричал с порога. Там это Травленных привезли.
Каких травленных? не понял Михаил.
Солдат, которые под немецкие газы попали. Лица красные, кашляют кровью, жуть смотреть.
Черт! Михаил швырнул самописку на стол и вскочил. Собрать всех врачей! Санитаров во двор! Пусть несут воду и побольше. Еще соды и вазелинового масла. Будем делать содовые растворы и промывать пораженным носовые ходы и глаза. Затем закапывать в них вазелиновое масло. Живо!
Санитара будто ветром сдуло. Михаил бросил взгляд на лежащее на столе письмо, махнул рукой и побежал следом.
Младенец я в большой политике, грудничок. К императрице с советами лез, а она взяла и показала, как ловко и изящно можно расправиться с политическими противниками. Провела, так сказать, мастер-класс.
Казалось бы, что можно выжать из процесса террористов? Ну, поймали их честь и хвала полиции и жандармам, охраняющим империю и ее богоспасаемый народ. Ну, обвинили в организации покушения Германский генеральный штаб и императора Вильгельма, в очередной раз макнув их в дерьмо, и повысив градус патриотических настроений в стране. Чего больше? А вот фиг вам!
Любой парламент это сборище болтунов и демагогов. Они обожают покрасоваться на трибуне, замутить какую-нибудь хрень в пользу себя любимого или своей партии. Российская Дума в этом мире не исключением. С момента своего появления, состоявшегося вследствие реформ Марии III, думцы рвались к власти, вставляя палки в колеса самодержавию. Толкали речи, проводили митинги и манифестации, организовывали забастовки. Не все, конечно, в основном левые фракции, но и этого хватало. Война хоть и приглушила политические страсти, но не настолько, чтобы наступила тишь да гладь с благорастворением воздухов. Думцы лезли даже в военные дела. Требовали отчета от Ставки, командующих фронтами и военного министра. Эти идиоты всерьез считали, что только они, такие умные и политически грамотные, знают, как следует воевать, поэтому в состоянии изменить ситуацию на фронтах в лучшую сторону. Разумеется, их посылали лесом. В ответ летели обвинения в некомпетентности царского правительства и его генералов. Все это вываливалось на страницы газет, электризуя общество. Легко, сидя в Москве, обвинить фронтового генерала в сдаче города и понесенных потерях. Перед тобой не стоит численно превосходящая армия противника, по тебе не бьют тяжелые пушки и не стреляют пулеметы. Ты не вжимаешься в землю от близкого разрыва снаряда, не слышишь над головой посвист пуль, не видишь, как умирают рядом товарищи. Не мерзнешь в землянке, не хлюпаешь сапогами в заливаемой дождями траншее, не грызешь плесневый сухарь на завтрак, обед и ужин, потому что полевую кухню разбило снарядом, а развести в окопе костер, чтобы вскипятить воду для чая, смертельно опасно: германцы заметят дым и обстреляют из траншейных бомбометов А вот у думца жизнь веселая и сытная. Жалованье, как у министра, но без его обязанностей и ответственности, роскошная квартира, прислуга, обеды в дорогих ресторанах. Почему бы не бунтовать, не призывать к ответу «зажравшихся» чиновников, демонстрируя избирателям свою непримиримость в защите народа.
Особо рьяно гадили эсеры. Тут нужно сделать исторический экскурс. Как и в моем мире, эсеры здесь выступали выразителями интересов землепашцев. Их лозунг: «Землю крестьянам!» (в 1917 году слямзенный у них большевиками) был чрезвычайно популярен в России с ее преимущественно сельским населением. Не случайно. В густонаселенных центральных губерниях пахотных земель катастрофически не хватало. Крестьянки рожали много и часто, население росло, а вот наделы нет, и прокормиться с них становилось сложнее. Работала переселенческая программа: крестьянам предлагали перебраться в Сибирь или на берега Амура, где свободных и плодородных земель хватало, но желающих находилось немного, несмотря на существенные льготы. Переселенцев везли в Сибирь за казенный счет вместе со скотом и инвентарем, им выделяли субсидии и на десять лет освобождали от налогов, однако большинство крестьян упорно цеплялись за свои тощие делянки. На их мировоззрение пропаганда эсеров ложилась, как масло на хлеб.
Формально под нее имелась основа: свободные земли в центральных губерниях имелись, но принадлежали они императорской фамилии. Как и в моем мире, Романовы являлись крупнейшими землевладельцами России. «Почему бы не раздать эти десятины крестьянам? вопрошали эсеры. Это будет справедливо! Романовы богаты, пусть поделятся с народом». Ага! Снова отнять и поделить. Императорские земли не пустовали, именно здесь производили основную массу товарного зерна главного экспортного товара России. Крестьяне в лучшем случае кормили сами себя. Императорские имения в этом мире были чем-то вроде советских совхозов. Во главе их стояли образованные управляющие, назначавшиеся казной, здесь работали агрономы и зоотехники, внедрявшие в практику передовые методы обработки земли и выращивания скота. Урожаи на императорских землях получали втрое выше крестьянских, а упитанные коровы и бычки возвышались над крестьянским скотом, как «хаммер» над «жигулями». Для примера. Императорская корова весила в среднем 600 килограммов, крестьянская 250. Соответствующими были и надои. При этом императорские имения активно помогали крестьянским хозяйствам. Снабжали их элитными семенами, выдавая их в виде товарного и беспроцентного (!) кредита, на таких же условиях предлагали молодняк скота. Агрономы и зоотехники безвозмездно учили крестьян хозяйствовать. В неурожайные годы имения ссужали крестьян хлебом, причем, эти ссуды частенько не возвращали крестьяне об этом «забывали», а управляющие не слишком настаивали. Доходы от императорских имений шли в казну, а не на обогащение Романовых. Это в моем мире на содержание императорского двора уходила четверть государственного бюджета, здесь же деньги Романовых ее пополняли. Так решила императрица, и об этом знали.
Однако кто ценит добро? Твою семью спасли от голода в неурожайный год, ссужают зерном и молодняком скота, помогают получить на истощенной земле урожай больше подумаешь! Это нам и так причитается. Зато у вас рожь родится сам-десять, а у меня сам-три. Ваши коровы дают по два ведра молока в день, а моя на донышке. Делитесь, буржуи! Такие мысли вбивали в головы селян пропагандисты эсеров. К чему это приводит, показала Октябрьская революция в моем мире. В результате ее крестьяне забрали земли у помещиков и поделили. Имения растащили; а что не смогли вынести, то поломали и изгадили. Многие и вовсе сожгли. Некогда процветавшие хозяйства превратились в руины. И что? Спустя десять лет в деревнях по-прежнему жили кулаки и беднота. Производство товарного зерна сократилось, да и получить его от крестьян стало проблемой не хотели отдавать по закупочным ценам. В ответ Сталин и его клика объявили коллективизацию, которую провели с огромными жертвами. Фактически, а не на словах, страна вернулась к помещичьему землевладению, только с гораздо худшими условиями для работников. И какая радость, что поместье принадлежит государству, а не барину! От последнего хоть можно было уйти, а вот из колхоза шалишь! Паспортов крестьянам не выдавали, а без них в городе делать нечего на работу не возьмут. Беглецов отлавливала милиция и отправляла по прежнему месту проживания. Как говорится, за что боролись
Государственные чиновники пытались объяснить думцам, что переход императорских земель в собственность крестьян приведет только к ухудшению их положения. Упадут урожаи, выродится племенной скот, а, случись голод, помочь будет некому. Те, кому не хватает земли, могут переселиться, прочие уйти в города, там рабочих рук не хватает, особенно с началом войны. Эсеры слушать не хотели, твердя мантру о сеятелях и хранителях русской земли, которым негоже ломать устоявшийся веками уклад жизни. На самом деле плевать им было на крестьян и их нужды. В них эсеры видели лишь средство для захвата власти. Пропаганда привела к крестьянским бунтам, несколько имений сожгли. Иметь неспокойный тыл в воюющей стране смертельно опасно, терпение государыни лопнуло. И она сделала ход.
Государственные чиновники пытались объяснить думцам, что переход императорских земель в собственность крестьян приведет только к ухудшению их положения. Упадут урожаи, выродится племенной скот, а, случись голод, помочь будет некому. Те, кому не хватает земли, могут переселиться, прочие уйти в города, там рабочих рук не хватает, особенно с началом войны. Эсеры слушать не хотели, твердя мантру о сеятелях и хранителях русской земли, которым негоже ломать устоявшийся веками уклад жизни. На самом деле плевать им было на крестьян и их нужды. В них эсеры видели лишь средство для захвата власти. Пропаганда привела к крестьянским бунтам, несколько имений сожгли. Иметь неспокойный тыл в воюющей стране смертельно опасно, терпение государыни лопнуло. И она сделала ход.