Воссоединение с отцом не превратилось в трогательный вирусный ролик «Лев встречается со своим прежним хозяином», как я ожидала.
На людях я рассказывала об отце с громогласным хохотом. Это вполне соответствовало моей новой личности молодой Мадонны. Но втайне я писала ему длинные письма, выискивая слова в словарях, чтобы произвести на него впечатление: «Я кропотливо расчесываю волосы», «Погода безнадежно переменчива».
Когда же встреча, наконец, состоялась, он не стал молить о прощении, которое мы готовы были ему великодушно даровать. Мы словно случайно встретились с давним другом. Мы говорили о джетлаге, о кино, о коте. Принцесса маори давно сменилась другой подружкой, уверенной рыжеволосой женщиной, которая не отпускала папину руку. Она почти сразу порылась в сумочке и вытащила альбом с фотографиями двоих своих детей. Мне было больно слышать, как папа рассказывает о забавных проделках этих таинственных квазиотпрысков, об их днях рождения, о совместных поездках.
После того случая с фотоальбомом мама долго кричала на отца по телефону.
В смысле МОИ дочери?! Это НАШИ дочери!!
Она швырнула трубку, и мы втроем долго сидели на кухне, как соседки по общежитию, поносящие мерзкого бойфренда, избравшего другой мир.
Через несколько дней мама предложила, чтобы мы с Рэйч попытались встретиться с отцом без РВЖ (так мы окрестили РыжеВолосую Женщину), прежде чем он вернется в Новую Зеландию.
Когда папа приехал, я постаралась не обращать внимания на острую боль в животе, которая не проходила с момента нашей встречи. Мы разговаривали о друзьях, он похвалил нашу одежду, спросил у Рэйч про ее бойфренда. И все? И он не собирается сказать, что любит нас и сожалеет обо всем?
Он снова стал рассказывать о детях РВЖ, о забавных словечках ее замечательного сынка.
Рэйч хмыкнула и понимающе посмотрела на меня. Я не поддалась. Я повернулась к отцу и сказала:
Очень мило с твоей стороны рассказать нам о своих новых детях, папа.
Рэйч пораженно уставилась на меня. Ты что, с ума сошла?! Отец замолчал. Он тяжело дышал, словно породистый жеребец, готовый кинуться в галоп. А потом он стал орать. Так, как не орал никогда. Он метал громы и молнии. Был рад, что ему не нужно жить со мной. Он даже не понимал, как Рэйч может жить со мной.
Ему не следовало упоминать Рэйч. Если, конечно, он не хотел, чтобы я взорвалась.
Может, поговорим об Аните, папа? И о том, как Рэйч «может жить» с этим? Давай поговорим о ней!
Я ступила на опасную территорию. Страх я спрятала за дерзостью. Я выбежала из гостиной и бросилась в ванную комнату, со стуком захлопнув за собой дверь. Но руки у меня дрожали.
Папа редко терял самообладание. Он злился на недомыслие, домашние обязанности его раздражали. Он редко повышал голос, когда мы с Рэйч выходили за рамки допустимого поведения. И я не была готова к тому, что произошло потом.
Я услышала его шаги. Он направлялся через кухню к ванной. Он принялся колотить в дверь. Дверь дрожала под ударами кулаков и пинками. Он навалился на нее всем телом. Маленькая задвижка отлетела, дверь слетела с петель и грохнулась на раковину. Зазвенели бутылочки и флаконы. Дверь рухнула на пол.
Я съежилась в ванне и молча смотрела на отца.
Дыхание его постепенно замедлилось. Он посмотрел на слетевшую дверь, потом перевел взгляд на меня. Он явно был в ужасе от того, что сделал.
Что здесь происходит? крикнула Рэйч.
Она быстро восстановила порядок, увела нас с места катастрофы, твердя, что всем нужно «успокоиться, черт побери».
Отец был потрясен. Он, ссутулившись, сидел в гостиной и молчал. Но потом все же извинился за «непростительную потерю контроля». В конце концов мы начали говорить о произошедшем с черным юмором, представляя все как комический эпизод. «Когда папа сорвал дверь с петель».
Она быстро восстановила порядок, увела нас с места катастрофы, твердя, что всем нужно «успокоиться, черт побери».
Отец был потрясен. Он, ссутулившись, сидел в гостиной и молчал. Но потом все же извинился за «непростительную потерю контроля». В конце концов мы начали говорить о произошедшем с черным юмором, представляя все как комический эпизод. «Когда папа сорвал дверь с петель».
Меня все же мучило чувство вины за то, что я спровоцировала отца на такую вспышку ярости. Но в то же время я испытывала облегчение, словно эта слепая ярость была свидетельством того, что мы ему не безразличны.
«Случай с дверью» мог стать семейной шуткой, но мы больше никогда не говорили о том, что послужило его причиной. Мы дружно решили, что прошлое это край, куда лучше не возвращаться.
Отец улетел в Новую Зеландию с РВЖ, а через год вернулся в Англию один.
Мама пыталась вернуть его в нашу жизнь, периодически приглашая его в гости по воскресеньям и на дни рождения. Он начал снимать документальные фильмы для бывших коллег по Би-би-си, писал телевизионные обзоры в «Таймс», которые я показывала своим подружкам в колледже. Это позволяло им думать обо мне как о дочери разведенных, но все же любящих родителей. Им не нужно было знать о «двух, которыми его шантажируют» и о «я никогда не хотел иметь детей». Так было проще.
Наша женская труппа переехала в новый дом на тихой улочке в Масвелл-Хилл. Наконец-то у нас с Рэйч появились отдельные комнаты.
Самое время, смеялась она. Как раз, когда нам нужно уезжать в университет.
Трикл с радостью переехал вместе с нами, позабыв о бродячих котах, которые его так и не приняли.
Втайне я гордилась своим решительным разговором с отцом. Я не отступила. Я сделала то, что сделала бы на моем месте Линси. Или бабушка. Моя бесстрашная стойкость воина обманула всех. Даже мама стала частенько повторять, что я напоминаю ей бабушку. Но даже такой несокрушимый воин не мог жить вечно.
Мы с Рэйч в последний раз вышли на сцену детских уик-эндов. У бабушки знакомо пахло кошачьей едой, сигаретным дымом и одеколоном. Чарли, Саймон и Лаки выглянули из-за дивана и юркнули обратно. Их остекленевший ужас был ощутим более чем когда-либо. Из-за закрытой двери гостиной я услышала приглушенный смех по телевизору шел какой-то фильм, который показался каким-то гротескным и неуместным. Я повернула ручку двери, покрытую множеством слоев краски. Все было точно так же, как всегда. Медная пепельница на полке. Африканские картины над диваном. На журнальном столике раскрытая телепрограмма. Недопитая чашка чая. А на диване с широко раскрытым ртом лежала бабушка в изумрудно-зеленом нейлоновом пеньюаре. Брови ее были нахмурены, навсегда запечатлев на ее лице тревогу от неожиданной боли.
Я обняла ее грузную фигуру. Розовые волосы с седыми корнями на висках были густо покрыты лаком.
Несколько дней мы разбирали бабушкины тюрбаны и сигаретницы, ее буклеты для худеющих, коробочки с диетическими конфетками, утащенные из магазинов, статьи о новой смертельной болезни, фотографии ее приключений. Все воспоминания о необычной жизни этой женщины мы упаковали в коробки и корзины.
Я поняла, что были люди, о которых нам просто не говорили. Жизнь бабушки протекала на множестве континентов и не раз начиналась сначала. Мы просто не представляли ее во всей полноте.
Может быть, стоит попробовать поискать деда Байо в Нигерии, предложила я.
Честно говоря, откликнулась Рэйч, двоеженцы не обязаны ходить на похороны каждой жены. Имей совесть, Эм!
Легко понять, что человек врет: он начинает повторять вопросы следом за тобой. Просто ты застал его врасплох, и он пытается выиграть время. Вот простой пример:
Рэйч: Папа, что происходит? Трикл жив?
Папа: Что ты имеешь в виду под «что происходит»? Ты спрашиваешь, жив ли Трикл?
Я не знала о том, что это признаки лжи. И очень жаль, потому что иначе мы получили бы массу времени.
Прошло четыре года после того печального случая с дверью ванной. Папа вернулся в Англию и снимал у коллеги холостяцкую квартиру в Чизвике сам коллега бросил минималистический черно-хромированный интерьер ради семейной жизни.
Нам с Рэйч исполнилось двадцать четыре и двадцать два года. Мы с ней снимали квартиру через дорогу от дома нашего детства в Холли-Виллидж. Забавно, как мы там оказались. Наши амбициозные новые коллеги в мире масс-медиа оставили свою историю позади. Им была удивительна наша привязанность к прошлому. Но я знала, почему нас обеих тянет в это место.
Мама на год уехала работать в Австралию, но возникла проблема с Триклом. Наш домохозяин установил твердое правило «без домашних животных», и мы с Рэйч решили уважать его желание, поскольку он был наркодилером, отбывавшим срок за распространение наркотиков. Поэтому Трикл отправился жить к отцу.
Триклу было уже четырнадцать. Он вступил в старческий период жизни. Он постоянно дрожал, у него случалось недержание. Когда-то блестящая шерсть стала тусклой и свалялась. Клочья шерсти оставались на бархатистой обивке дивана. Изо рта у него пахло, глаза слезились, дышал он с трудом, но кот все равно оставался добродушным старым приятелем для всех нас.
Через несколько месяцев после маминого отъезда Рэйч предложила навестить папу. Но Триклу оказалось очень трудно найти для нас свободное время. Наши договоренности отменялись, сообщения оставались без ответа, находились какие-то оправдания. Мы стали чувствовать себя назойливыми журналистами, преследующими знаменитость, отделывающуюся от нас пустыми отговорками.
Папа заявил, что Трикл отправился к ветеринару, но болезнь кота явно затянулась. Поэтому мы позвонили нашему ветеринару, чтобы узнать о состоянии Трикла. Мистер Хилл сообщил нам, что уже год не видел нашего кота. Он говорил, как хозяин гостиницы из фильма ужасов, который торжественно объявляет, что человек, с которым вы только что встретились в коридоре, мертв уже «пятнадцать лет».
Вооружившись этими доказательствами, мы решили, что пора устроить перекрестный допрос.
Трикл у мистера Хилла на Парк-роуд? в лоб спросила Рэйч.
Мы ждали, что папа попадется в расставленную ловушку.
И он тут же попался.
Странно. Я звонила мистеру Хиллу. Он не видел Трикла с прошлого года.
Папа замолчал. Откашлялся. Что-то пробормотал.
Ты сказала, МИСТЕР ХИЛЛ? Прости, я не расслышал. Я думал, ты сказала, мистер МИЛЛЗ. Это другой ветеринар, гораздо лучше. Старый, добрый мистер Миллз.
Странно, но мы не нашли другого ветеринара со столь сходной фамилией на той же улице. Но комический обман с «мистером Миллзом» позволил нам выявить неготовность отца выложить нам все факты.