В одном из них старпом с трудом узнал командира корабля.
Сэр! Старпом наклонился над страдальцами, растерянно вспоминая, что надо делать при отравлении и ожогах. Вы слышите меня?
Адмирал, пошевелив второго офицера, похлопав его по щекам, видимо, пересмотрел свои планы:
Адмирал, пошевелив второго офицера, похлопав его по щекам, видимо, пересмотрел свои планы:
В помещении противопожарного снаряжения полно аптечек. Идите туда. Может, найдете кого-нибудь из медперсонала. Я попробую с поста управления авиацией связаться с эсминцем. Вы правы, корабль придется покинуть. Действуйте!
Лейтенант Бенсон еще раз бегло осмотрел приборы. Движок в норме. Оружие две ракеты «Гарпун» и, конечно, пушки. Топлива завались хватит до базы в Исландии, но мало ли что в пути случится, поэтому задерживаться над океаном он не собирался. В эфире творилась сущая неразбериха. О нем словно забыли. На рабочем канале преобладает пилот машины с номером «015». Вот опять запросил разрешение катапультироваться у него скоро закончится горючее.
«Да! На авианосец присесть только яйца поджаришь. Придется парню искупаться, пока его не подберет эсминец!»
Снова взгляд на приборы. Как-то это было по-сволочному удирать с «поля боя», когда всем так хреново. С пушками на бронированный линкор он, конечно, не полезет глупо. А ракеты что ж пожалуйста.
На дисплее отчетливо высветилась яркая точка локатор обзора без труда нащупал крупную цель. Не теряя драгоценного времени, лейтенант ввел в бортовые вычислители ракет данные целеуказания. Получив подтверждение захвата головками наведения, нажал на «пуск» и, едва удостоив взглядом сорвавшихся хвостатых «бесов», дернул истребитель вверх, заваливаясь на крыло.
Всё курс на запасной аэродром.
Старпом пытался организовать упорядоченную эвакуацию, мотаясь по отсекам, коридорам, трапам и палубе босиком (он так и не удосужился в спешке и суматохе найти себе новую обувь). Для него все превратилось в калейдоскоп мелькающих лиц, полыхающего огня и клубов дыма. Он уже научился различать, когда корабль вздрагивал от близких взрывов и когда получал прямые попадания удары, словно гигантский молот, передавались глухим гулом и дрожью по всему корпусу.
Экипаж посыпал на палубу. Не то чтобы это была паника. Просто все хотели жить. Этому естественному желанию настырно мешал огонь, расползавшийся по кораблю, наплевав на все технические уловки автоматики пожаротушения и самоотверженный надрыв сухожилий вкупе с мышцами и комками нервов.
На все чувствительные рецепторы людей давил устрашающим пугалом появившийся в прямой видимости бронированный «динозавр», метко и сильно плюясь сгусткам огня и стали: это и вой снарядов, и яркие вспышки, и грохот разрывов, долбящие по перепонкам и сетчатке. И тактильные удары, сбивающие с ног, калечащие об острые углы. И оседающая горечь во рту от сжигаемой взрывчатки и пластмассы. И, конечно, мерзкая, сводящая с ума вонь горелого мяса.
Если кому-то еще хватало мужества и стойкости удерживать углекислотные огнетушители или изрыгающие воду шланги, серые брутальной угловатости надстройки линкора и, что главное, не прекращающиеся всполохи залпов, сводили на нет все потуги и старания, а в глазах появлялся затравленный блеск обреченных.
«Илластриес» потерял ход, неуправляемо подставляя левый борт под удары волн, а правый фугасным снарядам.
Каждую секунду у самых бортов вставал и опадал, заливая палубу, разнокалиберный водяной лес, наполняя воздух пороховым дымом и свистом осколков. Все ощутимей и чаще корабль вздрагивал от попаданий.
Помогая вытаскивать очередного обреченного на палубу, старпом всякий раз пытался бегло оценить обстановку вокруг гибнущего авианосца. Цепкий взгляд профессионального моряка замечал, что «Бисмарк», отворачивая нос, показывал свой низкий профиль. На линкоре тоже были пожары, но это не мешало ему продолжать «грызть» английский корабль.
Командир эсминца «Диамант» понимал, что его вооружение для закованного в толстый металл линкора не представляет особой опасности. Очередная попытка выпустить из ангара вертолет с торпедой на борту чуть не закончилась катастрофой едва отцепили крепко принайтовленную машину, как она съехала в сторону, ударившись бортом о стенку ангара.
«Диамант» поначалу подошел совсем близко к авианосцу, пытаясь и быстрее принять на борт потерпевших, и прикрыться его высоким бортом от канониров противника. Но вскоре поплатился за столь рискованный маневр неразорвавшийся снаряд сбил кончик фок-надстройки со всеми антеннами и локаторами.
Теперь английский командир предпочел держаться в удалении, ставя дымовую завесу, осыпать по возможности линкор градом двадцатикилограммовых снарядов, уворачиваясь, отчаянно маневрировать, когда тот зло огрызался вспомогательным калибром.
Получалось.
Правда, один раз чуть не прилетела увесистая плюха, когда эсминцу пришлось почти застопорить ход, принимая катапультировавшегося на воду пилота истребителя.
Самолет практически завис на высоте ста метров над водой с горизонтальной скоростью, едва обгоняющей идущий эсминец. Летчик, видимо, даже хотел подгадать приземление на борт корабля, но порыв ветра увел его в сторону.
Безлошадный «Харриер» еще какое-то время шел на ветер. Оставшаяся в одиночестве аппаратура честно пыталась удержать его в горизонтали, но резкий шквалистый удар вздернул левое крыло. Машина выполнила правый разворот, увеличив крен почти до 90°, и свалилась в море.
От борта авианосца один за другим, целыми пачками отваливали спасательные плотики и уцелевшие катера. Их, нещадно болтая на высоких волнах, тут же сносило в сторону, растягивая в вереницу, рассеивая по большой площади.
«Бисмарк»
Капитан цур зее Линдеманн разглядывал необычное судно, словно рыба-прилипала кружащее в отдалении от авианосца, странная архитектура угловато зализанных и прямых плоскостей надстроек, без вырезов и иллюминаторов высокая пирамидальная гладкая фок-надстройка, точнее уже огрызок молодцы канониры! На вид тоннаж дотягивал до легкого крейсера, но на носу торчала единственная граненая башенка с маленькой пушчонкой все, что выдавало в нем военный корабль.
Кстати, эта артустановка, живо наводясь на цель и озаряясь факелом выстрелов, оказалась весьма скорострельной и точной, заставив себя зауважать и попрятаться в щели расчеты открытых зенитных пулеметов. Корабль плевался еще чем-то малокалиберным, и Линдеманн не исключал возможности получить нечто неприятное в смотровую щель рубки несколько снарядов звякнули о броню мостика.
Неожиданно вспомнил про ушедшего в радиорубку адмирала Лютьенса: «Надо же командующий до сих пор ведет беседы. А именно сейчас надо принимать решения. О, как старика зацепило! И вдруг подумал: Хотя какой, черт возьми, старик? Он старше меня всего лишь лет на шесть».
По последнему докладу главного инженера две ракеты вошли в носовую оконечность. Одна вне цитадели, пополнив разрушения в носовых отсеках, вторая пробила 145 мм верхнего пояса, затем переборки и разорвалась у барбета носовой башни. Среди боевого расчета есть раненые и один убитый, орудия и механизмы почти не пострадали, но с испугу матросы затопили погреба. Что интересно, башня после встряски стала вращаться в горизонтальной плоскости, но, пока не откачают воду из подбашенных отсеков, орудия стрелять не могли.
Еще одной неожиданной неприятностью стал взрыв снаряда в стволе башни «Бруно». Глядя на куцый обрубок с рваными краями, Линдеманн прикидывал, что можно стать на параллельный курс с английским кораблем и расстреливать его из пяти стволов: один «бруновский» и четыре с «Цезаря» и «Доры». Минусом этой позиции была бортовая качка и, как следствие, менее точный огонь. Если же следовать прежним курсом на волну, то можно было задействовать и вспомогательную артиллерию правого борта. Но постепенно дистанция до «англичанина» увеличится. Очевидный компромисс.
Крик сигнальщика, что неприятельский корабль потерял ход, отбросил все сомнения.
Курс 45. Огонь «главным» и «вспомогательным» беглый!
Линкор заметно выравнивался на волну, башни повели тяжелыми стволами, выбирая всего лишь на десять градусов правее.
Герр капитан, доложил наблюдатель с правого крыла мостика, они бросают корабль!
Неужели! Что там, показывай! Линдеманн поднял бинокль.
На полрумба вправо, подсказал матрос.
Ага, вижу.
Словно игрушки детские, проговорил в свою очередь поднявший бинокль Ганс Ельс.
Герр капитан, снова подал голос наблюдатель, этот их нелепый корабль по-моему, они хотят заняться спасением этих несчастных.
Да, пожалуй! Линдеманн, не отрываясь от окуляров, бросил помощнику: Ганс, пусть передадут «международным», что мы не будем открывать огонь по спасателю, и тут же, сообразив: Стоп! Возможно, мы им повредили антенны?!
Старпом кивнул, понимая:
«Отморгать» ратьером?
Да!
Едва помощник отошел, как его место занял внезапно появившийся командующий. Топотню и появление адмирала при определенных условиях можно было услышать, включая и шарканье младших офицеров при отдании воинской чести, но мостик линкора во время боя представлял собой весьма шумное место. Поэтому Линдеманн, увидев боковым зрением знакомый силуэт, от неожиданности непроизвольно вздрогнул.
Да!
Едва помощник отошел, как его место занял внезапно появившийся командующий. Топотню и появление адмирала при определенных условиях можно было услышать, включая и шарканье младших офицеров при отдании воинской чести, но мостик линкора во время боя представлял собой весьма шумное место. Поэтому Линдеманн, увидев боковым зрением знакомый силуэт, от неожиданности непроизвольно вздрогнул.
А уже секундой позже докладывал о тактической расстановке сил и состоянии корабля, пытаясь определить настроение адмирала. У того лицо было словно камень, хотя по опустившимся уголкам рта и глаз можно было догадаться о каких-то далеко не радужных новостях или мыслях.
В это время уже громыхали разнокалиберные орудия вспомогательной артиллерии, вгоняя в горящий авианосец снаряд за снарядом.
Адмирал, выслушав Линдеманна, до сих пор не промолвил ни слова.
Протянув руку, молча потребовал бинокль стоял и внимательно разглядывал корабли противника, что-то тихо бормоча, а может, просто шевеля губами.
Наконец сподобился задать вопрос:
Капитан цур зее, я так понял, что вот тот корабль, эсминец вроде бы, вы не обстреливаете из-за негласного кодекса не трогать суда, занимающиеся спасением тонущих моряков?