Где-то внизу у борта в днище лопалась стальная броня с примесью хрома и никеля, не выдерживая сокрушающих подводных ударов, тонны воды, ревя, устремлялись в пробоины, меркли и снова вспыхивали лампы освещения, пропадала телефонная связь с некоторыми боевыми постами.
Затем на боевой мостик прорывался поток экспрессивных, лаконичных или монотонных докладов. Капитан Линдеманн стоял с телефонной трубкой с застывшим выражением лица, выслушивая неутешительные новости. В боевой рубке все сохраняли спокойствие, словно были на учениях мирного времени. Никто не удивился, что линкору не удалось уклониться от атаки немцам ли не знать о самонаводящихся торпедах, одними из первых разработавших этот вид оружия. Единственно, пугали частота и непрерывность попаданий, словно линкор обстреливали из скорострельного торпедного аппарата.
Наблюдатели даже заметили, что одна торпеда взорвалась в кильватерной струе, а другая сотрясла небольшой айсберг, проплывавший в трехстах метрах по борту.
Корабль медленно наполнялся водой. На нижних палубах, в частности в машинном отделении и котельных, еще горел свет, продолжали гудеть турбины, механики оставались на своих боевых постах.
Пятнадцать, семнадцать узлов, не больше, докладывал по телефону разгоряченный в парилке машинного отделения старший механик, больше дать не могу.
Я знаю, положение хуже некуда, кричал мокрый с головы до пят главный инженер, вода заливает корабль, но мы сделаем, что можем, герр капитан!
Громко сквернословили матросы дивизиона живучести, дружно напирая, ставя распорку к переборке, критически выгнувшейся под напором воды.
Вам на это надо посмотреть, влетевший на мостик унтер-офицер, приняв стойку смирно, щелкнул каблуком и протянул бланк радиограммы.
Прочитав текст, адмирал Лютьенс нашел глазами Линдеманна и, качнувшись к переборке от очередного толчка, довел содержимое:
Им к нам идти еще не меньше трех часов.
Солнце едва нарисовалось на горизонте, и уверенная видимость была практически всего на пару-тройку миль. Экипаж все еще держался в рамках устава, но терпение у многих начинало лопаться. Обнаружить противника не представлялось возможным, немецкие канониры и наводчики буквально скрежетали в бессилии зубами, не имея возможности ответить, находясь в неведенье обстановки из-за оборванных линий связи.
В конце концов, слушая гулкие удары по корпусу, доклады с казематов от матросов, стоящих уже по колено в воде, командиры башен в отчаянье стали наводить орудия на любые подозрительные цели.
Доннер веттер[124], кто дал команду? Куда они лупят? удивился Линдеманн, когда кормовая башня исторгла из двух стволов сноп пламени и дыма.
Наблюдая, как один из снарядов высек ледяные куски во вспышке разрыва из высокого айсберга, показавшегося на грани видимости на правом крамболе, он воскликнул:
Соедините меня с этим безумцем!
В это время еще один удар сотряс корабль, поступили срочные доклады о частичном затоплении погребов носовых башен, и тут уже окончательно нарушилась связь, оборвались электроцепи, во всех помещениях снова погас свет.
Пока восстанавливали повреждения, «Бисмарк» стал заметно зарываться носом.
Командир! Есть связь! радостно крикнул постоянно теребивший телефонные трубки помощник.
Придется покинуть корабль, Линдеманн, приказал адмирал, командуйте!
А вы?
Я остаюсь! Лютьенса всего трясло, но он, цепко вцепившись в переборку, пытался сохранить бравую выправку.
Не валяйте дурака, герр адмирал, хватит одного раза! К чему эти напрасные жертвы?! Ельс, Хансен! Спускайтесь вниз и попросите об этом адмирала, распорядился Линдеманн, делая ударение на слове «попросите», пошевеливайтесь! Немедленно на палубу!
Не обращая внимания на завязавшуюся за спиной возню и возмущенное шипение Лютьенса, командир схватил микрофон корабельной трансляции.
Внимание! Всем боевым постам! Срочно уничтожить все секретные документы! Он вдруг осекся, подумав: «Какие, к черту, секретные документы!» И уже громче вслух: Внимание! Экипаж, покинуть корабль!
Осмотревшись в опустевшей рубке, Линдеманн наклонился и подхватил оброненную фуражку, отряхнув, плотно водрузил ее на голову и быстро стал спускаться по трапу на верхнюю палубу.
Первое, что бросилось ему в глаза, торчащая стрела крана со свисающим на тросе гидросамолетом, мерцающим навигационными огнями.
Чертяки летуны! не без восхищения пробормотал капитан цур зее.
Еще час назад унтер-офицер Ланге поднимался на мостик и просил выпустить оставшийся «Арадо», но адмирал отказал, что, в принципе, было разумно при тогдашних условиях. Тем более что, по докладам техников, оборудование катапульт и сами направляющие были повреждены после обстрела с самолетов противника.
Пробираясь по наклоненной палубе, Линдеманн постоянно сталкивался с бегущими матросами, уворачивался от скользящих в сторону крена обломков.
Палуба «Бисмарка» постепенно стала превращаться в хаос.
Простите, фельдфебель, но машина закреплена за мной, поэтому лететь должен мой экипаж, пилоту «Арадо» Эрнсту Ланге стоило неимоверных трудов уговорить старшего авиационного механика подготовить самолет к полету в обход команды с мостика. Почему-то напарник Ланге целый лейтенант, оставался безучастным, и теперь ему приходилось отдуваться от нападок коллег самому.
Ланге прекрасно понимал ребят из авиагруппы, но ничего поделать не мог и без того нарушив приказ адмирала, чего в других обстоятельствах себе бы никогда не позволил.
Но так то же в других обстоятельствах, Эрнст не заметил, что его последние мысли вырвались вслух.
Чего? не понял фельдфебель Андерсен, тоже пилот, также желающий покинуть гибнущий корабль.
Да так ничего, бросил Ланге.
Завистливо глядящего фельдфебеля для него уже не существовало, он всецело был занят подготовкой полета.
«Арадо» с бортовым номером Т3IH за считанные минуты выкатили на тележке, авиамеханики быстро разложили и зафиксировали крылья. Фыркнул выхлопом двигатель, и все девять цилиндров ровно заурчали, раскрутив пропеллер. Самолет прокатили по рельсам на пилоны катапульты. Техник, удерживая свисающий с крана стальной трос, зацепил гак за специальный рым на фюзеляже.
Пилот и стрелок быстро запрыгнули на поплавки, чтобы заменить техников.
Мичман, влезая в кабину, крикнул Ланге механику за рычагами крана, как только я махну рукой трави! А вы, он обернулся к стрелку-радисту, сразу отцепляйте гак. Иначе нас протащит за линкором. Немилосердно!
Кран почти резко вздернул моноплан вверх видимо, все уже были на взводе. Самолет завис над водой, слегка покачиваясь, и мичман, орудуя рычагами уже более аккуратно, стал опускать «Арадо» на поверхность океана.
Мичман, влезая в кабину, крикнул Ланге механику за рычагами крана, как только я махну рукой трави! А вы, он обернулся к стрелку-радисту, сразу отцепляйте гак. Иначе нас протащит за линкором. Немилосердно!
Кран почти резко вздернул моноплан вверх видимо, все уже были на взводе. Самолет завис над водой, слегка покачиваясь, и мичман, орудуя рычагами уже более аккуратно, стал опускать «Арадо» на поверхность океана.
Восемь узлов на линкоре почти не ощущались, но для зависшего над рябью гидроплана вода под поплавками имела заметное течение. Самое неприятное, что самолет развернуло, и он опускался в самом неудобном положении боком.
Едва пилот почувствовал первый удар по плавнику, он махнул рукой. Трос моментально ослаб, уронив машину на воду. «Бисмарк» стал тут же проходить своим нескончаемым серым бортом мимо закачавшегося на волнах самолета.
Отцепляй! кричали и пилот, и матросы с палубы.
Наконец стрелок отбросил стальной гак в сторону, едва не получив тросом по макушке.
Свинячье дело, Гюнтер, какого черта вы так долго возились? в сердцах заорал летчик, давая машине полные обороты.
Палуба прогрессивно заполнялась людьми, появляющимися из всех дверных люков, лазов и горловин. Стоял невообразимый шум, с которым диссонировал режущий по ушам грохот одиночки-орудия.
Перед командиром внезапно выросла фигура Вальтера Леманна. Мокрый, весь перепачканный мазутом и копотью, тем не менее ухмыляющийся капитан 3-го ранга, с потухшей сигарой в зубах, доложил, что вверенные ему люди покинули отделение машин, практически все находятся на палубе в ожидании эвакуации. Силовой агрегат при этом, судя по вибрации корпуса, продолжал работать, а корабль, не сбавив своих восьми узлов, двигался вперед.
Черт побери, Вальтер, всем надо срочно за борт и грести подальше от корабля. «Бисмарк» вот-вот пойдет ко дну и нас затянет водоворотом. Почему не послали вестового в башню «D» к этим сумасшедшим? Линдеманн постоянно оглядывался, но почему-то все время натыкался взглядом на спокойную физиономию главного инженера. Тот с невозмутимым видом протянул командиру спасательный жилет:
Пожалуйста!
И напевая в нос совершенно незнакомую Линдеманну мелодию, тут же стал помогать подтянуть шнурки и завязки.
Через три-четыре часа должно подойти спасательное судно, информировал Линдеманн. Затем бегло взглянув на часы, тряхнул головой. Нет, уже меньше. Пусть командиры дивизионов предупредят матросов, чтобы держались.
Дифферент на нос был уже невыносимый. Корма поднялась так, что показался вращающийся винт. Все не закрепленное на палубе оборудование и обломки давно уже ссыпались к носовой надстройке или попадали в воду. Многие из моряков не могли удержаться на ногах, скользя по мокрой палубе.
Люди пачками бросались в воду.
Герр капитан, пора! Командира тянули за рукав. Он снова потерял фуражку. Кто-то тут же подобрал ее и сунул в руки.
Едва замечая лица, Линдеманн стоял, уже перемахнув за леера. Внизу в маслянистых разводах бурлило болтались десятки обломков и бултыхающих руками людей. Чуть дальше качались на волнах три шлюпки.
Ему даже показалось, что он разглядел стоящего во весь рост адмирала в одной из них.
В небе изредка проносили вражеские самолеты, высоко, теряясь в поднявшейся выше туманной дымке уже не стреляя.
Неожиданно оглушительно рявкнуло кормовое орудие.
Оглянувшись на корму, где из гордо торчащего ствола еще вился желтоватый дымок, капитан цур зее оттолкнулся, пустив свое тело в полет навстречу такой пугающе далекой воде.
Ланге вел «Арадо» так низко, что едва не чиркал поплавком о гребни волн. Хороший обзор позволял осматривать небо во всех ракурсах.
И пилот, и стрелок-радист крутили головой, что называется, на 360 градусов, но не видели самолеты противника. Тарахтенье собственного двигателя заглушало все звуки, и немецкие летчики могли только подозревать, что если они и остались на месте, то носятся на своих невероятных скоростях где-то выше, невидимые в белесом мареве.