Очнулся в каком-то тёмном помещении. Судя по запаху сырости, это был подвал, а руки его оказались крепко связаны за спиной. Он попытался принять сидячее положение, но голова закружилась, к горлу подкатила тошнота, и инспектор со стоном рухнул обратно на земляной пол.
«Не иначе, сотрясение, подумал Копытман. Что ж мне так везёт, второй раз за неделю по голове получаю. Правда, та неделя была почти на двести лет вперёд, но суть от этого не меняется».
Однако нужно что-то предпринимать. А лёжа на этом полу, можно не только простудиться, но и дождаться появления злыдней, которые, судя по всему, намерены не мораль ему читать, а А что, собственно, они с ним сделают? Хотели бы прибить так сразу и расправились бы, но зачем-то сюда, в подвал, затащили.
Нет уж, братцы, пробормотал пленник, пытаясь хоть что-то разглядеть в подвальном мраке, Пётр Копытман идти на заклание не согласен.
Собравшись с силами, он предпринял вторую попытку принять сидячее положение, и на сей раз это ему удалось. Выяснилось, что позади него влажная каменная кладка. Копытман живо представил ползающих в темноте пауков и мокриц и содрогнулся от отвращения. К подобного рода тварям он с детства питал отнюдь не самые нежные чувства, и их возможное присутствие рядом его сильно нервировало.
Впрочем, сейчас нужно было больше думать о спасении собственной жизни. Неизвестно, кто его оглушил и затащил в этот подвал, однако вряд ли он питал к инспектору дружеские намерения. Уж не Гусак ли со своей бандой постарался?
Кинжала на боку не оказалось, видно, снял злоумышленник. Может, получится чем-нибудь перепилить путы? Хотя бы острым обломком кирпича
Но реализовать свой план он не успел, потому что дверь со скрипом отворилась и в подвал, сжимая в худой руке подсвечник с торчавшей из него и нещадно чадившей сальной свечой, вошёл сам Фёдор Тимофеевич. Его сопровождали двое. Один из них был Куприян, второй угрюмый детина был узнику незнаком. Куприян с усмешкой поигрывал кистенем на цепочке. Бывший хозяин постоялого двора уселся на табурет, передав подсвечник второму злодею.
Что, ваше высокоблагородие, очнулись? оскалился Гусак, отчего его лицо в игре света и теней приняло зловещее выражение. У нашего Федота удар поставлен, лишнего не навредит, а сознания лишит как по заказу, хошь на час, а хошь на два.
Пётр Иванович молчал, ему было о чём подумать, поскольку положение своё он считал крайне незавидным.
Что молчите? Небось, мысли нехорошие в голову лезут? И правильно лезут, потому как постоялого двора вы меня лишили, сударь, и нашу весёлую компанию раскрыли, так что теперь меня в розыск объявили по всей Российской империи. После такого благодарность моя к вам будет особого толка. Федот, ну-ка, займись.
Здоровяк в свою очередь передал подсвечник Куприяну, закатал рукава и одним рывком поставил Петра Ивановича на всё ещё нетвёрдые ноги. Затем коротким движением ударил в солнечное сплетение, и Копытман, охнув, кулем свалился на пол, ловя ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
Ну, это так, руки размять, усмехнулся Гусак. Вы ещё, ваше высокоблагородие, не знаете, каков Федот в настоящем деле. Никто покудова не устоял, ежели ему надо было выпытать, где человек деньги прячет аль другую ценность какую. Ну так вас пытать смысла нет, всё одно взять нечего, и без того в долг живёте. Хоть потешиться, за обиду отомстить Ладно, дадим небольшую отсрочку, пока посидите здесь, в холодке, заглянем к вам часика через два, тогда уж займёмся вами, сударь, так, что сами о смерти молить будете. И кстати, кричать бесполезно
Всё одно на всём этаже только пьяный кавалерийский капитан? грустно хмыкнул инспектор.
Всё одно на всём этаже только пьяный кавалерийский капитан? грустно хмыкнул инспектор.
Шуткуйте-шуткуйте, ваше высокоблагородие, недолго вам осталось. Будете скоро с херувимами на том свете шутить.
Делегация покинула подвальное помещение, а Копытман остался наедине с собой. И мысли в его голове бродили невесёлые. Не иначе, эти сволочи ещё и поизмываться решили. Не просто прирезать его, но и заставить морально страдать в ожидании страшной кончины. Однако, будучи человеком действия, Пётр Иванович принялся выдумывать способы, как избавиться от пут. Острого осколка кирпича, как назло, нигде не нащупывалось. Тем временем глаза уже немного привыкли к темноте, и инспектор даже начал различать какие-то предметы. Кое-как поднявшись, он обследовал подвал и в углу обнаружил деревянный ящик, выстеленный соломой, а в нём большую бутыль с пробкой. Выдернув её зубами, учуял характерный запах. Похоже, четверть самогона.
Ударил по ящику ногой, тот опрокинулся вместе с бутылью, послышался звон битого стекла, и помещение наполнилось запахом сивухи. Чудом не порезав пальцы, Копытман одним из осколков в течение нескольких минут перепилил крепкую пеньковую верёвку, каждое мгновение с ужасом ожидая появления своих мучителей. А тут ещё пальцы, которыми он держал стекляшку, от напряжения начало сводить, но в какой-то момент верёвка лопнула, и инспектор с облегчением принялся разминать затёкшие запястья.
Что же делать дальше? Как выбраться из подземного логова, ежели входная дверь надёжно заперта и окон нет? Сидеть и ждать прихода своих палачей? На это Пётр Иванович категорически был не согласен.
Отчаявшись в поисках выхода, он взял в руку отбитое горлышко бутылки и встал у двери, приготовившись защищаться до последнего. Решил, что первый, переступивший порог, получит удар «розочкой» в горло, а дальше как бог даст, хотя сам отнюдь не был уверен, что сможет свой замысел претворить в жизнь. За исключением событий последнего времени слишком уж спокойно протекала его жизнь, не требовавшая от Петра Ивановича проявления решительности и уж тем более храбрости.
По мере того как время шло, волна адреналина понемногу спадала, следом наступила слабость, да такая, что ноги отказывались его держать, и инспектор сполз по стенке на пол, уже будучи совершенно уверенным, что теперь-то точно обречён. Но в тот момент, когда за дверью послышались глухие шаги, Копытман, стиснув зубы, поднялся и занял позицию, продолжая сжимать дрожавшими пальцами бутылочное горлышко.
В замочной скважине провернулся ключ, дверь распахнулась, и Пётр Иванович с отчаянным криком кинулся вперёд, но в последний момент сдержал смертельный удар, увидев, что вошедшим оказался капитан-исправник Неплюев.
Прохор Пантелеймонович! почему-то дискантом воскликнул инспектор, едва снова не осев на земляной пол.
Он самый, вашсокбродь, а со мной вон ещё Фёдоров. А вы что же, вознамерились злоумышленнику горло перерезать? Похвальная решимость, на вашем месте я тоже что-нибудь этакое придумал бы. Как они вас, не сильно били?
Да нет, пока только размялись Ещё вот, правда, шишка на макушке.
Это они вас дубиной так приласкали, надо полагать?
Дубиной А где же разбойники? очнулся Пётр Иванович.
Спеленали мы всех четверых, с довольной ухмылкой ответил Прохор Пантелеймонович.
Четверых? А сюда трое приходили: Гусак, Федот и Куприян.
А там ещё Селифан на хозяйстве был, голубчик. Думаю, на самом деле их поболе будет, душегубцев, ну так я этим-то устрою допрос с пристрастием, глядишь, и остальных выдадут. И так усмехнулся, что стало понятно этот выбьет показания, можно даже не сомневаться.
А как же вы меня нашли? спросил инспектор, когда они уже поднимались из подвала.
Оказалось, по приказу исправника за столичным чиновником было устроено негласное наблюдение. Да такое искусное, что сам Копытман ничего не заметил. И когда его оглушили и привезли сюда, в один из домов на окраине N-ска, то соглядатай и доложил куда надо, и вскоре прибыла «группа захвата» во главе с самим Неплюевым. Обошлось без жертв, злоумышленники, увидев направленные на них пистолеты и ружья, сдались без боя.
Ещё и кинжал твой у Гусака нашёл, похвалился исправник. Таперича он уже вам, думаю, без надобности. А вот, кстати, ваша трость, вы её обронили, когда на вас напали.
Покорнейше благодарю, сударь, ответил Копытман, принимая трость. Если бы не вы
Не стоит, это моя работа, отмахнулся Неплюев. Что ж, не смею вас больше задерживать, вашсокбродь. Сейчас мой человек на коляске доставит вас к постоялому двору, там отдохнёте и приведёте себя в порядок. А завтра вернее, уже сегодня, как отоспитесь, часикам к двум пополудни прошу ко мне, в участок, нужно составить заявление. Напасть на самого коллежского асессора из столицы! Хорошо, если эти голубчики каторгой отделаются.
А Пётр Иванович подумал, что визит на суконную фабрику, скорее всего, придётся отложить.
«Ничего страшного, утешал он себя, не последний день живём. Главное, чтобы к воскресенью со здоровьем всё было в порядке».
Глава 7
Н о нет, не дали ему выспаться! Хоть он и предупреждал Афанасия, чтобы тот к нему никого не пускал, но, видно, забыл медяк сунуть. В десять утра в дверь к задремавшему под утро после ночных треволнений Копытману постучался Порфирий Матвеевич. Делопроизводитель занёс обещанные двести тридцать рублей на «сиротский приют».
Спрятав деньги за стенку комода и не успев решить, продолжить сон или приступить к гигиеническим процедурам, Пётр Иванович вынужден был принять уже давешнего купца. Кутьин ввалился в нумер подобно небольшому медведю и громогласно объявил, что готов везти героя на пристань и суконную фабрику.
Наслышаны, наслышаны о ваших геройских похождениях нынче ночью, пробасил Алексей Нифонтович, с хитрым прищуром оглядывая расхристанного инспектора. Небось, и выспаться толком не удалось? Ежели скажете, могу и в другой раз наведаться.
Что вы, не стоит, зря ехали, что ли Если обождёте минут десять пятнадцать, я приведу себя в порядок. Нам бы только до двух пополудни управиться, кинул он взгляд на свой наручный брегет, меня Неплюев будет ждать.
Успеете, ваше высокоблагородие, домчим в момент.
Обождать купец согласился на первом этаже, в трактире. Пока он перекусывал отварной телятиной с хреном, Копытман успел даже побриться, оставив намёк на бакенбарды.
Для затравки прибыли к причалам, где под погрузкой стояла баржа. Грузили пшеницу. Крепостные взгромождали с подвод мешки на потные спины и волокли их на баржу. Процесс не останавливался ни на секунду.