Вдруг Ася заплакала. Уткнулась лицом в платок. Я подскочил, не зная, что делать. Метнулся к раковине, налил в стакан воды. Поставил перед Асей. Но та уже справилась с собой. Плечи перестали вздрагивать, вытерла платком глаза.
Я тоже выпил свою рюмку, закусил. Асю не торопил, ждал продолжения.
Наш план «А» кое-как дотащить немца до своих, с треском проваливался, а ведь с минуты на минуту весь лес наполнится веселым лаем породистых овчарок Срочно придумали план «Б». Привязали пленного к березе, развели костер, поставили укол и в районе плеча сделали ножом глубокий порез до кости
Вдруг Ася заплакала. Уткнулась лицом в платок. Я подскочил, не зная, что делать. Метнулся к раковине, налил в стакан воды. Поставил перед Асей. Но та уже справилась с собой. Плечи перестали вздрагивать, вытерла платком глаза.
Может, не надо дальше? спросил я, хотя мне ужас как хотелось узнать, что там дальше.
Да ладно, дорасскажу. Сначала немец терпел, но потом его как подменили. Еще минуту назад он, глядя на окровавленный нож с улыбкой на губах, был готов умереть за фюрера, а тут задергался, завыл и еще не на русском, но уже не на немецком как мог объяснил, что ему стало гораздо лучше и он готов бежать в советский штаб полка, чтобы скорее сообщить ценные сведения
Мы с Кирой навесили на него автоматы, рацию, и он, как новогодняя елка, бежал впереди всех, еще и подгонял: «Фрау, битте шнеллер ворвартс!!!» Десять километров до своих прошли за каких-то три часа.
Гриб представил нас с Кирой к орденам солдатской Славы и похвалил за находчивость: «Молодцы, товарищи разведчицы, ловко вы «языка» ножичком припугнули подзадорили, а в результате всего лишь маленький порез на плече ничего страшного, до расстрела доживет»
Я ничего не понял, покачал головой я. Немец испугался пореза?
Нет, Ася встала, начала собирать тарелки со стола. Мы не собирались пугать пленного. Кира туго обвязала его правую и левую ноги в районе паха и руки под мышками. Затянула палочками потуже, вколола в полковника лошадиную дозу обезболивающего, а я своим немецким штыком с пилой на обухе принялась отпиливать офицеру руку
У меня челюсть поехала вниз. Я смотрел на эту миниатюрную женщину и не мог поверить своим глазам.
Стокилограммовый мужик без рук и без ног уже совсем не такой тяжелый, спокойно тем временем продолжала Ася. Культи бы прижгли головешками и дотащили бы его до наших. А если повезет, то еще и живого
Я пытался что-то сказать, но слов не было. Совсем.
Вот так, Лешенька Хоть бы не было войны
29 мая 1964 года, пятница
Москва, Пушкинская площадь, дом 3
Как делается газета, знаешь? толстый низенький мужчина с большими залысинами на голове и дымящейся «беломориной» в желтых зубах вел меня по главному зданию «Известий». Сегодня был мой первый рабочий день в качестве стажера отдела репортажей. Возглавлял отдел тридцатилетний Герман Седов тот самый ученик Заславского, которому звонил декан на мой счет.
Представляю, осторожно ответил я.
Повторяю на всякий случай. Замы Аджубея каждое утро проводят планерки. На них отделы дают фактуру в следующий номер. Планируемые статьи, заметки, репортажи
А отделы откуда берут фактуру? поинтересовался я, зная ответ.
Мы, отделы, собираемся на летучку. Тоже каждый день. Журналисты работают по разным источникам. По письмам трудящихся, по указаниям ЦК, новостям из информагентств вроде ТАССа, наконец, самому ножками надо бегать, приносить что-то в клювике. Помнишь, как у Ильфа и Петрова? «Попал под лошадь»? Идешь по улице верти головой на 360 градусов.
Мы повернули по коридору и зашли в кабинет под номером 107. Тут сидел улыбчивый молодой парень в рубашке с закатанными рукавами и что-то писал. Над столом висела карта Советского Союза, в книжных шкафах стояли какие-то справочники.
Вот, Гена, знакомься, представил меня Седов. Наш новый стажер, Леша Русин.
Знаем, знаем, подмигнул мне парень.
Из вас не сделают героев
Вас не отправят в лагеря
Костюм «страдальцев и изгоев»
Вы на себя пошили зря
Я скромно потупился.
Это, Леша, наш главный Цербер Геннадий Игнатьевич.
Ага, меня начали знакомить с редакцией с цензора Главлита. Без его визы не выходит ни один номер газеты.
Тебе с ним придется много работать Геннадий утверждает каждую полосу.
Мы жмем руки, идем дальше по коридору. Заходим в большую светлую комнату, в которой стоит полдюжины столов. Несколько мужчин и женщин быстро печатают на электрических машинках. Стоит негромкий стрекот. На мне скрещиваются несколько пар глаз.
Ага, меня начали знакомить с редакцией с цензора Главлита. Без его визы не выходит ни один номер газеты.
Тебе с ним придется много работать Геннадий утверждает каждую полосу.
Мы жмем руки, идем дальше по коридору. Заходим в большую светлую комнату, в которой стоит полдюжины столов. Несколько мужчин и женщин быстро печатают на электрических машинках. Стоит негромкий стрекот. На мне скрещиваются несколько пар глаз.
Это наш отдел репортажей, я тебя потом со всеми познакомлю. Седов тушит папиросу в пепельнице на ближайшем столе, идем дальше.
Так вот газета. После того как журналист напечатал свой материал, он после утверждения его у меня несет в корректорскую вот она. Заходим еще в одну большую комнату, в которой десяток женщин, склонившись, вычитывают материалы. Я опять попадаю под обстрел заинтересованных женских взглядов.
После корректуры материал идет на линотип. Далее он отправляется метранпажу. Сейчас мы с ним познакомимся.
Спускаемся на этаж ниже, попадаем в некоторое подобие цеха. Тут стучат печатные машины, стоят прессы. К нам подходит усатый степенный мужик с испачканными краской руками.
Привет, Степаныч! Вот привел стажера знакомиться.
Мужик показывает свои руки, жму его запястье. Нас ведут к большому столу, на котором разложены свежие полосы. Метранпаж дает мастер-класс. Ослабляет винты талера, вынимает из набора, поддев шилом, ошибочные строчки, вставляет новые, вбивая их на место деревянной рукояткой, и прокатывает свежий оттиск.
Теперь готовый оттиск опять несем корректорам и цензору. Они подписывают полосы, и ты их вешаешь вот тут. Мы попадаем в огромную комнату, в которой работают с полсотни журналистов. Как будут выражаться в будущем в опен-спейсе. Полосы весят на специальных рейках, прикрепленных к стене. Я понимаю, что это сделано для удобства. Начальству сразу видно, на сколько процентов готова газета и кто задерживает свои полосы. Журналисты работают под постоянным прессом дедлайна. Утром советские граждане должны получить свежий номер «Известий». Газету уважают. Аджубей, будучи зятем Хрущева, многое себе позволяет. Суслов регулярно жалуется в ЦК, что он открывает свежие «Известия» и не знает, что будет в газете. Другие издания такого себе позволить не могут поэтому про них едко шутит народ. Приходит мужик к киоску «Союзпечать», а ему продавец отвечает: «Правды» нет, «Россию» продали[8], остался «Труд» за три копейки. Ах да, «Комсомолка» висит за углом». Про «Известия» так не шутят.
Аджубей придумал, на лице Германа появляется недовольная гримаса, и он кивает на большое открытое пространство. Тут раньше кабинеты были. Но все перегородки по его приказу сломали.
Экскурсия заканчивается в отделе репортажей чаепитем. Знакомлюсь с журналистами, слушаю байки. Пью чай под традиционные сушки.
Имей в виду, Русин, Седов дымит папиросами как паровоз. У нас сухой закон. Пока наша полоса не подписана, даже не думай употреблять. И еще. Журналистское удостоверение стажерам не положено.
Как-нибудь обойдусь, пожимаю плечами я.
Зря, справа хмыкает худощавый парень в хорошем двубортном костюме. Ксива помогает. Вот в прошлом году
Ладно, Паша, потом расскажешь. Седов тянет меня к себе в кабинет. Пошли оформляться на работу.
Меня усаживают за стол, просят написать биографию в отдел кадров. Решаю немного оживить атмосферу, вспоминаю знаменитый фильм Шахназарова «Курьер»:
«Я родился в провинции Лангедок в 1668 году. Мой род, хотя ныне и обедневший, принадлежит к одним из самых славных и древних семейств королевства. Мой отец граф де Бриссак сражался в Голландии в полку г-на Лаваля и был ранен копьем при осаде Монферрата, на стенах которого он первым водрузил королевское знамя. До 17 лет я жил в родовом замке, где благодаря заботам моей матушки баронессы де Монжу был прилично воспитан и получил изрядное образование. Ныне, расставшись со своими дорогими родителями, дабы послужить отечеству на поле брани, прошу зачислить меня в роту черных гвардейцев его величества».
Седов смотрит на лист. Потом на меня. Обратно на лист.
При осаде чего?
Монферрата.
С юмором у Седова все хорошо. Он смеется, вытирая слезы.
Молодец! Сработаемся. А теперь еще раз и без черных гвардейцев.
Деваться некуда, пишу официальную биографию. Потом заявление на имя Аджубея. Мне заводят трудовую книжку. После всей бумажной суеты получаю первое задание от Седова:
Сегодня свободен, а завтра едем в 135-ю школу. Делать репортаж о последнем звонке. В 7.30 утра встречаемся на метро «Динамо». В центре зала.
День пытаюсь закончить на ударной ноте. Вечером в Большом зале ДК МГУ бодро и с выражением читаю доклад на своей первой (но явно не последней) парт-конференции. Заседание проходит по накатанной. Сначала зал голосует за членов президиума. Те садятся на сцене за длинным столом, накрытым зеленой скатертью. Потом голосование по повестке дня. Единогласно принимается. К трибуне выходит первый докладчик. Это сам Солодков глава парткома. Начинается длинный и скучный отчет.
Мероприятие идет по-заведенному, народ вокруг разве что не зевает. Некоторые клюют носом, на «галерке» несколько человек тихонько играют в «морской бой». Наконец из-за кулис вызывают меня. Представляют «молодой порослью, которая придет нам на смену», хвалят за то, как держался на парткомиссии. «Устав знает назубок, легко перечислил всех первых секретарей союзных республик». Готовый кандидат в члены партии.
Мой доклад, обильно сдобренный цитатами из классиков, такая же скучная обязаловка, как и у предыдущих ораторов. Успокаиваю себя мыслью, что мусульманам надо пять раз в день молиться. А мне только разок на партконференции выступить.
Глаз радует лишь Вика. Не знаю зачем, но девушка пришла на это мероприятие. Сама вызвалась. Одета она сегодня неброско серая юбка, белая блузка с комсомольским значком. Сидит в первом ряду, ласково мне улыбается. А я стою потею в костюме, галстук сжимает шею слишком сильно затянул узел.