Наконец все закончено. Представитель горкома вручает Солодкову какой-то переходящий вымпел, все аплодируют.
Мы с Викой выходим из ДК, прогуливаемся по территории МГУ. Вечером похолодало, и я накидываю девушке пиджак на плечи. Снимаю удавку-галстук, кладу в карман. Потом не выдерживаю, увлекаю девушку в кустики. Она не сопротивляется, и мы исступленно целуемся. Я даю волю рукам, но быстро одергиваю сам себя. Не дай бог застанут.
Выбираемся обратно на асфальтированную дорожку, тяжело дыша и переглядываясь со смехом, продолжаем прогулку.
Может, сегодня переночуешь у меня на Таганке? осторожно интересуюсь я. Мысленно скрещиваю пальцы.
Хорошо, Вика краснеет. Только я предупрежу девчонок в общаге, что меня не будет.
Проходя мимо спортивного городка, натыкаемся на компанию гогочущих парней во главе нет, ну откуда такое везение?!. во главе с Петровым. Парень одет в футбольную форму, на ногах бутсы. Их и на профессиональных футболистах не всегда найдешь дефицит. Понятно, ребята идут с вечерней игры.
Нет, вы посмотрите! Петров смотрит на меня, потом на припухшие от поцелуев губы Вики и заводится с пол-оборота. Рус вообще оборзел в край, чужих девчонок кадрит!
Я не твоя девчонка! Подруга тоже злится. Вообще сомневаюсь, что теперь хоть кто-нибудь пойдет с тобой гулять, трепло.
Заткнись, шлюха! У парня сносит крышу, и он, сжав кулаки, орет на Вику. Прощать такое нельзя, и я коротко, без замаха бью Петрову в нос с правой. Хруст, кровь во все стороны. Петров со стоном падает, но тут же вскакивает на ноги. Ребята, что шли с бывшим комсоргом, рассыпаются в круг. Слышны крики: «Один на один!» Понятия честной драки еще присутствуют в головах парней.
Петров встает в боксерскую стойку. Делает несколько пробных джебов. Из его носа хлещет кровь и заливает белую футболку с цифрой «3». Я легко уклоняюсь, кружу вокруг парня. Мои руки тоже подняты и защищают голову. Внезапно я спотыкаюсь и падаю на колени. Успеваю заметить чью-то ногу.
Леша, осторожно! кричит Вика. Подножка.
Поздно, дорогая, я уже на земле. И мне тут же по ребрам прилетает бутса Петрова. Староста бьет с «пыра». Успеваю подставить руку, но боку все равно достается. Чувствую сильную резкую боль, сжимаю зубы, чтобы не застонать. Перекатом ухожу в сторону. Тем временем футболисты хватают и оттаскивают парня, который подставил мне подножку, попутно награждая подзатыльником. Поделом.
Петров пытается развить успех, еще раз бьет с замаха ногой. Слишком долго! Я успеваю сгруппироваться и подбить его ногу рукой. Петров падает рядом, и мы тут же вцепляемся друг в друга, как два бультерьера. Драка переходит в партер и становится менее зрелищной. Катаемся по земле, пытаясь занять положение «сверху». Я просто умираю от боли в ребрах, но держусь. Петров заливает меня кровью из разбитого носа. Силен, гад! Спортсмен хренов.
Наконец мне удается прижать его к траве, засунуть одну руку под шею, локтем другой руки надавить сверху. Классический удушающий прием. Петров хрипит, краснеет, но не сдается. Да и как ему сдаться? Говорить-то он не может. Краснота переходит в синеву, и Петров отключается. Я убираю руки не дай бог задушил Но нет, дышит. Парни вокруг включаются в ситуацию, сразу много рук хватают меня и ставят на ноги. Я кривлюсь от боли, но терплю.
Задушил! кричат одни. Зовите милицию.
Да нет, жив! Кто-то склонился к Петрову и проверил пульс.
Вика пытается пробиться через толпу, но ее не пускают. Я же, шатаясь, стягиваю заляпанную и порванную рубашку, отряхиваю брюки.
А ну расступитесь, бандерлоги! слышу громкий рык. Узнаю бас Кузнецова. Его массивная фигура таранит толпу, Вика бежит сзади. Сразу обнимает меня со слезами.
Что случилось?! Товарищ наклоняется к Петрову. Тот уже порозовел и моргает глазами.
Кузнец, это был махач. Один из парней помогает нашему богатырю поставить Петрова на ноги. Тот тоже качается, глаза мутные.
Рус первый врезал комсоргу.
Бывшему комсоргу! Кузнецов держит моего врага за шкирку, не давая упасть.
Да тот Селезневу обругал грязно, футболисты начинают галдеть. Правильно врезал.
Махач был честный, один на один.
Почти честный!
Милицию вызываем?
Да дружинники сейчас сами придут.
Так! Харэ галдеть! Кузнецов встряхивает Петрова. Тот все еще в ауте, хотя ему уже явно лучше. Вот на минуту нельзя вас оставить. Представляешь, Рус, друг поворачивается ко мне, пошел отнести мячи в спортзал, возвращаюсь а тут такое
Дорогой, как ты? единственный, кто мной интересуется, это Вика. Она начинает меня ощупывать, я морщусь от боли в ребрах. Но больше, кажется, повреждений нет.
Так! принимает решение Кузнецов. Расходимся. Забирайте этого дебила. Покачивающийся Петров отправляется в руки футболистов. Не будет милиции.
Осмотр продолжается и на Таганке. Отказавшись от помощи друга и напялив пиджак на голое тело, я в сопровождении Вики доезжаю до «конспиративной» квартиры. Знал бы генерал, чем мы тут занимаемся! Девушка копается в ящиках и находит вполне приличную аптечку.
Тебя в травмпункт надо, резюмирует она, щупая ребра. Справа уже появился огромный лиловый синяк.
Ну а там что сделают? Я осторожно сажусь на стул, дышу еле-еле. Так боль не столь заметна.
Рентген, конечно.
Нет, потом.
Обмотают торс тугой повязкой.
Ну вот и обмотай.
На свет из аптечки появляется бинт, лейкопластырь на катушке. Меня начинают пеленать.
Леш, я хотела тебе сказать, осторожно произносит Вика, фиксируя повязку. Перед дракой у меня в голове какой-то звон раздался. Тревожный.
А как ты поняла, что это был тревожный звон?
Ну, он был странный, задумалась девушка. Как набат во время пожара.
Ого! Вот это новость. Неужели я со своим СЛОВОМ так влияю на Вику, что она тоже начала что-то слышать?
Обязательно говори мне, если подобное еще раз случится, я кладу руку на бедро Вики. Хорошо?
Девушка неуверенно кивает.
Моя рука сползает вниз, а потом начинает свое путешествие вверх, задирая подол платья.
Русин, я глазам не верю! Опять синдром раненого??
Вика смеется, пытаясь оттолкнуть мою руку.
Да, любовь моя. Я ранен прямо в сердце.
К правой руке присоединяется левая.
Нет, Русин! Пойми! Тебе нельзя. Если это перелом ребер или даже трещина
Мои ладони все-таки проникают под платье и оказываются на упругой попке девушки.
Солнышко, а ты слышала о такой позе «наездница»? Она еще называется «амазонка».
Утром в субботу я, позевывая, прогуливаюсь по вестибюлю станции «Динамо». Разглядываю дискоболов, бегунов и прочих атлетов на барельефах. Попутно тайком ощупываю бок. Болит, но умеренно.
Ночью Вика, освоив новую позу, совсем меня «заездила». В некоторые моменты наивысшего наслаждения моя «амазонка» просто отключалась, забывала о травме и наваливалась руками на грудь. Я внутренне охал, но терпел. Ведь передо мной колыхалась прекрасная Викина грудь.
Привет, старичок! Из прибывшего поезда выходит Герман и приветливо хлопает меня по плечу. Ну хорошо хоть не по ребрам
Чего такой бледный? Не выспался?
В одной руке Герман мял папиросу явно курить хочет, в другой держал портфель. На плече висел черный диктофон «Филипс». Заметив мой взгляд, Седов подмигнул:
Чего такой бледный? Не выспался?
В одной руке Герман мял папиросу явно курить хочет, в другой держал портфель. На плече висел черный диктофон «Филипс». Заметив мой взгляд, Седов подмигнул:
Последний писк моды. Прямо «из Парижу». Сорок пять минут записи на пленочную кассету, а не на обычную бобину.
Да Хорошо вас Аджубей снабжает.
Нас, старичок! Нас. Теперь ты играешь в команде «Известий». Привыкай. Ну что, пошли? Надо сегодня быстро отстреляться и сдать материал. В понедельник едем делать интервью с главным архитектором гостиницы «Россия».
Мы поднялись по эскалатору и вышли в город.
Да, большая стройка намечается, я вдохнул свежий московский воздух. Как же хорошо! «И жить хорошо, и жизнь хороша!» А какова моя роль в этих поездках?
Будешь вникать, как работать «в поле». Герман передал мне портфель, закурил папиросу. Вот и закончился свежий московский воздух. Поиграешь «запасным». Я опрашиваю директора школы ты завуча. Я архитектора ты прораба. Уловил? Потом сравниваем материалы в редакции, смотрим. Может, чего буду у тебя брать из текста.
Годится, я вернул портфель, ускорил шаг. А как оно вообще работать «в поле»?
Да зашибись! На руках носят. Помню, в прошлом году история была. Поехали с фоторепортером в один колхоз делать репортаж про урожай. Я записал интервью, идем в поле, где должны были снимать, как первый секретарь райкома отрывает колосок, мнет его в руках и что-то показывает нашему герою и председателю колхоза женщине, тоже Герою Соцтруда. Приехали к полю, а пшеница у них слабенькая, сантиметров сорок всего. Нашему фоторепортеру это не понравилось, и он как заорет: «Все на колени!»
Они и бухнулись коленками в грязь. Представляешь себе трое взрослых заслуженных людей. Комбайнер-то ладно, он и так грязный, а секретарь и председательница в светлых костюмах стоят на коленках и друг другу колоски показывают. И смех и грех. Зато репортаж получился отличный, пшеница всем по пояс, красота. Аджубей хвалил. А какую поляну нам там накрыли Герман мечтательно улыбается. Водочка, сало, домашние колбасы, шашлычок пожарили
М-да И эти авгиевы конюшни мне придется зачищать? А ведь Седов не так уж и плох. По-журналистски нагл, развязен, зато деловит и явно пробивной. Но откуда такое скотское отношение к людям труда? Откуда такой разрыв между элитой и народом? Или это вечная проблема России?
До школы мы дошли быстро. Так же скоро включились в работу. Линейка с нарядными учениками и родителями уже была построена на школьном дворе, спустя полчаса начались выступления педагогов. Седов принялся записывать комментарии, брать интервью мне же предложил прогуляться по школе.
После линейки будет что-то вроде капустника в актовом зале. Журналист достал из портфеля фотоаппарат «Смену».
Говорят, даже делегация дипломатов из ГДР будет. Там доснимем, и по домам. Эх, не выделили нам фотокорреспондента на сегодня, все самим делать Ладно, старичок, дуй в школу и посмотри доску почета первым делом может, какие известные выпускники тут есть. Вставим в статью.
Я зашел в здание, прогулялся по первому этажу. На меня нахлынула ностальгия по моей «прошлой» жизни». Сколько лет я отдал школе! Сколько учеников выпустил. Некоторые работают в правительстве, стали известными учеными