Это почти настолько же плохо, насколько хорошо. задерживаю дыхание, когда он скользит рукой по моей талии, и ощущаю прикосновение каждого пальца. Другая его рука ложится чуть ниже, на поясницу, которая внезапно становится местом пересечения всех нервных окончаний. Оливер притягивает меня к себе. Я ощущаю его ремень у своего живота и свою грудь, прижатую к его солнечному сплетению.
Ухватившись за его бицепсы, я вглядываюсь ему в лицо. Темные брови, искорки в глазах, тень щетины на челюсти Каким-то образом все эти отдельные черты сплетаются в самое важное для меня лицо на свете. В момент, когда Оливер смотрит на меня, на мгновение его губы приоткрываются, и я замечаю, как потом сжимается его челюсть и как пальцы сильнее впиваются мне в спину. Это напряжение. Это вот прямо сейчас похоть, и я в жизни ничего так сильно не жаждала, как его поцелуев. Такое желание почти болезненно. Внутри меня что-то бунтует, пронзая меня острой потребностью и заявляя, что спокойствия не будет, пока я не получу желаемое. Я в заложниках у собственного сердца.
Мы движемся, еле переступая и очень медленно поворачиваясь.
Неплохо, произносит он. Я давно не танцевал.
Я продолжаю ждать, когда же наступит понимание, что происходящее немного странно. Но этого не происходит. Ощущение, будто я, перед тем как чихнуть, задержала дыхание.
Дыши, Сладкая Лола, шепчет он, и внутри меня что-то оживает.
Оказывается, я на самом деле не дышала. И просто бездыханно стою здесь, ожидая, что он меня поцелует, что мое тело расслабится, а время замрет. И тут внезапно ощущаю, каково это быть в кого-то влюбленной.
Я в ужасе, произношу я. Мы сейчас так близко друг к другу, и хотя не могу покрыть поцелуями каждую черточку его лица, я ощущаю его дыхание и почти могу попробовать его губы с привкусом скотча.
Его взгляд путешествует по моему лицу, а голос мягко утешает:
Я знаю, лапочка.
Мне никогда не удавались отношения. Мне хочется, говорю я и тут же быстро добавляю: Но это пугает.
Знаю, снова повторяет он и прижимается поцелуем к моему виску. Одна его рука скользит вверх по спине и зарывается в волосы на затылке. Но я просто хочу тебя. И мне не нужно, чтобы все было легко или идеально. Я не хочу ускорять события.
Вот оно, такое простое и откровенное признание. Его честность ломает плотину внутри меня, и я чувствую, как из меня рвется мое грубоватое и сбивчивое.
Мой первый раз был с самым настоящим наркоманом, выпаливаю я и чуть не плачу, когда он поворачивается и прижимается небритой щекой к моей. Его ухо сейчас как раз у моего рта, и я шепотом признаюсь: Он работал в 7-Eleven[30] на углу и просто хотел кайфануть и потрахаться. Мы даже никогда толком не разговаривали. Сглотнув, я продолжаю:
Мне было всего четырнадцать. Ему двадцать.
Я чувствую, как Оливер напрягается всем телом.
О нем никто не знает, даже Харлоу с Миа. Они думают, я лишилась девственности совершеннолетней. Но папа работал до обеда, поэтому по большей части после школы я не хотела сразу идти домой, а искала что-то вроде чтобы отвлечься или Даже не знаю. После ухода мамы я принимала не совсем верные решения.
Ты тогда по-другому и не могла, утешает он, целуя меня в щеку. Его губы оставляют на моей коже огненный след.
Но как это ни ужасно признавать, те отношения были самыми легкими. Все, с кем я встречалась, после разрыва меня ненавидели. Я отстраняюсь, чтобы встретиться с ним взглядом. Всегда было так, что едва все становится серьезным Я не знаю. Короткое замыкание. Не хочу, чтобы и у нас так было.
Не отрываясь взглядом от моего рта, он спрашивает:
Ты не хочешь, чтобы это было серьезно, или не хочешь, чтобы закоротило?
Не хочу все испортить, объясняю я. Наша дружба для меня слишком важна. Что, если мы сделаем это и все изменится?
Оливер кивает и снова прижимается ко мне щекой:
А у меня нет выбора не хотеть этого, Лола. Я влюблен в тебя.
Его слова жгут мои легкие, и я снова замираю, не дыша. Словами не описать, что я сейчас чувствую. Это как находиться на лезвии бритвы между блаженством и ужасом.
Ш-ш-ш, шепчет он. Только не паникуй, ладно? Я просто хочу быть честным в этом. Я люблю тебя. Хочу тебя. Он прерывисто выдыхает у моей шеи. Твою мать, так хочу тебя. Но я понимаю, что все не просто, и не жду этого. Я просто хочу попробовать. В смысле, если мы
Я быстро несколько раз киваю. Мое сердце оказалось уже в горле, стуча без остановки и нуждаясь в нем. И когда он резко притягивает меня к себе и крепко стискивает, я ощущаю его облегчение. Не думала, что возможно быть еще ближе, но это так. Наши тела будто требуют так сильно прижаться друг к другу, чтобы стало трудно дышать.
Какое-то время мы молчим, и я замечаю, что танцевала без единой мысли. Мне далеко до прирожденной танцовщицы, но обычно я не задумывалась о том, куда ступают мои ноги или как движутся руки и бедра.
А сейчас я представляю, каково это быть с Оливером, как он будет рядом со мной, надо мной. Он выше, шире, и его прижатые к моим бедра ощущаются такими твердыми. В движении его рук нет ни капли неуверенности. Я могу вообразить, как он проводит ими по изгибам моего тела. Хочу его руку у себя в волосах, сгребающую их в кулак и оттягивающую голову назад. И хотя он не станет здесь так делать, в его пальцах, не отпускающих меня, таится обещание.
Я был на Aerosmith в четырнадцать, вспоминает он, а я задаюсь вопросом: он думал сейчас о том, как это было давно, или обо мне в четырнадцать, наедине с обдолбанным парнем? Или же он говорит это, чтобы вернуть внимание в нас двоих, сюда. В то, что мы сейчас делаем, кто-то с признанием в любви, кто-то без него. Это было как раз после их баллады из «Армагеддона»
I Dont Want to Miss a Thing?
Ага, этой, смеется он. Мы сами пошли на концерт и чувствовали себя охренеть какими взрослыми. До Сиднея мы доехали на автобусе, а это почти двести километров, но мои бабушка с дедушкой заявили: «Да, конечно, вперед». Я не шучу, когда говорю, что на автобусах нужно печатать фото каждого такого сумасшедшего.
Ого.
Ага, соглашается он. Это так по-детски. Но я думаю, это был лучший вечер в моей жизни. Моему приятелю билеты дал его двоюродный брат. Я даже не знал ни одной песни Aerosmith. Хотя нет, знал, продолжает он, но не думал, что они их. Песни были потрясные. Может, именно тогда я решил путешествовать. Может, и раньше, кто знает. Но, сев в тот автобус, я научился бесстрашию, решив, что, если я уехал в Сидней на выходные, могу потом уехать куда угодно.
Ого.
Ага, соглашается он. Это так по-детски. Но я думаю, это был лучший вечер в моей жизни. Моему приятелю билеты дал его двоюродный брат. Я даже не знал ни одной песни Aerosmith. Хотя нет, знал, продолжает он, но не думал, что они их. Песни были потрясные. Может, именно тогда я решил путешествовать. Может, и раньше, кто знает. Но, сев в тот автобус, я научился бесстрашию, решив, что, если я уехал в Сидней на выходные, могу потом уехать куда угодно.
Мой первый концерт был Бритни Спирс.
Он тут же хохочет, немного отстраняется и улыбается мне:
Ужас.
Потрясающе, улыбаюсь я. Честное слово. Были я, Миа, Харлоу и Люк бывший Миа. Я качаю головой и вспоминаю наши приплясывающие задницы и улыбки Люка сквозь зубы. Бедняга Люк.
Окруженный тремя девчонками? Ой да, что может быть хуже!
Он встречался только с одной из нас. Но, подумав, замечаю я, представляется, сейчас женская очередь к Люку куда длиннее, чем к Стивену Тайлеру[31] в 1979 году.
Оливер смеется, но песня заканчивается, и он останавливается, выпуская меня из объятий.
Ты сделала это, с полуулыбкой замечает он. Танцевала с австралийцем в пустом баре, и конец света не наступил. Поставь галочку в списке.
И мы начала я.
Мы поговорили. Мы признали очевидное. Сделали это ужасающий шаг вперед. С теплым, но нейтральным выражением на лице он ждет, как я закончу фразу.
Да, это мы тоже сделали, наконец произносит он, кивая в сторону бара. Выпивка ждет.
И все вновь стало легко.
Я в одиночестве просыпаюсь на огромной кровати среди белых простыней, купаясь в ярком солнечном свете.
За последние несколько месяцев я путешествовала так часто, что бледно-голубые стены и большое белое кресло в углу не сразу дали мне понять, где я нахожусь. Я переворачиваюсь и замечаю свои сложенные на стуле кожаные штаны и топ с лифчиком, аккуратно висящие на спинке.
Очевидно, Оливер в своем номере.
Скучая по нему, я ощущаю пустоту в животе. Хочу его рядом с собой.
После второго стакана и от признания, что мы явно увлечены друг другом, напряжение быстро развеялось. Нас прервал умеющий потрясающе не вовремя появляться Не-Джо, по телефону рассказавший о том, что девушка, с которой у него было свидание, сейчас пьяная спит у себя на диване, а когда он ушел, заметил севшую батарею на телефоне, и что оставил кошелек в магазине, поэтому ему пришлось отдать таксисту свои часы, чтобы тот довез его до дома.
Где-то в час ночи мы ушли из бара и, держась за руки, прошли два квартала до нашего отеля. У меня было пять пропущенных звонков от Остина, но, поскольку он не оставил ни одного голосового сообщения, я не стала перезванивать. Не хотелось, чтобы еще кто-то, кроме Оливера, занимал мои мысли. Когда мы подошли к моему номеру, он махнул в сторону своего, но прежде, чем я собралась с духом пригласить его к себе, он наклонился и поцеловал меня в щеку.
Давай не будем торопиться, предложил он. Увидимся утром.
У меня в голове тут же сложился ответ, но я не смогла произнести его вслух: можем ли мы в таком случае заняться неторопливым сексом?
Я снова переворачиваюсь, отключаю телефон от шнура зарядки и проверяю почту. Приподнявшись на локте, я прищуриваюсь, чтобы прочитать написанное на экране.
Какого хрена?
Я сажусь на постели, скрестив ноги, и увеличиваю текст, чтобы убедиться, что это не плод моего воображения. Оказывается, пока мы с Оливером флиртовали и выпивали, избегая разговоров о свиданиях, Columbia-Touchstone утвердила основной каст. И мне пришло больше трехсот писем и не меньше десяти голосовых сообщений от СМИ, чтобы я сделала заявление.
«Пытался поймать тебя после ухода. По поводу сценария, написал на почту Остин. Слава богу, я отметила его письма как важные, иначе кто знает, нашла бы я их теперь? Там Лэндона на прошлой неделе уже кое-что сделал. Но не нервничай, хоть мы и быстро утвердили каст, ты все замечательно успеешь».
Он не догадался рассказать мне об этом вчера вечером? Сказал только, что Лондон только начал писать и еще не закончил.