Я должен поверить, что она станет бороться за нас и что я не ошибся в ней. Поверить, что пусть я и хочу быть всегда с ней, она во мне не будет настолько нуждаться.
Отойдя от двери, я направляюсь к лифту, и с каждым шагом ее голос становится все тише.
Глава 16
Лола
Я так давно не ночевала в своей детской постели, что, проснувшись, мне понадобилось какое-то время сообразить, где я нахожусь.
Помогла стеклянная ручка на дверце шкафа. Каждую дверь в этом доме украшает такая большая хрустальная ручка. Маме приспичило купить их во время одной из папиных передислокаций, и она провела целые выходные, исступленно заменяя оригинальные латунные на эти. Они тяжелые и, отражая свет, испускают лучи по всей поверхности двери. Это одна из причин, почему я всегда любила этот старый дом: все здесь кажется таким прочным, даже когда души жильцов вот-вот развалятся на части при малейшем порыве ветра.
В дверь тихо стучат: «Лорелея?»
Да, пап.
Он делает паузу, потом поворачивает ручку и просовывает голову:
Не слышал, как ты вчера приехала.
Я приехала проведать тебя, но ты уже вовсю пилил те огромные поленья. Неудивительно, что ты меня не слышал.
Со смехом он входит в комнату, и я замечаю у него в руке две кружки кофе.
Уж и не помню, когда ты в последний раз тут спала.
Я тоже. Я сажусь и убираю волосы с лица. Глянув на часы, вижу, что сейчас только шесть утра. Папа жаворонок еще со времен службы в морской пехоте и считает, что это он еще дал мне поспать.
Тебе необязательно было приезжать.
Забрав у него свой кофе, я говорю:
Мне захотелось. Тебе давно никто так сильно не нравился, как Эллен. Я хочу видеть тебя счастливым.
Тебе необязательно было приезжать.
Забрав у него свой кофе, я говорю:
Мне захотелось. Тебе давно никто так сильно не нравился, как Эллен. Я хочу видеть тебя счастливым.
Папа скептически смотрит на меня:
Ты терпеть ее не могла.
Ладно, может, она мне не нравилась, но, может, помимо прочего я хотела увидеться с тобой, бестолочь.
Я в норме, ухмыляется он. А тебе, наверное, просто захотелось сменить обстановку.
Глубоко вдохнув горячий аромат, я чувствую, как он помогает мне проснуться:
Наверное.
Папа садится на край кровати у моих ног и попивает кофе, уставившись в стену. Я чувствую надвигающийся разговор: сейчас он начнет рассказывать об Эллен или же расспросит о работе и обо мне самой. Мне неспокойно: не уверена, что хочу здесь находиться, но и домой тоже не хочу.
Если честно, именно так я и ощущаю происходящее со мной: мне действительно необходима созданная мной карьера, но хотелось бы, чтобы она была попроще, не такой значительной и более управляемой. Еще я хочу Оливера, но чтобы не настолько сильно нуждаться в нем. Мне необходимо свободно дышать, без ощущения затянутой веревки вокруг грудной клетки. Но в моей жизни сейчас все раскручивается на полную катушку. И больше всего я хочу исправить, что натворила, хотя это кажется неодолимым.
Папа переводит взгляд на мою раскрытую и наспех собранную сумку в углу.
Знаешь, мы с тобой говорим, но не разговариваем по-настоящему, признает он.
Его голос еле слышен и немного резковат: так всегда бывает, когда нас захлестывают эмоции. Никто из нас обоих не знает, как начать. Это все равно что в первый раз сажать ребенка на велосипед. Он смотрит на педали и на тебя, не зная толком, что теперь делать.
Мы с папой примерно так же говорим о чувствах.
Мы общаемся почти каждый день, напоминаю я ему.
Я знаю, чем ты занята, но очень мало о том, что у тебя на душе.
Сделав глоток кофе, я испускаю стон:
Я думала, мы будем обсуждать вас с Эллен.
Он пропускает мой ответ мимо ушей.
Ты все это время была по уши в работе, замечает он, повернувшись посмотреть на меня. Я серьезно, хочу поговорить с тобой. Ты в раздрае.
Папа в курсе всех моих удачных и не очень решений, знает всю мою жизнь, и поэтому я всегда думала, он знает о моих чувствах просто потому, что знает меня. Но в целом он прав: это не частая тема для обсуждений. Точнее, исключительно редкая. Мы отпускаем саркастические шуточки, веселим друг друга, но разбираем эмоции. Трудно понять, хорошо это или плохо, но у меня выходит ровно то же самое с Оливером.
Приходи на кухню, давай позавтракаем. И поговорим.
Я оглядываюсь вокруг, чтобы посмотреть, где вчера разбросала свои вещи, прежде чем рухнуть в постель.
Вообще-то, если у тебя все хорошо, я бы поехала домой. У меня куча работы. Я закрываю глаза и сглатываю подступающую к горлу панику.
Нет, не соглашается папа, и кажется, я с детства не слышала, чтобы он говорил со мной таким резким тоном. От чего мне тут же требуются глоток свежего воздуха и физическая дистанция.
Поставив кружку на столик, я вылезаю из кровати.
На кухне, говорит он. Через десять минут.
Ребенок, ты ужасно выглядишь.
Ты уже говорил. Я обхожу его, чтобы сварить еще кофе. Просто очень занята с книгой. Что случилось с Эллен?
Он слегка сутулится, когда отвечает:
Судя по всему, начала видеться с каким-то парнем с работы.
Насколько вольно мне трактовать термин «видеться»? прислонившись спиной к стойке и повернувшись лицом к нему, спрашиваю я.
Я сказал так из уважения к нежным чувствам моей дочери. А если точнее, то она трахнулась с ним в баре.
Я морщусь:
Она сама тебе сказала?
Он смеется и растягивает это короткое слово с легкой дрожью в голосе:
Не-а. Я застукал ее с ним, когда зашел к ней после ее смены. Хотел сделать сюрприз. Он стояла, перегнувшись через барную стойку, с его языком в глотке. И они не выглядели только что познакомившимися.
Хочешь, я ей врежу?
Снова засмеявшись, он качает головой:
Я хочу, чтобы ты сделала свою фирменную яичницу и рассказала о чем-нибудь хорошем.
Повернувшись к холодильнику, я достаю картонную упаковку яиц и пачку масла:
Мне нечего рассказать.
Нечего? удивленно посмеивается он. А как же Оливер?
Я пожимаю плечами, радуясь, что стою к нему спиной, и достаю хлеб:
Мне нечего рассказать.
Нечего? удивленно посмеивается он. А как же Оливер?
Я пожимаю плечами, радуясь, что стою к нему спиной, и достаю хлеб:
У нас примерно то же самое, что и у тебя с Эллен.
Оливер тебе изменил? хрипло восклицает он.
Нет, тут же отвечаю я, желая его защитить. Ничего такого, это не Долго рассказывать.
На случай, если ты не заметила, у меня теперь нет девушки. Так что времени у меня предостаточно.
Он наблюдает, как я достаю из пакета два ломтя хлеба и ломаю на мелкие кусочки серединку для яичной корзинки любимого завтрака папы. Когда я ее готовлю, он всегда наблюдает за мной с удивленным выражением на лице, будто это какой-то завораживающий ритуал. Это, конечно, потрясающе, но весь секрет в том, чтобы яйца и хлеб готовить вместе. Иногда я поражаюсь, как он только выживает в одиночку.
Что произошло? настойчиво допытывается он. Тем вечером вы тут с трудом отходили друг от друга. А сегодня ты приехала одна и спала в своей комнате впервые за долгие годы. Расскажи.
Оставив яйца и хлеб на столе, я достаю сковородку.
Я не хочу говорить об Оливере, говорю я, чувствуя, что меня застали врасплох внезапно появившиеся слезы. Понимаю, что папа видит, как я их смахиваю, поэтому бормочу: Прости, я на взводе. Я испортила все, что только возможно. Фильм, будущую серию книг. Отношения с Оливером. Все.
Это не похоже на тебя, особенно что касается Оливера.
Я смеюсь и включаю конфорку.
Не похоже? Вспомни, когда Оливер впервые пришел сюда. Ты смотрел на него как на вымирающий вид.
Это просто было необычно, оправдывается он. Ты еще никогда не приводила домой парня.
Я паниковала насчет работы и сказала ему, что мне нужно немного пространства, перерыв. Ну а он отправился ужинать с кем-то еще. Потираю глаза. Он злится и, думаю, поэтому-то и пошел. Я кладу кусочек масла на сковородку и наблюдаю, как он тает. Я сожалею о том, что сделала, но теперь не знаю, как это исправить.
Но ты ведь буквально Он делает паузу и качает головой. Честно говоря, я из-за этого больше расстроен, нежели из-за произошедшего с Эллен.
Ко мне приходит облегчение. Где-то в глубине моего сознания запечатлелся образ папы в тот момент, когда его оставила мама, и я боялась, что он снова станет таким, если Эллен уйдет. Слава богу, что он уже другой.
Так, давай с самого начала, говорит он. Что у тебя с работой?
Я пропустила срок сдачи книги. Не говоря уже о трех интервью, что я проспала. Папины брови, кажется, взлетели к потолку. В жизни не запарывала дедлайны, но я настолько отвлеклась, что запоздала со сдачей книги, будучи не в состоянии сосредоточиться.
Я обжариваю на сливочном масле кусочки хлеба, переворачивая, чтобы они схватились со всех сторон.
Но ты только не расстраивайся, предостерегающе поднимает руки папа, потому что я просто пытаюсь понять какое это имеет отношение к Оливеру?
Из-за дискомфорта, что я обсуждаю это с отцом, в животе все сжимается, но у меня уже нет сил сопротивляться.
В последнее время, сев за работу, я ловлю себя на том, что кручу в голове, что он сказал или сделал. И настолько забылась, что решила, будто у меня есть еще неделя, чтобы закончить «Майского Жука».
Но ты все же успела ведь, нет?
Я задержала книгу на три недели. Думаю, я свалила вину на произошедшее с Оливером вместо Даже не знаю
Папа ждет несколько секунд, что закончу, а потом мягко продолжает:
Вместо того чтобы признать, что ты была совершенно и оправданно потрясенной? В этом ключе причина моего безумия не такая уж и непонятная. Лола, детка, твоя жизнь перевернулась с ног на голову еще до отношений с Оливером.
Я разбиваю в сковородку два яйца, убавляя огонь, чтобы они не пережарились. Он так легко меня понимает. От этого снова на глазах наворачиваются слезы:
Я знаю.
За последние несколько месяцев ты провела в самолетах больше часов, чем мой сосед-пилот.
Знаю.
Ты помнишь, когда впервые начала рисовать? спрашивает он.
Немного подумав и вытерев слезы, я отвечаю:
Нет.
Потому что тебе кажется, что так было всегда. Поначалу были просто каракули на каждом листке бумаги и выигранные конкурсы раскрасок в супермаркетах. Но после ухода мамы все изменилось. Вместо того чтобы развлекаться рисованием, оно стало твоим единственным занятием. Каким-то наваждением. Меня часто мучала бессонница, и, проходя мимо твоей комнаты посреди ночи, я заставал тебя сидящей, сгорбившись, за столом и рисующей. Это было твоим способом спрятаться от невзгод. В те времена я не всегда был приятным в общении, и ты отображала на бумаге все свои мысли и чувства.