В конце прошлого века вследствие отмены золотого стандарта произошла окончательная «мутация» традиционного (промышленного) капитализма в «финансовый», или «денежный» капитализм.
В новых условиях ростовщикам надо было иметь идеологическое «прикрытие» своей деятельности по «накачке» экономики своей «продукцией». Такой идеологией стал монетаризм, основы которого стали закладываться еще в начале XX века в так называемой «чикагской школе». Ключевые положения монетаризма были сформулированы в книге Ирвина Фишера «Покупательная способность денег» (1911), а позднее развиты Милтоном Фридманом.
В практическом плане (т. е. в виде государственной политики) монетаризм пришел на смену кейнсианству. Напомним, что на протяжении более четырех десятилетий на Западе экономическая политика базировалась на главном рецепте английского финансиста Дж. М. Кейнса вмешательстве государства в хозяйственную жизнь. Основная форма вмешательства бюджетные расходы, с помощью которых государство пытается компенсировать недостаток платежеспособного спроса в обществе. Первым практическую реализацию рецептов Кейнса начал американский Президент Ф. Д. Рузвельт в рамках так называемого «Нового курса» (New Deal).
Закат экономической политики, основанной на кейнсианстве, и переход к политике монетаризма произошел в конце 1970-х годов, когда к власти, как мы уже говорили, в Америке пришел Р. Рейган (так называемая «рейганомика»), а в Великобритании М. Тэтчер (так называемый «тэтчеризм»).
Рецепты монетаризма не выглядели как предложения по вульгарной «накачке» экономики «продукцией» «печатного станка», бесплатной раздаче этой «продукции» среди участников рынка. Все прекрасно помнили подобные «опыты» правительств в XX веке и их разрушительные последствия для общества прежде всего в виде гиперинфляции (эти «опыты» проводились и раньше, но о них помнили только узкие специалисты).
Сторонники монетаризма предложили раздавать деньги на возвратной и платной основе. Проще говоря, рекомендовали, чтобы центральные банки предоставляли кредиты коммерческим банкам под определенный процент. При этом денежные власти должны регулировать предложение денег в «экономике» с помощью такого инструмента, как процентные ставки по кредитам. Главной угрозой для «экономики» монетаристы считают инфляцию и дефляцию. Соответственно, политика денежных властей должна периодически меняться: при «разгоне» инфляции надо «тормозить» предложение денег (и даже сокращать объем денежной массы), а при дефляции начинать «накачку» «экономики» деньгами в виде кредитов.
Вот как А. Соломатин объясняет разницу между тем «печатным станком», который был раньше (и особенно широко использовался в условиях военного времени), и современным «печатным станком» ФРС: «Часто говорят, что ФРС США печатает деньги. Это не так деньги печатал Керенский и раздавал их революционным солдатам и матросам. Те тут же покупали на них хлеб, водку и женщин. Соответственно, происходила инфляция цены на потребительские товары росли. ФРС поступает хитрее она создает из ничего не деньги, а кредиты. Кредиты раздаются самым достойным людям по всем законам либерализма и демократии бабки пилят публично, гласно, прозрачно, открыто, строго в рамках правового поля и пр. ФРС не заявляет прав собственности на свеженапечатанные деньги они созданы из ничего, во имя всеобщего блага и изначально не принадлежат никому, они выдаются на возвратной и возмездной основе. Но ссудный процент, заработанный финансовой диаспорой, является ее законной прибылью»[112].
С помощью регулирования уровня процента (ставки рефинансирования) денежные власти, по мнению монетаристов, способны обеспечить сбалансированное развитие «экономики». Монетаристы позиционировали себя как последовательные «рыночники», которые полагают, что лишь рынок способен сформировать оптимальные цены на рыночные ресурсы. Но при этом не видят, что сами предлагают использовать нерыночный механизм самой главной цены цены на деньги (процентной ставки). По большому счету, монетаризм, также как и кейнсианство, предлагал компенсировать недостаток платежеспособного спроса в «экономике». Различия касались лишь механизмов «накачки» экономики деньгами: в случае кейнсианства через государственный бюджет; в случае монетаризма через банковскую систему. Второй вариант для ростовщиков намного предпочтительнее: принятие решений о «накачках» экономики новыми порциями денег или их изъятию из обращения они принимают сами (первый вариант требует принятия решений парламентами и правительствами). При этом они же (ростовщики) самостоятельно определяют приоритеты и направления распределения новых порций денег. То есть фактически при проведении политики, основанной на «рецептах» монетаризма, управление «экономикой» полностью переходит в руки банкиров.
Примечательно, что при этом на второй и даже третий план стали отходить традиционные методы управления экономикой. На первое место выходят методы управления сознанием и поведением людей, принимающих финансовые решения на разных уровнях, с помощью информационных воздействий разного рода. Естественно, что средства манипуляций сознанием и поведением также находятся в руках финансовой олигархии. Очень точно и откровенно по этому поводу высказался известный финансовый спекулянт Джордж Сорос: «Алхимики сделали большую ошибку, пытаясь превращать простые металлы в золото с помощью заклинаний. С химическими элементами алхимия не работает. Но она работает на финансовых рынках, поскольку заклинания могут повлиять на решения людей, которые формируют ход событий».
«Тэтчеризм» и «рейганомика» как начало нового мирового финансового порядка
Ратификацией и введением в действие с 1 апреля 1978 года поправок к Уставу МВФ был юридически зафиксирован всемирный переворот «денежных мешков». А через год уже началось практическое претворение в жизнь достижений «денежной революции».
В мае 1979 года М. Тэтчер выиграла выборы под лозунгом «выдавливания инфляции из британской экономики». Новым премьером было объявлено о двух главных новациях в экономике: 1) ликвидации дефицита государственного бюджета при одновременном снижении общего размера бюджета; 2) повышении Банком Англии процентных ставок по кредитам при одновременном снижении денежной массы. Таким способом правительство под лозунгом «борьбы с инфляцией» намеревалось «выдавить» из экономики «избыточную» денежную массу[113]. Это была «революция» Тэтчер, которая означала замену кейнсианства на монетаризм. Уже в июне 1979 года министр финансов сэр Джефри Хоу поднял базовые процентные ставки с 12 до 17 %. Это был шок, какого британская экономика, наверное, не испытывала с начала 1930-х годов. Монетаристская революция Тэтчер привела к массовым банкротствам предприятий, резкому росту безработицы, снижению заработных плат, полному прекращению инвестиций в экономическую инфраструктуру, погрому профсоюзов. Немного позднее, в том же 1979 году, Тэтчер объявила о третьей новации снятии существовавших еще некоторых валютных ограничений по трансграничным операциям с капиталом. Капитал стал уходить в другие страны от возникшего в Великобритании экономического кошмара, что еще более усугубляло этот кошмар.
Монетаристскую революцию М. Тэтчер осенью 1979 года подхватил председатель ФРС Пол Уолкер. В Белом доме тогда еще находился президент Джимми Картер. Глава Федерального резерва проделал с процентными ставками то же самое, что и Банк Англии. К началу 1980 года ставки достигли отметки в 20 %. Пол Уолкер объяснял это повышение очень путано и непоследовательно. Но смысл подобной политики был предельно прост спасти доллар от падения. Особенно явно слабость доллара в 1979 году чувствовалась на фоне быстро растущих цен на золото[114]. Напомним, что золото на Ямайской конференции 1976 года поспешили перевести из разряда денежного металла в обычный биржевой товар. Пришедший вскоре в Белый дом Р. Рейган одобрил политику ФРС и дополнил ее предложениями по снижению налогов, созданию «экономного» государства, сворачиванию государственного регулирования экономики. Эта политика получила название «рейганомики», но суть ее та же, что и «тэтчеризма», монетаризм и полная экономическая либерализация[115]. Нетрудно представить, какой урон новый экономический курс правительства нанес реальному сектору экономики США. Однако курс доллара США в ходе «шоковой терапии» П. Уолкера не пострадал, наоборот, он стал расти. По той простой причине, что политика высоких процентных ставок ФРС привела к росту доходности казначейских бумаг США, резко усилился приток капитала для покупки этих бумаг. Очевидно, что завышенный курс доллара имел спекулятивную природу. Раздутые процентные ставки ФРС поддерживала до октября 1982 года.
Три года политики «дорогих денег» привели к серьезным потрясениям в мировой экономике. В мире возник долговой кризис. Мы уже выше отметили, что важным элементом сложившейся к середине 1970-х годов мировой системы нефтедоллара стало рециклирование валютной выручки стран экспортеров «черного золота». То есть размещение десятков и сотен миллиардов долларов экспортеров нефти на счетах западных, в первую очередь американских, банков. А те стали усиленно предлагать кредиты на основе нефтедолларов странам «третьего мира». Свою трогательную заботу о клиентах развивающегося мира банки объясняли тем, что такие кредиты помогают сглаживать последствия энергетического кризиса странам, импортирующим нефть. Но была одна «мелочь» в кредитных договорах, на которую клиенты почти не обращали внимания. Процентные ставки по кредитам были «плавающими», привязанными к ставке ЛИБОР[116]. После начала «шоковой терапии» П. Уолкера в течение нескольких месяцев ставки ЛИБОР подскочили в 3 раза по сравнению с уровнем начала 1978 года. Соответственно, стоимость обслуживания долгов по кредитам американских и европейских банков для большинства стран «третьего мира» стала запредельной. В долговую ловушку попали такие страны, как Аргентина, Бразилия, Нигерия, Конго, Польша, Югославия. Но особенно крупный долг образовался у Мексики, ее дефолт мог вызвать цепную реакцию банкротств во всем мире с трудно предсказуемыми последствиями для мировой экономики.
И тут началась новая серия всемирной финансовой драмы. На сцену вышел уже всеми подзабытый МВФ. После ликвидации БВС Фонд оказался не у дел, так как изначально этот институт создавался для того, чтобы выдавать кредиты странам с целью стабилизации валютных курсов их денежных единиц. В условиях легализации плавающих валютных курсов необходимость в таких кредитах МВФ отпала. Фонду, на его счастье, нашлась новая работа. Он стал выполнять функции «внешнего управляющего» в странах-должниках. Наподобие управляющего, которого назначают в организацию (компанию или банк), находящуюся на грани (или за гранью) банкротства. Фактически МВФ стал помощником транснациональных банков по выбиванию долгов со стран-должников и втягиванию их в новые, еще большие долги. Уильям Энгдаль назвал Фонд в его новом качестве «долговым полицейским на службе у нью-йоркских банков»[117]. Функции этого полицейского состояли в выполнении двух последовательных шагов.