Алле хвала! взорвалась толпа единым воплем.
Глаза собравшихся горели жаждой восстановления справедливости. Иными словами жаждой убийства. Они готовы были навести ее сами, здесь же, своими руками, пальцами, ногтями, зубами. Это было страшно.
Я обвиняю! еще раз выкрикнула Дарья хлесткую формулировку, от которой огонь бежал по жилам. Ученица школы Глафира Натальина знала о преступлении и не менее преступно покрывала его!
Я скосил глаза на Зарину. Бедная девочка едва держалась на ногах, примеряя ситуацию на себя. Каждое «Я обвиняю!» вырывало у нее кусок тела и жизни. Только бы продержалась. Только бы.
Я не знала! донесся жалкий крик со столба. Над площадью рваным дождем пролились сотрясающие рыдания.
Дарья насмешливо покосилась назад.
Можно было поверить, если бы я отреагировала на подозрения Аглаи прямо во время наказания псевдо-Феодоры. Мы не зря ждали ночи. Пусть в мое отсутствие, но при серьезных свидетелях обвиняемую, моно сказать, вынули не из собственной постели. Что скажешь в свое оправдание?
Будь ты проклята, старая мымра! в гневе отчаяния задохнулась Глафира.
Дядя Люсик смотрел на меня. Теперь я понял он хотел предупредить, спасти. Доля секунды, и из моих уст вылетела бы смертельная глупость, которая уничтожила как меня, так и Тому, Зарину и мало ли, куда протянулись бы щупальца цариссиного следствия. Как говорится, был бы человек, статья найдется.
Твои слова можно считать признанием? с ухмылкой вопросила Дарья.
Будь ты проклята! повторила обвиняемая, потерявшая последнюю надежду.
Согласитесь, обвела Дарья взглядом присутствующих царисс, это является косвенным признанием. Невиновный человек будет стоять на своем до конца. Итак, она призналась сама, без давления, при свидетелях. И да свершится справедливость!
Алле хвала! крикнула площадь, требуя скорейшей расправы.
Немедленной. Показательной. Кровавой. Они жаждали жертвоприношения. Человеческой жертвы во славу призрачной справедливости.
Призрачной ли?
Возможно, я не прав. Просто совесть не чиста. Не будь я мальчиком в девичьей шкуре, тоже орал бы со всеми и желал отмщения преступнику. Вывод прост и обиден для моего утраченного мира: честные за суровость, жулики за милосердие.
Сначала накажем за обман, сообщила Дарья. По одной плети за каждую обманутую ученицу. Приступить!
Бойники вытащили из-за поясов подготовленные плети.
Замах удар вскрик.
Красные полосы поперек спин.
Пожирающие или опущенные глаза зрителей.
Умирающие в слезах и конвульсиях лица жертв.
Вздутая исполосованная кожа.
Двадцать раз.
И тишина.
Бойники вытащили из-за поясов подготовленные плети.
Замах удар вскрик.
Красные полосы поперек спин.
Пожирающие или опущенные глаза зрителей.
Умирающие в слезах и конвульсиях лица жертв.
Вздутая исполосованная кожа.
Двадцать раз.
И тишина.
Если б не веревки, обвиненные валялись бы на траве. Без сознания. В болевом шоке. Сейчас они просто висели. Головы болтались. Кровь сочилась и капала, сочилась и капала. Внизу собирались лужицы, текли ручейки. Бывшие белые тела расцветились багровой паутиной.
Теперь к главному, дождавшись завершения, заключила Дарья. Внимание зрителей увлеченно переключилось на нее, о жертвах мгновенно забыли. Все знают, за нарушение закона смерть. В присутствии трех царисс и нескольких десятков других уважаемых людей, которых обязательно перечислим поименно в зимописи сегодняшних событий, мы приговорили Фому Евпраксина и Глафиру Натальину к справедливости. Но не будем портить себе аппетита. Отложим. Сегодня праздник. Нас почтили своим присутствием лучшие люди, уже стынет обед, как мне показывают. Просто обед, даже перекус с дороги. Настоящий пир мы закатим позже, у меня в башне, завтра или послезавтра. Школа для такого, к сожалению, не приспособлена. Пока же, чтобы не морить голодом прибывших, прошу к столу. Места в школе мало, поэтому первыми прошу пройти уважаемых царисс и их семьи. Войницы с войниками отобедают вторым кругом. Ученицы последними. До сигнала они могут продолжать занятия. Приглашенных прошу.
Толпа зашевелилась, распалась на части и расползлась, словно проснувшийся осьминог. Щупальца, состоящие из войников, скользнули к шатрам, более цветастые и сверкающие к дверям кухни.
К нам примчалась Астафья:
По коням!
Ворота проскрипели открытие. Наспех собранные, мы выметнулись наружу. Наверное, учениц вытурили, чтоб не мешались. Снова разбив всех на группы, нашу, под командованием Карины, Астафья остановила.
Езжайте к развилке. Встретите сестриссу Аркадию. Препроводите в школу. Если не будет других указаний, то снова выезжайте на занятие.
Карина подтвердила приказ, группа Астафьи ускакала в сторону.
Наша четверка отправилась по дороге. Карина ворчала:
Хоть бы одеться дали по-человечески. В таком тряпье встречать сестриссу. Где это видано! Как рванье деревенское, босота беспортковая
Сестриссе не нужен показной блеск, благочестиво заметила маленькая Клара. Важнее, что у нас внутри. Я рада, что выбрали нас.
Карина удивленно покосилась на нее и умолкла. Мы с Томой зажали лошадь Клары в тиски:
Объясняй. Сестрисса кто это, откуда, чем занимается, за что отвечает, и с чем ее едят. Шутка.
Признаться в последнем возникла необходимость, иначе девочка закричала бы от ужаса. Покачав головой, Клара сказала:
Аркадия сестрисса храма этой вотчины. Если ее пригласили, то намечается какое-то серьезное событие в одной из высших семей. К примеру свадьба. Любые изменения проходят лишь с благословения сестер.
Сестры, как понимаю, бросил я Томе через голову Клары, это типа наших монашек. Сестрисса, выходит, вроде настоятельницы.
Обращаться к сестриссе следует «ваше преосвященство», прибавила Клара.
Ого, переглянулись мы с Томой.
Как к кардиналу в «Трех мушкетерах», если ничего не путаю. Или путаю?
Стоп. Не обольщаться. Здесь нам не тут. Одни и те же слова могут иметь разный смысл.
Сестрисса в сопровождении еще четырех фигур уже двигалась нам навстречу, дорогу знала. Да и куда тут сворачивать? Нас послали скорее для форсу, хороший понт дороже денег. Ну, еще типа уважение выказать. Что может быть одним и тем же.
Все пятеро скачущих в нашу сторону затянуты в красные плащи от пят до шеи. На головы накинуты капюшоны. Под плащами угадывается оружие. Ничего себе монашки.
Приветствуем ваше преосвященство на землях цариссы Дарьи, учтиво склонила голову Карина, когда отряды сблизились. Нам велено сопроводить вас в школу.
Как зовут тебя, отрочица? донесся глуховатый голос.
Видимый кусочек лица ничего не мог сказать об обладательнице как человеке. Только то, что она немолода.
Царевна Карина Варфоломеина, ваше преосвященство.
А они? взмах широкого рукава указал на нас троих.
Царевна Клара Ольгина и двое ангелов, Тома и Чапа.
Ответ Карины сестриссу удовлетворил. Темнота из-под капюшона внимательно нас рассмотрела, последовал разрешающий мах руки.
Ответ Карины сестриссу удовлетворил. Темнота из-под капюшона внимательно нас рассмотрела, последовал разрешающий мах руки.
Мы поехали впереди. До школы добрались за час с лишним. Внутри продолжался переполох, связанный с приездом большого количества народа. Поевшие благородия отправились мыться с дороги, на этот раз у дверей между помывочной и внешним бассейном-купальней дежурил страж. Войники быстро доедали разнообразные яства, выложенные на столы кухни. Поместились не все, кто-то сменялся, накидав в желудок чего успел, кто-то жался на скамьях по четверо вместо положенных двоих. Почти вслед за нами в ворота въехали оставшиеся группы учениц. Сестриссу уже встретил папринций и сейчас сопровождал в покои. Капюшона она так и не откинула.
Что бойники, что эти монашки. Мания какая-то от людей лица скрывать. С бойниками разобрались, они периодически палачи и не хотят светиться. Точнее, им не дают светиться, это сугубо практично, если слуга дольше проживет никем не убитый. Но эти-то чего?
Глава 8
Ученицам велели ждать команду к обеду. Все разошлись по комнатам. Зарина была мрачнее тучи, на меня не смотрела и делала все, чтоб я это заметил. Нет, даже чтобы мне поплохело от такого несчастья, как ее демонстративное меня игнорирование.
Позвали. Умопомрачительный по вкусу и количеству блюд праздничный обед протек в сумасшедшем темпе. Теперь все делалось в темпе. Наскоро покончив с едой, не успели мы дойти до своих комнат, как Зарину и Карину позвали, наконец, повидаться с прибывшей семьей. До этого Варфоломее хватило быстрого взгляда убедиться, что с дочками все в порядке. Глаза при этом выражали не естественные моменту любовь и доброту, а боль и задумчивость.
Как тебе эта кутерьма? спросил я Тому.
Поскольку соседок не было, я зашел к ней и завалился на лежак Карины.
Надоело. Она лежала на своей постели, безжизненно уставившись в потолок. Все эти казни, наказания, порки Отвратительно. Жизнь ценой в небольшую оплошность. Случайно уроненное слово приравнивается к самому страшному преступлению. Смерть буквально за все.
Это стимулирует, сказал я. И весьма.
Одобряешь?!
Констатирую. Мои закинутые руки подперли затылок, взор тоже устремился вверх. Мотивация к правильному поведению убийственная. В прямом смысле. Начни показательно и неподсудно сбивать насмерть детей, которые перебегают дорогу где попало, и дети перестанут так делать. Начни расстреливать за воровство яблок из чужого сада все яблоки будут на месте. Кому захочется зайдет и попросит. И все будут счастливы. А глупого упрямца коснется косматая длань Дарвина с его естественным отбором. Ну не нужны обществу люди, которые нарушают его законы.
Ты говоришь, как будто согласен. Девичьи губки поджались. Длинная челка упала на глаза, но привычно вскидывающаяся рука на этот раз не прореагировала.
Я вздохнул.
Не согласен. Но завидую.
Этому средневековью?! Томин взор запылал. Теперь он был направлен в меня. Тот единственный глаз, не скрытый челкой. Глаз-лазер. Глаз-клинок. Глаз-ядерный взрыв.
Пришлось объясняться.
Завидую их честности. Любой проступок для них ЧП. У нас он в порядке вещей. У нас гадостями в отношении общества гордятся. Подростки бравируют. Взрослые не стесняются. Хочется другого. Кардинального. Как здесь.
Как здесь?! с недоумением в степени кошмара повторила за мной Тома. Здесь никаких прав человека! Наш человек достоин лучшего из завоеваний цивилизации, и говорю не о технических. В мире победившего варварства он не выживет.