У вас так и спят? указал я Зарине на странное для нас с Томой расположение. Имею в виду семью.
Как иначе? удивилась она больше по привычке, чем по-настоящему. Правда, иногда одно-два места пустуют, кому-то ведь нужно стоять на страже. Тогда ночь делят на части, меняются.
Только сейчас я обратил внимание на Тому. А нужно было давно. Осторожно переступая, она страшно косолапила, как цирковой медведь на задних лапах или кавалерист с двадцатилетним стажем. Тома со стоном опустилась на просевший под ней край кровати, лицо страдальчески перекосилось. Перевернувшись на живот, она упала лицом вниз, разбросав руки и ноги в стороны, и только тогда донесся вздох некоторого облегчения.
Я не знал, приближаться или нет.
Что с тобой? Отогнав меня взглядом, к ней бросилась Зарина.
Вот и славненько. Девчонки лучше поймут друг друга. А если понадобятся помощь или совет я рядом.
Меня влекла картина. Я рассмотрел ее внимательно и детально. Мастер работал красками. Получилась почти фотография. Горы в дымке, живописный лес, запасы сена на переднем плане
Причал! Художник знал и почему-то отметил это место. Тоже с Земли?! Если встречу Дарью, обязательно поинтересуюсь, чьи работы висят в комнатах ее обиталища. Вдруг мастер еще жив? Компания землян все увеличивается!
Ой! донеслось с кровати.
Ты совершенно не умеешь ездить верхом! одновременно воскликнула Зарина. У тебя
Оглянувшись на меня и погрозив пальцем, чтобы больше не поворачивался, она продолжила:
Все бедра изнутри и в общем, до самой поясницы сплошная кровавая мозоль. Как ты сидеть-то могла?!
Уже не могла, призналась Тома.
В дверь мелко потарабанили. Закрыв собой Тому, Зарина скомандовала:
Войдите!
Купание молодым царевнам!
Три слуги мужского пола внесли по два ведра, из которых валил пар, и гулко бумкнул о каменный пол высокий таз, принесенный женщиной. Мужчины удалились, женщина осталась.
Мойщица не нужна, отрезала Зарина. Мы сами.
Женщина склонила голову и вышла. Зарина над головой Томы делала мне всякие знаки, строя такие рожицы, что я чуть не зашелся истерическим смехом, какой бывает, когда через силу пытаешься сдержаться. Сейчас трагичность ситуации не позволила. Я все понял.
Пойду-ка за ширмочку, посижу, сказал я, как бы обращаясь в никуда, и направился в уборную.
Сидеть пришлось долго. Раз в двадцать больше, чем нужно. Если бы каждая из девушек не понимала, почему я так делаю, они решили бы, что у меня запор. За занавесь легко проникали все звуки: нескончаемая раздевальческая возня, затем плеск, который сопровождался трудно сдерживаемыми стонами Томы и нравоучительными нотациями Зарины. После перерыва снова всплески, но в сопровождении задорных охов Зарины. Наконец, прозвучало:
Мойщица не нужна, отрезала Зарина. Мы сами.
Женщина склонила голову и вышла. Зарина над головой Томы делала мне всякие знаки, строя такие рожицы, что я чуть не зашелся истерическим смехом, какой бывает, когда через силу пытаешься сдержаться. Сейчас трагичность ситуации не позволила. Я все понял.
Пойду-ка за ширмочку, посижу, сказал я, как бы обращаясь в никуда, и направился в уборную.
Сидеть пришлось долго. Раз в двадцать больше, чем нужно. Если бы каждая из девушек не понимала, почему я так делаю, они решили бы, что у меня запор. За занавесь легко проникали все звуки: нескончаемая раздевальческая возня, затем плеск, который сопровождался трудно сдерживаемыми стонами Томы и нравоучительными нотациями Зарины. После перерыва снова всплески, но в сопровождении задорных охов Зарины. Наконец, прозвучало:
Чапа, мыться будешь?
Я с удовольствием покинул поднадоевшее пристанище.
С дороги хорошо бы.
Наша больная лежала в кровати на животе. Сама ли сделала несколько шагов, или ее перетащила Зарина, но теперь Тома тихо блаженствовала в долгожданном покое. Открытым оставался только затылок. Мокрые темные волосы разметались, руки обнимали подушку, в которую зарылось лицо. Наброшенная сверху белоснежная простыня четко повторяла изгибы утонувшего в перине тела и раскинутых ног.
Взгляд Зарины не знал, куда деваться, руки тоже: то опускались, то обхватывали плечи, то принимались вертеть поливочный ковшик. На ней было лишь полотенце, обмотанное над грудью настолько широкое, что понизу скрывало даже колени.
Полить? смущенно выдавила Зарина.
Наши лица одновременно дернулись в сторону Томы. Та нервно заворочалась. Я опустил глаза:
Спасибо, не надо.
Томины вещи размещались на стуле у ее изголовья. Зарина заняла стул в ногах по той же стороне, я отправился за другую половину кровати. По расстоянию как в другую комнату.
Зарина вынула из гардероба два халата. Один полетел мне, со вторым она скрылась за ширмочкой. Косившаяся на происходящее Тома облегченно выдохнула.
Я быстро разделся и еще быстрее прыгнул в таз, сводя опасное время к невозможно малой величине. Не хотелось, чтобы для девушек время моего купания тянулось столь же томительно, и едва начав обливаться, я завел беседу.
Зарина, ты знаешь слово деньги?
Да, донеслось из-за ширмы.
Мозг вскипел:
Вы ими пользуетесь?
Чем?
Деньгами!
А ими пользуются? Для чего? Если спрашиваешь, то, похоже, это жутко полезная вещь? Нет, не говори! Нельзя!
Облом-с.
Зачем говорила, что знаешь? укорил я, стирая с кожи смесь пота и грязи и обливаясь из ковшика. Пошутила?
Донеслось обидчивое:
А вот и нет. Тебя интересовало, знаю ли я такое слово. Ответ знаю. От кого-то слышала. Давным-давно. Смысла не запомнила. Или не уловила. У нас дома их точно нет, я бы знала. Если тебе нужны, спроси в крепости. Или у святых сестер, если это по их части.
Спасибо, Зарина, за полный развернутый ответ.
Даже не оборачиваясь, я чувствовал ироничную ухмылку на губах Томы. Сам виноват, сколько раз говорил себе четче формулировать вопросы. Итак, перефразируем.
Откуда берется красивая одежда? Я привстал и облился прямо из ведра, затем быстро обтерся полотенцем, руки нырнули в рукава халата. Или особое оружие, не такое, как у всех? Или шикарный конь, какой один на тысячу?
Запахнувшись и специально громко протопав, я примостился с другой стороны необъятного ложедрома.
Занавесь откинулась, появилась Зарина, тоже в халате.
Вотчина дает все, что надо.
Логично. Но не точно.
Оружие кует кузнец. Я вытянулся на боку, устроив голову на подставленном упоре ладони. Одежду из самодельных тканей шьют мастерицы. Коней разводят на пастбище. Но бывают суперэкземпляры, что не каждая вотчина даст. Бывают вещи, за которые можно отдать все. Конь, каких больше ни у кого. Чудо-ткань, дивный доспех или замечательный нож.
Мой взгляд упал на Гордеевское наследство. Оружие действительно являлось особенным, неповторимым по изяществу и тонкости работы. Подобного не было даже у царисс. Не зря же Карина за него дралась.
Если нам что-то нужно от соседей, мы договариваемся. Зарина влезла на кровать в ногах Томы и осторожно легла, стараясь не волновать огромную перину и не причинять неудобств больной.
Как?! не стерпел я. Чем расплачиваетесь, что идет на обмен?
То, что нужно им.
Я не о том!
Вот вы защищаете границу, встряла Тома, поймав мысль.
Западную, уточнила Зарина, переводя с меня на Тому непонимающий взор.
Неважно, качнула Тома головой.
Важно! не согласилась Зарина. Наша семья с таким трудом сумела заполучить западную. На восточной меньше деревень и возможностей.
Вот! перебил я. О возможностях и говорю. Обычная вотчина снабжает всем необходимым. Но хочется чего-то сверх. Откуда это берется?
Мы живем не желаниями, а возможностями, упрямо возразила Зарина, вернув мне мою же мысль, но завернутую в мораль.
Вы охраняете западную границу, снова вступила Тома. Дарья курирует школу. Евпраксия отвечает за причал и еще что-то. Каждая царисса делает часть общего дела. Но кто-то, в отличие от вас, производит материальное, как Евстигнея, царисса конных пастбищ. Она же разводит коней, правильно? Или предоставляет пастбища под выпас ваших?
Разводит, проговорила Зарина, не видевшая связи в вопросах.
Кто и как распределяет избыток? победно завершила Тома виртуальным хуком в челюсть.
«Спасительница!» сказал мой взгляд.
Зарина покачала головой:
Какие вы непонятливые. Вотчина дает все, что нужно. Остальное дает крепость.
То есть, крепость и забирает излишки?
Что значит излишки? нахмурилась Зарина. Лишнего не производится. То, что для вотчины оказывается лишним, уходит в оброк.
Уф. Разобрались. Значит, натуральный обмен и центральное распределение. Почти коммунизм. Деньги отменены за ненадобностью. Или еще не изобретены. Хотя кто-то их предлагал, если слово гуляет.
В дверь мелко постучали.
Приглашаем на ужин, донеслось снаружи, в обеденном зале на четвертом этаже. Увидите открытую дверь по лестнице чуть выше. Одежда домашняя.
Тома попыталась двинуться. Конвульсия, сопровожденная стоном, вернула лицо в подушку.
Не могу.
Лежи, Зарина соскочила с кровати, мы принесем
Мы с ней отправились в обеденный зал помещение с длинным столом и лавками по бокам. Царисса с мужьями уже пиршествовала, она во главе с правой стороны, мужья рядышком. Мы сели напротив. Зарина первой слева.
Мать и главная наследница. А мужья и сестры, тем более нареченные, это так, с боку припека.
Вкралась опасная мысль: вообще-то мы с Томой отныне тоже дочери Варфоломеи, официальные и общепризнанные. И если брать по возрасту, то я в золотой серединочке, а старшая Тома. Как дело с наследованием будет обстоять теперь?
Поделиться крамольным соображением я ни с кем не рискнул.
Башенные повара постарались. Наши взоры и скакнувшие к горлу желудки соблазнялись видом и ароматом нескольких блюд, десертов, пирожных Но главное хлеб. Как же я отвык, как соскучился по нему! Съел на радостях полбулки. Запивал морсом. Зарина предпочла квас, старшее поколение совместно налегло на медовуху.
В былые времена квас тоже был хмельным напитком. В древней Руси. Здесь он являлся обычным хлебным квасом, как из магазина. Я попробовал. Как попробовал несколько видов компота, кисель и травяной чай в разных составах.
Зуд знания худшая из болезней. Не лечится. Недавний разговор в постели вызвал новые вопросы.
Почему цариссы не повышают эффективность? спросил я, хорошо откушав и случайно неучтиво рыгнув (впрочем, почему неучтиво, кто знает, как местные относятся к такому? В некоторых культурах рыгание признак удовольствия гостя и похвала хозяевам). Потогонная система всеми способами заставлять крестьян с мастеровыми производить больше логичнее. Не верю, что причиной всему доброжелательность и непомерное человеколюбие.