Ой! А чего это было? поинтересовался появившийся в дверях Прошка.
Чё было, не знаю, Захар утер рукавом нос. А вот что будет завтра, могу сказать точно. Циркус. И дрессированные гонцы с лошадями. Им Дударик ещё и сыграет, как перед Юлькой плясать начнут. Что твоя коняка, что вы на плацу танцевать пристроили.
Широкий рот Прошки растянулся во все доступные ему зубы.
Пойдём смотреть. У Юльки кто хошь спляшет, и Прошка переключился на более интересные вещи. А это на стене у тебя что висит? А чего оно размалёвано так страшно? А это хвост у него? А два зачем? А у кого такой бывает? А вещи твои ко мне сейчас понесем? А может, ты сначала про вот эту штуку расскажешь?
Тимка оглядел команду.
Доделываем. Змей завтра может лететь.
Прошка подскочил.
Змей? Вот этот? Или вы только шкуру слупили? А чем его кормят? А ест куда? И откуда он это
Любава подошла к оставшейся на гульбище детворе и прислушалась.
Подумаешь, да кого интересует, что там себе думают обозники! услыхала она преисполненный презрения голос Мартына. Пусть что хотят, то и думают.
И ничего он не обозник, горячилась Елька. У Тимофея, между прочим, наставница Арина крёстной будет! И наставник Макар. Они его учить станут. А Тимка сам мастеровой, как Кузьма. Брат ему, между прочим, кузню присматривать доверил. И серёжку он починил, одно загляденье.
И ничего он не обозник, горячилась Елька. У Тимофея, между прочим, наставница Арина крёстной будет! И наставник Макар. Они его учить станут. А Тимка сам мастеровой, как Кузьма. Брат ему, между прочим, кузню присматривать доверил. И серёжку он починил, одно загляденье.
Ну и что? Дядька Илья самому Мишке крёстный брат, а всё равно обозник. Дети его обозниками будут, потому на складе и сидят. И потом, с чего это он крестник? Чужакам тут делать нечего.
А, так бы и сказали, послышался ещё чей-то сиплый голос. Они за бабские радости стараются, вот те их и защищают.
Любава удивилась: ничего себе страсти тут разгорелись! Такой Ельку она никогда не видела. Да ещё чтоб с братом ругалась.
А ещё он змея может сделать. Летающего! привела последний аргумент та.
Змей летать не может! уверенно заявил Сенька.
Почему это? насупилась Елька.
Не положено. Приказа не было, снисходительно пояснил он сестре.
Ну, уж тебя не спросим! Любава решила появиться на поле боя. А вы б лучше спать шли, да пораньше. Юлия сказала, вам с утра на медосмотр прийти. Ранетые, говорит, на всю голову. Мозги вправлять будет.
Да мы, если хочешь знать!..
А вы, если хочешь знать, за стеной сидели. А боем вовсе даже Прошка командовал. И ничего не задаётся!
Да пошёл твой Кузнечик со своим Прошкой!..
А чего это ты на него взъелся?
А чего это ты его защищаешь?
Любава подошла к Ельке и шепнула ей что-то на ухо. Та вздёрнула нос.
Ну и сидите тут тогда сами, раз такие. А меня ждут змея докрашивать.
Тут уже все собрались, и Тимка, и складские. И Прошка тоже пришёл. Только нас нету. А змея доделывать они что, без нас будут? Ну, нет. Мы тоже начинали Любава открыла дверь в кузню. Ой, и батюшка тут.
Любава остановилась в дверях, вздохнула, напустила на себя «надлежащий вид» и вошла в кузню. За ней столь же степенно и независимо в дверь вплыла Елька. Любава хотела было ещё и сказать что-то, подобающее визиту высочайших особ, но вдруг увидела моток серебряной проволоки, что держал в руках Макар. Её глаза заметались между Тимкой и Макаром, вся напускная важность слетела с неё лёгкой паутинкой, и она схватилась за мгновенно воспламенившиеся щеки.
Ой! Это для нас? Ну, Тимка сделает? и, поглядев на недоумевающие лица отца и Кузнечика, поняла, что просчиталась в своих самых смелых мечтах. Ну, папка! чуть не расплакалась она подслушанным у новообретённого братика словечком. Ну, можно нам? Ну, чуточку? Он же Ельке сделает, ему боярыня велела. Можно и мне что-нибудь?
Макар недоумённо посмотрел на внезапно и совершенно не в меру разволновавшуюся дочь и переглянулся с Тимкой. Тот сообразил первым.
Э-э переплавить эту проволоку можно, конечно, только зря это, Кузнечик твёрдо решил сестрёнку без гостинца не оставлять. Так дороже стоит. И сделать из неё можно много чего. Боярыня и правда велела сделать что-нибудь на посмотр, так я и Любаве сделаю, и мам Вере. А переплавить всегда можно, никуда та проволока не денется.
Макар, сообразив, в чём дело, ухмыльнулся.
Нет, ну надо ж, уже взяли парня в оборот! Похоже, его от вас спасать придётся наставник подёргал себя за бороду и решил: Ладно, делай давай, раз боярыня велела. Не получится, тогда переплавишь.
Утро, смущённо зарумянив Прошкину комнату, где со вчерашнего вечера обосновался Кузнечик, оставило мальчишек в твёрдом убеждении, что девки это величайшее изобретение Господа Бога. (Господи, иже си на небесех, да святится имя Твое Ну и так далее.) Проснувшись по горластому рожку Дударика, который, кроме всего прочего, сообщал о скором наступлении священного времени суток завтрака, Тимка привычно стряхнул простыню на пол, чем немало озадачил Прошку, который вечно был в песке, как и весь его собачий десяток.
Поразмыслив, что спать на простыне без песка таки приятнее, Прошка активно поддержал приятеля в перечислении достоинств девчачьего сословия. Ну, смотрите, стирать стирают. Готовят. Комнату выметают каждый день. Почти. Полы моют и под лавками тоже! А самое главное никаких дежурств по кухне. Даже посуду сами моют.
В порыве откровенности зарождающейся пацанячьей дружбы Тимка намедни вечером пожаловался на жульничество покойного деда: когда тот, меряясь по палочке, кто сегодня моет посуду, намеренно то сжимал свой кулачище, то отпускал его так, чтоб дежурить выпадало всегда Тимке. А на прямое обвинение в таком непотребстве просто невозмутимо пожимал плечами а кто мешает Тимке такие же заиметь, пусть тренирует. Вот морской закон это дело! Тимка умолачивал свою кашу в мгновение ока и, подвинув грязную миску задумчиво жующему деду, быстро смывался по своим делам.
Прошка, представив себе такую перспективу, энергично закивал, поддерживая товарища в том, что дежурство на кухне это что-то вроде изначального зла, от которого Господь избавил занятого человека путём сотворения девок. Выражение же «смыться по своим делам» он оценил особо, не сразу разобравшись только, какие дела в крепости можно считать своими. Кровати, впрочем, они застелили тщательно, поскольку Прохор заметил, что поручик Василий объявил: если увидит у кого не заправленную кровать, то на ней же и откамасутрит.
А что такое камасутрить? Больно? поинтересовался заинтригованный Кузнечик.
Не знаю, отмахнулся Прохор. Что-то из священных книг, наверное. Роська их наизусть читает аж зубы сводит. И щенки воют. Вот интересно, у Роськи это всё от зубов отскакивает, у него зубы не болят? Болят, наверное, вон, у меня и то болят, а от них не отскакивает А у тебя зубы болят? У меня когда выпадали, болели, а сейчас Юлька говорит творог надо.
Тимка, ещё вчера отследивший, что все мысли у его нового друга сосредоточены не между ушами, а на кончике языка, вполуха слушал, не пытаясь вклиниться в Прошкин монолог, чем, кажется, сильно его поощрял. Одевшись, приятели сошлись на том, что наглеть всё-таки не стоит, и побросали вчерашние портянки в короб для стирки. И позавчерашние тоже.
Зарядка, на которую собирали всех младших перед завтраком, Кузнечику не то что не понравилась. Нет, ощущения после неё остались правильные: заряд бодрости получился такой, что он готов был бежать куда угодно, прямо сейчас и, что называется, с низкого старта. И упражнения были не очень сложные, хотя делать их правильно и попадать вместе со всеми пока не получалось. Тимке не понравилось, как на каждую ошибку в его сторону криво ухмылялся Сенькин десяток во главе с их командиром, но, слегка поразмыслив, мальчик решил этим не заморачиваться. Про упражнения можно и у Любавы позже спросить вон она как лихо ногами машет, сразу ясно, для чего порты надеты. А на мнение Сеньки Тимофей решил потихоньку начхать. Во всяком случае, пока, а там видно будет.
После завтрака разогнавшийся было в кузню Тимка был отловлен Веркой, чисто вымыт (даже за ушами) в тазу с подогретой водой. Вопроса «а где мыло?» мама Вера, похоже, просто не поняла, но зато вылила на голову какого-то отвара, отчего вода в тазу начала пениться. С трудом выполоскав из ушей пену, он был насухо вытерт и обряжен в новёхонькие, чуть не хрустящие льняные порты и вышитую красной нитью рубаху. Рубаху принесла и собственноручно надела на Тимку наставница Арина, а дядька Андрей подарил красивый ремень тиснёной кожи. После всего этого безобразия отрок был многократно обверчен и осмотрен со всех сторон, трижды безуспешно причесан довольно грубо, как на Тимку, сделанным гребешком и, наконец, признан годным.
А заодно до Тимофея дошло, как все понимают немого дядьку Андрея. Когда мальчик, сильно смущённый разведенной вокруг него суетой, встретился с наставником взглядом, ища хоть в ком-то точку опоры, тот кивнул, отлепился от косяка двери, на который опирался, и вдруг неуловимо изменился, вытянувшись и выровнявшись, причём абсолютно не напрягаясь при этом. Сила, как будто дремавшая в раненом воине, вдруг выплеснулась и заставила себя уважать. Тимофей и сам непроизвольно вытянулся и даже чуточку, ну, совсем капельку, задрал подбородок, отчего сам себе стал напоминать Сеньку. До высоты подъема носа Любавы он явно не дотягивал, но глянув на наставника ещё раз и получив от него одобрительный кивок, решил остановиться на достигнутом и стойко, даже с некоторым достоинством, переносил Веркины попытки привести в порядок его вихры. А чего их чесать-то? Тимка давно махнул на них рукой и просто перехватывал ремешком.
Сам же обряд крещения, к которому Тимофея, как оказалось, и готовили, был торжественным, что ли. Нет, он не был пышным. Храм Сварога был куда как богаче, громадное пространство под крышей освещалось несколькими раздуваемыми мехами, а потому сильно гудящими кострами. Языческий храм, что у Горки, вмещал несколько сот человек за раз, чувствовался таинственным и даже немного страшноватым. Обряд же, который проводил отец Симон в часовне, был домашним, уютным, и ещё в нём было небо. Как этого добился священник, Тимка так и не понял, но когда он, после всех непонятных действий, оказался на крыльце, именно это чувство его накрыло с головой бескрайнее, чистое, без единого облачка небо над головой и золотое солнышко в вышине.
«Это место должно быть красивым, только как принести кусочек неба внутрь?»