Отец же Симон был совсем другим. Не сказать увесистый, скорей весомый, двигался размеренно и степенно, не вызывая, впрочем, никакой неприязни. Скорей даже симпатию, потому что от беседы с отцом Михаилом оставалось неизбывное чувство вины, а вот отец Симон Он умел утешить. Просто потрепал вихрастую шевелюру, и стало как-то легче. А то, что кругленький и лоснился, как колобок так это от поста, наверное.
Пост, который внук соблюдал вместе с дедом, он любил особо. Пироги с грибами, пироги с капустой, пироги с яблоками От тех, что с рыбой, и вовсе не оторвёшься съедалось столько, сколько давалось, а давалось столько, что на орехи в меду смотреть и вовсе тоскливо: съел бы всё, но там уже рыба Судя по всему, отец Симон пост тоже очень любил.
Вызванный к священнику, Кузнечик бодро оттарабанил Отче наш и Символ Веры, слегка поблудил вокруг заповедей Божьих, нисколько не сумняшеся в четвёртой, прибавил к субботе ещё и воскресенье, и поинтересовался: можно ли заменить в десятой вола козой, а то вола он даже не видел, в слободе их нету
На предложение священника покаяться в грехах Кузнечик вначале задумался, а потом признался, что крепко злоумышлял против соседского петуха, который регулярно разорял лично взращиваемую Тимкой на пришкольном участке грядку с горохом. А так вроде ничего больше на чужую жену не посягал, а осел у Тимки и свой есть. Ну, почти свой, он ещё и дедов. Слегка поспорил с отцом Симоном, что лености он и в субботу не предаётся, а в воскресенье так и вовсе. Согласился с тем, что злоумышлять на петуха это всё равно, что желать зла соседу. Крещение своё мальчик помнил весьма смутно, единственное, сказал, что дед всегда сетовал, что крестили его не совсем правильно.
По выходе из помещения отец Симон объявил, что никаких препятствий для немедленного крещения он не видит, так что если раб Божий Тимофей согласен, что его крёстными станут воин Макар и наставница Арина, то послезавтра, вместе с лялечками, всё и сделают. От восторженного визга Любавы у Кузнечика поначалу заложило в ушах, но, взглянув на сияющую рожицу обретённой сестренки, он и сам расплылся в счастливой улыбке. Мальчишка посмотрел вначале на Арину, потом на Макара и, дождавшись утвердительного кивка, ответил, что всё очень здорово, особенно обретение мамы, которой почти никогда не было, и сестры, которой и вовсе не было никогда. Арина переглянулась с прослезившейся Веркой, но ничего не сказала.
Вторым событием дня стало возвращение из Ратного десятка гонцов под командованием Елькиного брата Семёна. Мальчишки, получив долгожданную команду «Вольно! Р-разойдись!», тут же, в ожидании обеда, умчались на гульбище и, почти задыхаясь от гордости и возбуждения, рассказывали всем желающим подробности обороны Ратного от находников.
Желающих собралось много почти все, кто на тот момент обретался в крепости, а потому гонцы, преисполнившись собственной важности, купались в лучах всеобщего внимания, по возможности обстоятельно отвечая на уточняющие вопросы и всего лишь дважды сорвавшись на восторги в стиле «А они как!..», «А мы потом им!..» Выбравшийся из своей клетки чёрный, как вороново крыло, щенок внёс и свою лепту в обсуждение событий, звонко облаяв недостойное, по его мнению, размахивание руками во время разговора.
Из толкотни на гульбище Кузнечика выудила запыхавшаяся Верка. Отдышавшись и схватив Тимофея за руку, она подвела его к растрёпанному худощавому мальчишке, немного помладше Тимки, стоявшему чуток в стороне и с любопытством рассматривающему новичка.
Вот, знакомьтесь, подтолкнула она Тимку вперед. Это Тимофей. А это Прохор.
Тот кивнул, сделал шаг вперед, улыбнулся и протянул руку:
Прошка можно. Это ты Кузнечик? А правда, ты за болотом жил? А мы туда походом ходили. А я тут собак учу.
Тимофей улыбнулся и пожал руку.
Тимка, представился он. Мы то болото Кордоном зовем. Так это твои щенки? А то Ворон опять из загородки вылез.
Верка облегченно вздохнула.
Познакомились? Вот и хорошо. У Прохора в казарме своя горница есть он у нас не просто так, а наставник. А ты у него поживёшь: с посаду бегать не очень хорошо, а на кузне ночевать совсем не дело.
Тимофей поглядел на Прошку, который умудрился улыбнуться ещё шире, почему-то вспомнил Чеширского Кота из папкиной сказки и сам растянулся в улыбке.
Не забудь вещи из кузни в горницу перенести, Верка, точнее, уже мама Вера, схватилась за сердце. А я побежала, дел невпроворот.
Впервые на Тимкиной памяти на гульбище было весело. Несмотря на то, что Младшая стража не вернулась и, как оказалась, не скоро и вернётся, стало ясно, что опасность, которая всей своей неизвестностью давила на крепость, рассеялась без следа. На гульбище отметились все, даже раненые из лазарета попытались занять целую лавочку. Разошлось большинство народа, впрочем, тоже быстро. Создавалось ощущение, что, сбросив напряжение, люди в крепости потянулись к хорошо известному им месту, но, не найдя в нём чего-то важного, расходились.
Первыми ушли лесовики и плотники у них наметилось своё празднование. Некоторое время на гульбище покрутился самый младший из плотников Швырок, но когда раненые двинулись к лазарету, а за ними ожидаемо потянулся и старший девичий десяток, он тоже быстро исчез. Взрослые рассосались ещё раньше, так что на гульбище осталась лишь Елькина команда, десяток гонцов, Тимка со складскими мальчишками и ещё несколько отроков из Ратного Веденя и несколько человек из его десятка, которые были не на дежурстве.
Говорить вроде уже было не о чем всё, о чём можно было рассказать, рассказали минимум раза три, а расходиться не хотелось.
А Кузнечик сказку рассказывать будет? прозвучал в наступившей тишине робкий голос Стешки. Все собравшиеся вначале посмотрели на неё, отчего девчушка привычно попыталась вжаться за спину старшей сестренки, а потом на Ельку.
А Кузнечик это кто? озвучил общий вопрос Семён.
А вон тот, из девчачьего десятка, ухмыльнулся сидевший рядом с Сенькой гонец, явно расстроившийся, что внимание присутствующих уплывает от героев дня.
И ничего он не из девчачьего! Он у Кузьмы за кузней следит! дёрнулась Елька. А ты, Мартын, лучше язык прикуси, прежде чем опять на кого гавкнуть!
А чего гавкнуть? Я что, не дело говорю? делано возмутился тот. Старших тут не было, к нашему его не приписывали, значит, или к вам, или к старшим девкам. Как больше нравится.
Не дело говоришь, вступился за Тимку Веденя. Десяток не десяток Без дела тут никто не сидел, пока крепость вашу недостроенную к обороне готовили. Вас не было, так вон они гонцами гоняли, разве что ноги в кровь не сбили. Хоть девки, хоть не девки, а дело делали, и не хуже тебя справлялись.
А чё её оборонять-то? окрысился Мартын. Ляхи б сюда и не дошли вовсе. Мы перед Ратным остановили, пока вы тут сидели.
О как! Ты, значит, останавливал, а мы тут сидели Веденя явно обиделся. Ну, молодец, значит, что остановил.
Командир ратнинских отроков поднялся, за ним и его десяток.
Ну, раз остановил, значит, останавливай и дальше, а мы тут не нужны более, бросил он через плечо, направляясь с гульбища. Бронька, ты со складскими разобрался? Всё отдал, что брали?
Сейчас разберёмся, подскочил со своего места Захар. Родька, идём, поможешь.
Кузнечик сидел, хлопал глазами и никак не мог понять, отчего сыр-бор разгорелся. Всего-то попросили сказку рассказать, так скучно же стало. Тимка бы и рассказал. И чего Мартын этот на него взъелся, никто ведь и рот не успел открыть?
«Если на тебя напали, учил младшего Юрка, надо отвечать. Но вначале разберись, почему. Что надобно-то? Отбиться всяко придётся, но пока не поймёшь, где и как кого задел, вражда так и будет тянуться».
«Если на тебя напали, учил младшего Юрка, надо отвечать. Но вначале разберись, почему. Что надобно-то? Отбиться всяко придётся, но пока не поймёшь, где и как кого задел, вражда так и будет тянуться».
Разбираться, конечно, придётся, но делать это сегодня вечером, после тяжёлого дня, так лениво. Да и Елька вон нахохленная сидит, не сейчас же спрашивать.
«Завтра», решил Тимофей, и тоже поднялся.
Я, наверно, на кузню пойду, сообщил он. Прибираться ещё.
Я помогу, вскочила Любава и, обратившись к подруге, спросила: Можно, Ель?
Заткнулся б ты, Мартын, услышала она за спиной голос Семёна. Вот кто тебя вечно за язык тянет?
А чего это он на крепость наговаривает? возмутился тот. Ишь, недостроенная она. И кто им уходить без спросу позволил?
Так они ж не в твоём десятке, ядовито заметила Елька. Чего это они у тебя спрашивать должны?
А боярич Семён сейчас самый главный в крепости, нашёлся тот. Других Лисовинов тут нет, а бабы не в счёт. Вот и должны были спроситься!
Сенька на это промолчал, зато не смолчала Елька.
Это, стало быть, я не в счёт? мягко, подражая боярыне Анне, пропела Евлампия. И это ты, значит, за то, что мне служили, мальчишек попрекнул?
Любава ухмыльнулась и припустила за Кузнечиком.
В кузне, к своему удивлению, Тимофей обнаружил Савушку с Митяем, Красаву, которая, присматривая за младшими, сидела тем не менее отдельно, и твёрдо восседающую на табурете Юльку, с разложенными на столе ножами под заточку.
На завтра? коротко спросил Тимофей.
Вот эти два. А эти позже, деловито ответила лекарка. Что ты там про сухожилия и твердые жилы говорил? Вот для того и делай. Там с ногой, боюсь, совсем плохо. Не смогу, мать звать придётся.
Ну Тут много зачищать. Попробую.
Юлька на минуту задумалась, а потом решила.
Давай вот что. До завтра мне надо вот этот. Хорошо бы ещё и второй, но как выйдет. Не спеши сильно, хорошо надо сделать. Мать приедет, надо, чтоб всё было готово. И ещё у тебя этот, как его, пинцет взять можно? На время хотя бы. И иглу, если есть. А на остальные я тебе отрока из выздоравливающих пришлю. Не дурной вроде, пусть помогает. Да и вот этих подучи, кивнула она на появившихся Захара и Родьку. У них дело такое, лишним не будет.
Так, тут дедов пинцет, мне не нужен сейчас. О, их даже три разных есть. Забирай, посмотришь, что лучше подойдет. Иглы ещё? Сейчас гляну, Тимка зарылся в дедову котомку. Ага, для кожи вот есть. Толстые только. Пойдут?
Эти толстые? удивилась лекарка. Пойдут. Давай, какие не жалко.
Никаких не жалко, тебе нужней. Какие не подойдут, отдашь.
Спасибо, Юлька внимательно посмотрела на мальца. Это дорогой подарок. Я не забуду.
А Сенька на Тимку ругался, почуяв ветер, нажаловалась Любава. Сказал, что Тимка из девчачьего десятка.
У Юльки сузились глаза.
А, ну да, они же вернулись. Как же, слыхала. Пусть они ко мне в лазарет завтра зайдут, все вместе. Раненых надо посмотреть, особливо тех, что в голову, и Юлия, задрав нос, прошествовала на улицу, не обратив ни малейшего внимания на закаменевшую на своей лавке Красаву. Следом за ней выпорхнула и Любава, которая лёгкой трусцой поскакала к гульбищу