Спасибо, благодарю я, все еще дрожа.
Мы команда, и Джейкоб протягивает руку. Дай призрачные пять.
Я делаю вид, что хлопаю его по руке своей пятерней, а он изображает звук шлепка. Но на этот раз, честное слово, я чувствую слабое прикосновение, что-то вроде пара, и только потом моя рука проходит насквозь. Я заглядываю Джейкобу в глаза, хочу понять, ощутил ли и он что-то необычное, но мой друг уже отвернулся.
Ну, наконец-то! когда я возвращаюсь к столу, мама протягивает мне последний кусочек крепа. Пришлось спасать его от папы. Он чуть палец мне не откусил.
Извините, я развожу руками. Очередь была длинная.
(Я не люблю врать родителям. Но когда я попыталась рассказать им правду о том, что случилось на шотландском кладбище, они мне не поверили. Так что теперь мое вранье кажется мне чуть-чуть менее ужасным.)
Да-да, хихикает Джейкоб. Успокаивай себя, успокаивай.
Папа встает и отряхивает руки.
Ну-с, дорогое семейство, говорит он и обнимает меня за плечи. Пожалуй, пора возвращаться.
Уже совсем стемнело, Вуаль снова льнет ко мне, зовет, тянет обратно. Ну, уж нет пока мы идем обратно через сад Тюильри, я стараюсь не сходить с аллеи и держусь поближе к фонарям и к свету.
Глава четвертая
На следующее утро девушка, которая будет нас сопровождать, дожидается нас в salon (так здесь называют гостиную).
Она высокая и тоненькая, в зеленой блузке и светлой юбке кремового цвета. Лицо у нее в форме сердечка, высокие скулы, темные волосы собраны в сложный пучок. Она моложе, чем я ожидала на вид ей чуть больше двадцати лет.
Вы, должно быть, мадам Дешан, говорит мама, протягивая руку.
Прошу, говорит девушка голосом, который кажется шелковистым, зовите меня Полин.
Из-за французского акцента все, что она говорит, звучит очень музыкально. Забавно совсем недавно я думала то же самое про шотландский акцент. Но сейчас понимаю, что эти два акцента совсем разные. Как два вида музыки. Как баллада и колыбельная.
Из-за французского акцента все, что она говорит, звучит очень музыкально. Забавно совсем недавно я думала то же самое про шотландский акцент. Но сейчас понимаю, что эти два акцента совсем разные. Как два вида музыки. Как баллада и колыбельная.
Папа что-то говорит по-французски, мама смеется, а мне вдруг становится одиноко, как будто они шутят, но не хотят, чтобы я поняла.
Вы хорошо говорите по-французски, замечает Полин, и папа смущается.
Учил когда-то в колледже, разводит он руками, но успел подзабыть.
Полин, говорит мама, это наша дочь, Кэссиди.
Джейкоб ворчит, сунув руки в карманы:
Меня, конечно, представлять не обязательно
Enchantée, произносит Полин, повернувшись ко мне. Взгляд у нее внимательный, изучающий. Parlez-vous français?[1]
Теперь моя очередь краснеть.
Нет, извините. Я говорю только по-английски.
В последний год в школе я учила итальянский, но он мне очень, очень плохо дается. Я вообще не уверена, что мне когда-нибудь пригодится умение спросить по-итальянски, как пройти в библиотеку. По-французски я знаю только sil vous plaît («пожалуйста») и merci («спасибо»).
К нам подлетает официант, и Полин, обменявшись с ним несколькими фразами, приглашает нас к столу.
Мы очень благодарны, что вы согласились быть нашим гидом, говорит папа.
Да, медленно отвечает Полин, это должно быть интересно.
Она разглаживает блузку, как будто стряхивает с нее крошки.
Скажите, включается в разговор мама, а вы верите в призраков?
Лицо Полин застывает.
Нет! быстро отвечает она. Ее слова звучат резко, как будто захлопнулась дверь, за которой находится то, чего не хотят видеть. Извините. Это было невежливо. Я объясню: я здесь как представитель французского министерства культуры. Обычно я сопровождаю высокопоставленных лиц и специалистов, которые работают с историческими документами. Так что это для меня не совсем обычный случай. Но я парижанка. Я живу здесь всю жизнь. Я провожу вас, куда вы только захотите. Окажу любую помощь и содействие. Но я не могу сказать, что верю в привидения.
И прекрасно, успокаивает ее папа. Меня интересует именно история. Верить это по части моей жены.
Полин смотрит на меня.
А ты, Кэссиди, обращается она ко мне, ты веришь?
Джейкоб высоко поднимает брови.
Да, признайся нам, поддразнивает он меня. Что ты думаешь насчет привидений?
Я улыбаюсь и киваю Полин.
Легко не верить в призраков, пока их не видишь. А когда увидишь, трудно не поверить.
Между идеальными бровями Полин появляется морщинка.
Вероятно это так.
Официант возвращается с тремя малюсенькими чашечками черного кофе. В жизни таких не видела, они похожи на чашки из кукольного чайного сервиза, которым я играла, когда мне было лет пять.
А это для мадемуазель, официант протягивает мне кружку горячего какао, посыпанного тертым шоколадом.
Еще он ставит на стол корзинку с выпечкой. Я узнаю круассан он в форме полумесяца, а вот спираль и квадратик это что-то неизвестное. Осторожно беру квадратную булочку, откусываю и обнаруживаю, что внутри шоколадная начинка.
Париж заработал еще одно очко в моих глазах.
Pain au chocolat[2], объясняет мама.
Какао такое густое и сладкое, а булочка такая шоколадная, что кружится голова. Дома мне даже засахаренные хлопья на завтрак не разрешают есть.
Джейкоб вздыхает.
Я скучаю по сахару.
Что ж, мне больше достанется. Откусываю еще раз, крошки сыплются на стол.
Полин поворачивается ко входу в столовую, и ее взгляд теплеет.
А вот и съемочная группа. Антон! окликает она кого-то, вскакивая на ноги. Аннет!
Антон и Аннет брат и сестра. У них одинаковые каштановые волосы, острые подбородки и серо-голубые глаза. Но в остальном они словно тень одного человека в разное время дня: Антон длинный и тощий, Аннет низкая и плотная.
Полин целуется с каждым из них, по одному поцелую в каждую щеку, потом обращается к моим родителям:
Если вы готовы, можем ехать. Начнем с катакомб.
Да, мама стряхивает сахарные крошки с коленей. Привидения Парижа могут подождать.
Что такое катакомбы? спрашиваю я, когда мы выходим за дверь.
Что-то вроде кладбища, говорит папа.
Как Грейфрайерс? спрашиваю я, вспоминая холмистое кладбище в самом сердце Эдинбурга.
Как Грейфрайерс? спрашиваю я, вспоминая холмистое кладбище в самом сердце Эдинбурга.
Не совсем, начинает он. Это
Не порти сюрприз! Мамины слова заставляют меня волноваться.
В мамином представлении сюрприз не столько «С днем рождения!», сколько «Посмотри, какую кошмарную штуку я нашла на заднем дворе!».
Наберись терпения, Кэсс, продолжает она. Парижские катакомбы одно из самых знаменитых мест в мире.
Хорошо хоть, что она ни слова не сказала о привидениях, ноет Джейкоб, и тут мама продолжает:
И, конечно, там полно привидений.
Джейкоб вздыхает.
Почему я не удивлен?
Мы едем через весь город на метро и выходим на станции, которая называется «Данфер-Рошро».
На улице я вижу на каменной стене здания табличку «14» это номер округа, в котором мы находимся. Я смотрю по сторонам, ищу кладбище, но вижу только обычные дома. И все-таки я знаю, что мы приближаемся, потому что тук-тук-тук призраков становится громче с каждым шагом.
Вокруг колышется Вуаль, я чувствую вибрацию под ногами: тяжелые удары доносятся откуда-то снизу. Места с привидениями не только зовут меня они тащат меня, как рыбку на леске. Крючка нет, с другим концом меня соединяет только нить, тонкая, как паутинка, но прочная, как проволока.
Мои родители, Полин и телевизионщики останавливаются перед маленьким темно-зеленым павильоном. Скромный и неприметный, он похож на газетный киоск, и непонятно, какое отношение он имеет к месту, где хоронят мертвых. В нем поместится один или два гроба, не больше. Сначала мы даже думаем, что ошиблись, но тут я замечаю медную табличку.
ENTRÉE DES CATACOMBES[3]
И только-то? говорю я. Я думала, они больше.
Ну конечно, больше, папа достает один из своих путеводителей, показывает мне карту Парижа, а потом открывает следующую страницу.
Поверх схемы ложится прозрачный листок с красными стрелочками, и до меня постепенно доходит, что именно я вижу. А еще я понимаю, почему у меня были такие странные ощущения.
Катакомбы вовсе не этот зеленый павильон.
Они у нас под ногами. И судя по карте, они под ногами у многих. Целая сеть туннелей расходится под городом во все стороны.
Подойдя к двери, мы видим объявление о том, что сегодня катакомбы закрыты.
Ой, как жалко, фальшиво сокрушается Джейкоб. Придется зайти в другой раз
Но он умолкает при виде человека в форме службы безопасности, который отпирает дверь в зеленый павильон и приглашает нас войти.
Внутри турникеты, как при входе на американские горки.
Мы стоим на верхней площадке винтовой лестницы, такой узкой, что спускаться можно только по одному. Лестничные пролеты резко уходят вглубь, исчезают в темноте. Туннели внизу как будто дышат, оттуда веет холодным затхлым воздухом. Вместе с ним выплескивается волна гнева, ужаса и отчаяния.
Нет, ни за что! трясет головой мой друг.
Скверное здесь место. Мы с Джейкобом оба это чувствуем.
Я неуверенно топчусь на месте, потому что Вуаль усиливает хватку и тянет меня вниз, но в глубине души я понимаю, что надо бы держаться отсюда подальше, а еще лучше бежать со всех ног.
Мама оглядывается через плечо.
Кэсс! Все в порядке?
Просто скажи, что тебе очень страшно, советует Джейкоб.
Но мне же не страшно, мысленно отвечаю я. То есть, страшно, конечно. Но одно дело просто бояться чего-то, и совсем другое быть в ужасе. Кроме того, думаю я, вцепившись в фотоаппарат, у меня есть дело, и это я вовсе не об охоте за призраками. Родители попросили меня помочь. Я не хочу их подвести.
И я заставляю себя сделать шаг и встаю на верхнюю ступеньку.
Просто кошмар, тоскливо говорит Джейкоб, пока мы спускаемся все ниже, ниже и ниже в туннели под Парижем.
Глава пятая
Мне много раз снился один и тот же кошмарный сон.
Будто я заперта в комнате глубоко под землей. Комната стеклянная, так что со всех сторон я вижу землю.
Сон всегда повторялся в мельчайших деталях. Сначала мне было скучно, потом я начинала нервничать и, наконец, пугалась. Иногда я молотила кулаками по стенам, иногда замирала и сидела неподвижно, но каждый раз, что бы я ни делала, на стекле появлялась трещина.
Щель становилась все шире, бежала вверх по стене к потолку, потом из нее на голову мне начинала сыпаться земля, потолок трещал, и я просыпалась.