Я поворачиваю голову и едва сдерживаюсь, чтобы не завопить: мне померещилось, что один из черепов на меня смотрит его пустые глазницы оказались прямо напротив моих глаз. Не успев разобраться, я вскидываю руку, чтобы отмахнуться от светлой, словно отбеленной кости, и
В то же мгновение Вуаль взлетает к моим пальцам. Как только она касается меня, я слышу приглушенный звук голосов с той стороны, щемяще-печальных, одиноких, растерянных. Кто-то кричит и как будто зовет, я даже почти различаю слова. Я тянусь навстречу.
Ау! зовет голос из тьмы. Такой потерянный и одинокий
Я озираюсь, но, кажется, больше никто его не слышит. Родители идут дальше, Полин смотрит прямо перед собой.
Кэссиди, шипит Джейкоб. Не надо.
Моя рука куда-то проваливается, но я все еще ощущаю Вуаль, она скользит между пальцами, как шелк.
sil vous plaît просачивается сквозь тени другой голос. Этот говорит по-французски. Он едва слышен и как будто молит о чем-то.
никто не придет шепчет третий.
А потом четвертый:
ПОМОГИТЕ!
Крик раздается так неожиданно и громко, что я отшатываюсь. Нога соскальзывает с камня, и я взмахиваю руками, пытаясь удержаться. Вроде бы мне это удается, но рука касается стены и проваливается, не встретив сопротивления, как будто стена не из костей, а из тонкой ткани.
Нет, нет, нет, мысленно кричу я, а Вуаль расступается, и я падаю куда-то.
Короткий, резкий удар.
Пронизывающий холод.
Вкус ледяной воды.
Я падаю на четвереньки на холодный каменный пол.
Ладони пронзает боль. На шее маятником раскачивается моя камера.
В туннеле темно, я моргаю, помогая глазам поскорее привыкнуть к темноте. Пока единственный свет, который я вижу, исходит из моей груди. Синевато-белая спиралька светит ярко, но освещает только мою рубашку. Так что не быть мне человеком-фонарем. Самое большое человеком-светлячком.
Я поднимаюсь на ноги и вытаскиваю из заднего кармана зеркало.
Джейкоб! окликаю я, но ответа нет.
Когда глаза наконец привыкают, я замечаю, что здесь есть и другой свет, тусклый и красный. Его источник находится где-то за углом. Как в моей домашней фотолаборатории, когда я проявляю пленку.
Я направляюсь к свету, но вдруг слышу тихий звук, похожий на шаги по песку или камням, и красный свет начинает удаляться.
Эй! окликаю я и прибавляю шагу. Но когда заворачиваю за угол, алый огонек уже не виден. Вместо него я нахожу на земле старинный фонарь. От него исходит неровный желтый свет, бросающий тени на кости и черепа, и кажется, что они усмехаются. Гримасничают. Ужасаются.
Я вдруг замечаю, что в туннеле очень тихо и очень пусто.
Но я же слышала призраков, разве нет? Где же они?
За моей спиной в темноте что-то или кто-то бесшумно движется. Но я это чувствую. Пальцы крепче сжимают медальон, я собираюсь с духом, чтобы обернуться, и вдруг слышу голос:
Кэссиди!
Это Джейкоб. Я вздыхаю с облегчением и оглядываюсь. И вижу злое, очень сердитое лицо.
Мы вроде договорились этого не делать, он стоит, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.
Я и не собиралась, клянусь.
Ладно, говорит он. Тогда давай убираться отсюда, пока ничего
Снова звук, будто по каменному полу мимо нас прокатился камешек.
Ты это слышал? спрашиваю я.
Может быть, кости оседают, предполагает Джейкоб, или это ветер.
Но здесь нет ветра, и мы оба знаем, что это были не кости, особенно когда слышим еще один звук шаги, кто-то идет. Здесь еще кто-то есть. Я шагаю вперед, но Джейкоб хватает меня за руку.
У нас же нет карты, напоминает он.
Он прав. Место здесь соответствует этому же месту в промежутке. Один шаг здесь то же, что шаг по другую сторону. Если мы уйдем слишком далеко от родителей и телеоператоров, я могу потеряться и в реальном мире. Могу остаться навсегда в этом лабиринте.
Вдруг откуда-то издалека доносится веселый молодой голос, он считает по-французски:
Un deux trois
Нет! Джейкоб хватает меня за руку. Тащит меня назад, уже почти дотянулся до занавеса.
Подожди, я пытаюсь освободить руку, а тот голос раздается снова. Но Джейкоб не ослабляет хватку.
Слушай, говорит он, я все понимаю. Ты не можешь с собой справиться. Такова твоя природа или предназначение называй, как хочешь. Тебе обязательно нужно заглянуть под кровать. Открыть шкаф. Сунуть нос за занавеску. Но включи мозги, Кэсс. Должно же у тебя быть хоть немного здравого смысла. Мы под землей, на глубине больше пятидесяти футов, а вокруг кости и только вот этот фонарь. Я официально напоминаю тебе о двадцать первом правиле дружбы и требую, да, требую, чтобы мы немедленно отсюда убрались. Вместе.
Окей, киваю я. Уходим.
Джейкоб вздыхает с облегчением и хватает занавес. Вуаль идет волнами, разделяется, я следую за ним. Но в последнюю секунду перед тем, как шагнуть за Вуаль, я оглядываюсь и клянусь! вижу, как вдоль стены туннеля движется тень, ее очертания светятся красным.
Вуаль исчезает, я падаю, ледяная вода в легких а потом мир снова становится четким, а свет ярким. Я слышу, как съемочная группа убирает оборудование, по каменному полу цокают каблучки Полин А вот и голоса родителей, они идут сюда.
Я все еще на коленях, и поспешно подношу к глазам видоискатель камеры. Делаю снимок арка из черепов вокруг каменной плиты в тот самый миг, когда из-за угла выбегает мама.
Кэссиди, выдыхает она и, обернувшись назад, кричит: Я ее нашла!
Мне удается улыбнуться.
Я поснимала тут немного, мой голос подрагивает, ладони и колени в грязи. Для шоу.
Еще бы немного, Кэсс, и мрачно говорит Джейкоб. Он прислоняется к стене. Вернее, хочет прислониться. Но, едва коснувшись костей, отскакивает, вздрогнув от отвращения.
Мама внимательно смотрит на меня, потом кивает.
Твоя увлеченность мне нравится, она гладит меня по волосам, но в следующий раз оставайся у нас на виду, ладно?
Постараюсь, говорю я, мама целует меня в макушку и помогает встать.
Идя за ней по туннелю, не могу удержаться, чтобы не оглядываться назад, в темноту. Мне все кажется, что я снова увижу там алый свет.
Часть вторая
Озорник
Глава седьмая
У вас когда-нибудь бывало чувство, что за вами следят?
Когда затылок как будто покалывает, и вы догадываетесь, что кто-то взглядом сверлит вам спину?
Мы поднимаемся вверх по лестнице, выходим из туннелей на улицы Парижа, а я все не могу избавиться от этого ощущения. То и дело оглядываюсь, уверенная, что увижу что-то или кого-то. И каждый раз мне кажется, что я чуть-чуть не успела. Зрение начинает играть со мной шутки, теперь уже каждая тень кажется мне живой. Каждое солнечное пятно превращается в подозрительную фигуру.
Я твержу себе, что это ничего не значит. Всего лишь последствия перехода, липкие, как паутина.
Самое время обедать, и мы садимся за стол в летнем кафе прямо посреди тротуара. Все мы, кажется, рады, что выбрались на свежий воздух. Мама и папа обсуждают место следующей съемки Люксембургский сад, а я заказываю что-то под названием «крок-месье». Мне приносят круассан с горячим сыром и ветчиной. Обжигающе-горячий сэндвич из круассана помогает согреться и окончательно справиться с ознобом после катакомб. Но все чаще я посматриваю на асфальт, вспоминая, что там внизу, прямо под ногами, город мертвых. Думаю, многие ходят по улицам, даже не подозревая, что в прямом смысле слова ходят по костям.
Тебе очень плохо? спрашивает Джейкоб.
Он стоит на солнце, и свет проходит сквозь него. Он присматривается к камню на бордюре, готовясь нанести по нему удар.
И вдруг ни с того ни с сего я вздрагиваю.
Как будто кто-то коснулся моей шеи холодной рукой. Единственное, на что у меня хватает выдержки это не завопить от неожиданности. Я только со свистом втягиваю сквозь зубы воздух.
Мама бросает на меня взгляд, но не успевает спросить, в чем дело. Раздается громкий треск, и край тента, под которым мы сидим, отрывается.
Кэссиди, берегись! кричит Джейкоб.
Металлическая штуковина, державшая тент, летит в нашу сторону и вдребезги разбивает кувшин с водой, который стоит на столике прямо передо мной.
Я чудом успеваю отпрыгнуть, осколки стекла и брызги не задевают меня.
От неожиданности мама с папой вскрикивают, изумленная Полин вскакивает, прижимая руку к груди. Качая головами и быстро щебеча что-то по-французски, Антон и Аннет осматривают сломанную конструкцию и рваный угол тента.
К нам подбегает официант и, рассыпаясь в извинениях, убирает следы происшествия. Нас пересаживают за другой стол и изо всех сил стараются помочь поскорее забыть о случившемся.
Мама хлопочет, проверяет, не порезалась ли я. Я уверяю, что со мной все в полном порядке, хотя, честно говоря, у меня немного кружится голова. Невольно я все оглядываюсь на наш старый стол. Может, это и пустяк: криво закрепили тент или ткань старая и порвалась. Не повезло. Но как быть с тем холодным прикосновением, которое я почувствовала за миг до происшествия? Что это было? Предупреждение?
Думаешь, ты стала экстрасенсом? спрашивает Джейкоб.
Хоть я и уверена на девяносто процентов, что этот случай не из тех, с которыми имеют дело промежуточники, все равно отправляю Ларе сообщение.
Я: Эй.
Я: А у таких, как мы, есть какие-то другие способности?
Через пару секунд от Лары приходит ответ.
Лара: У некоторых развито предчувствие. Чем больше времени они проводят в промежутке, тем сильнее начинают чувствовать потусторонние силы.
Лара: А почему ты спрашиваешь?
Я отвечаю не сразу.
Я: Просто интересно :-)
Лара: :-<
Джейкоб заглядывает мне через плечо.
Ха! говорит он. Этот смайл прямо ее портрет.
Надо отдать французам должное: они просто повернуты на десертах.
По дороге к следующей съемочной площадке нам попадаются: магазинчики шоколада, четыре витрины с маленькими кексами, украшенными так замысловато, что они напоминают произведения скульптора, множество тележек с мороженым и бесчисленные витрины с маленькими круглыми и очень яркими пирожными. Они называются странно макароны и пахнут розой, карамелью, черникой и лавандой.
Мама покупает коробку макарон и протягивает мне одно, приятного солнечно-желтого цвета. Я пытаюсь сосредоточиться на пирожном и забыть о том, что внутри у меня до сих пор все дрожит, а сердце колотится от тревоги.
Когда я надкусываю макарон, хрупкая лепешечка трескается, и внутри оказывается нежный крем с лимонным вкусом.
Ты прямо как местная жительница, говорит Полин. Тебе нужно еще попробовать эскарго.
Мама с папой хохочут, и это меня жутко нервирует. Я начинаю приставать с расспросами, но мама, похлопав меня по плечу, только улыбается.