Беру! я сунул медальон в карман. Остальное делите.
Спешнев и Синицын стали высчитывать стоимость золота и серебра, выписывая цифры карандашом на листе бумаге как бы не оборотной стороне того самого приказа Даву. По их репликам, я понял, что добычу сбудут в Смоленске, включая монеты. Их охотно купят: серебро и золото в России в цене. Соотношение серебряных денег к бумажным один к четырем, то есть за рубль серебром дают четыре бумажных. Пока штабс-капитан с фельдфебелем считали, я рассматривал ассигнации. Французские, перебрав, отложил в сторону. А вот русские (нашлись и такие) внимательно рассмотрел. Качественная печать, четкие подписи. Последние воспроизведены типографским способом. Явно фальшивки. На подлинных уполномоченные на то лица расписываются вручную.
Вот это, сказал, ткнув пальцем в них. Нужно сдать начальству, объявив, что фальшивые. Пусть уведомят, кого следует.
А вдруг настоящие? засомневался Спешнев. Нам бы пригодились.
Штабс-капитан, кажется, вошел во вкус
Исключено. Откуда настоящим у поляков взяться? Не стоит рисковать. Расплатимся где-нибудь фальшивкой попадем под подозрение. За такое каторга.
Спешнев неохотно кивнул.
Всего тут где-то на тысячу рублей, тем временем подвел итог Синицын. Ежели, конечно, удастся по таким ценам сбыть.
Надо постараться, буркнул штабс-капитан, и я заметил жадный блеск в его глазах. Спешнева можно понять: его жалованье где-то 200 рублей в год[60], да и то постоянно задерживают. А тут сразу 300, даже больше. Есть от чего пробудится алчности. Ты, Синицын, забери все и аккуратно припрячь. Егерям и унтерам, не говори, сколько тут чего, да и цену добычи не объявляй. Не надо вводить людей в соблазн. Скажи только, что никого не обидим, каждый получит свою долю. И пусть держат языки за зубами!
Слушаюсь, ваше благородие! кивнул фельфебель, сгреб ценности в патронную сумку, аккуратно завернув перед этим в холстину часы, поклонился и вышел. Спешнев проводил его взглядом и, дождавшись, когда створка за починенным закроется, посмотрел на меня.
Теперь с вами, Платон Сергеевич! он полез в висевшую на боку сумку и извлек из нее пачку ассигнаций. Аккуратно разложил их две стопки и придвинул одну мне. Ваша доля за лошадей.
Каких лошадей? не понял я.
Трофейных. Я их графине продал.
Всех? удивился я.
Двадцать голов. Все равно лишние. Мы взяли шестьдесят пять. На оставшихся посадим егерей. Наездники из них, конечно, неказистые, но все лучше, чем пешком. Быстрее пойдем, переходы станут длиннее.
Теперь с вами, Платон Сергеевич! он полез в висевшую на боку сумку и извлек из нее пачку ассигнаций. Аккуратно разложил их две стопки и придвинул одну мне. Ваша доля за лошадей.
Каких лошадей? не понял я.
Трофейных. Я их графине продал.
Всех? удивился я.
Двадцать голов. Все равно лишние. Мы взяли шестьдесят пять. На оставшихся посадим егерей. Наездники из них, конечно, неказистые, но все лучше, чем пешком. Быстрее пойдем, переходы станут длиннее.
Зачем графине лошади?
Коневодством занимается. Помните, в бане про конюшню говорил? Она тут не одна. Земли здесь тощие, пшеница не растет, только рожь с овсом, а вот луга богатые поймы у рек большие. Есть, где коней выпасать и сена заготовить. Коневодство выгодное дело, особенно если лошадей кавалерии поставлять. Казна это дело поощряет. Но для кавалерии отдельная порода требуется высокая и резвая. Крестьянские лошадки мелкие, а ломовые под седло не годятся. Графиня собралась кавалерийских разводить, но где взять жеребцов и кобыл на племя? А тут сами пришли у поляков кони добрые. Она, как разглядела, так и предложила продать с условием, что отберет лучших. Пусть! Спешнев махнул рукой. Нам ведь только доехать. Все равно интенданты заберут не положены пешим егерям верховые лошади.
Она их, что, в Смоленск погонит?
Зачем? удивился Спешнев. Здесь останутся. Отгонят в дальнюю деревню, там конюшни стоят. Крестьяне присмотрят. Мы же скоро вернемся, сами говорили.
Почем продали? спросил я, чтобы сбить его с мысли. А то начнет прогнозы выпытывать.
По четверному билету за одну. Дешево, конечно, вздохнул он. Даром, считай. За таких коней 200 рублей за голову и то мало. Но кто ж даст? Седла и сбруя в цену вошли. Но зато графиня меняет нам упряжки на свежие, дает три повозки с лошадьми дополнительно. Провизии и фуража сколько увезем.
Интересные у них тут гешефты!
Ваша доля 250 рублей, указал он на стопку.
А егерям?
Зачем им? сморщился Спешнев. Без того не обижены. Даже рядовым по три рубля выйдет. Большие деньги для солдата. Все равно пропьют, промотают. Не знаете вы русского солдата, Платон Сергеевич, а я с ними скоро двадцать лет, насмотрелся.
Я пристально посмотрел на него. Спешнев смутился.
Не нужно так, Платон Сергеевич! Вижу, что хотите сказать. Да, алчу, но поймите и меня. Столько лет, считай, на медные деньги жил. Как эти пятьсот рублей заимел, голова закружилась. Никогда столько деньжищ в руках не держал! Сразу мысли: еще пять раз по столько и можно деревеньку прикупить[61]. Мечта многих офицеров[62], Платон Сергеевич, чтоб вы знали. Двадцать пять лет службы за инвалидную выплату[63] это не то, чего я желаю. Хоть на старости лет в довольстве пожить
Своеобразные у них тут представление о счастье. Хотя, чего я хотел? Крепостники
Со мной с чего решили поделиться? Могли бы и не сказать.
Вы меня за подлеца не держите! обиделся Спешнев. Не настолько алчен, чтобы честь забыть! он помолчал и снова вздохнул. Давайте начистоту, Платон Сергеевич. Вы нам удачу принесли. Не случись вас, вырезали бы как овец. А так целы и с добычей. Мне удача за все годы службы ни разу не улыбнулась, с вами будто солнце засияло.
Понятно. Военные (и не только они) суеверны. Удачливых в армии любят. Читал.
Выслушайте меня! продолжил штабс-капитан. Мы оба в трудных обстоятельствах. Вы остались без бумаг, происхождения сомнительного, да еще во французской армии служили. Запросто примут за шпиона. В войну с ними разбирательство короткое: вывели за околицу и повесили на первом же дереве. А с меня начальство спросит за то, что от армии отстал. Вот тут победа над поляками и взятые с них трофеи зачтутся. А если будут и другие Мы можем быть полезны друг другу. Я поручусь за вас честью, вы взамен будете при роте какое-то время. Есть у меня предчувствие, что нас ожидают большие дела. Да и егеря обрадуются. Меня Синицын просил передать вам просьбу от солдат не покидать роту. Они даже готовы платить вам жалованье из своих денег. Хотя, понимаю, что откажетесь?
От их денег да, сказал я. От этих нет.
Я сгреб ассигнации со стола и сунул их в сумку на боку. И не надо упрекать меня в алчности! У меня цель выжить. Деньги этому весьма способствуют. Капитан предлагает дружбу? Очень хорошо. Дружба, завязанная на общий интерес, крепче бескорыстной, как кто бы в обратном не убеждал.
Значит, не покинете нас в Смоленске?
Нет, кивнул я.
Благодарю, протянул он руку. Я ее с чувством пожал.
Мы с вами, считай, ровесники, продолжил Спешнев. То, что вы пока мещанин, он выделил голосом это «пока», не имеет значения. Наедине можете обращаться запросто. Согласны?
Договорились, Семен! сказал я.
Я разочарован, Маре, произнес Даву. Мы обманули мое доверие.
Голос маршала был сух и безжизненен. Полковник заледенел внутри. Он знал, что бывает с людьми, с которыми Даву говорит ТАК.
Позвольте объясниться, ваша светлость? спросил, прокашлявшись.
Попытайтесь, разрешил Даву.
Положиться на поляков в этом задании было ошибкой. Я ее смиренно признаю.
Маре поклонился.
Чем вам не угодили лучшие всадники империи? спросил Даву. Сами хвалили.
Это так, признал Маре. Они отлично знают местность, умеют находить провиант и фураж. Великолепные бойцы. Но есть недостаток, который я, на свою беду, не принял во внимание. Заносчивы. Польский дворянин считает себя равным королю, и на простолюдина, пусть даже старшего чином, смотрит свысока. Можно только восхищаться мудростью императора, который отменил прежние титулы и наделяет новыми тех, кто их по праву заслужил!
Маршал, носивший в юности дворянскую фамилию д'Аву, отказавшийся от аристократической приставки после революции и ставший при Наполеоне герцогом Ауэрштедтским, с любопытством глянул на Маре.
В чем вы обвиняете капитана Пршибыславского? спросил сухо.
В первый же день рейда он дал мне понять, что не считает себе ровней сына стряпчего и будет выполнять его распоряжения, если сочтет нужным.
Следовало поставить его на место.
В окружении таких же заносчивых польских дворян? В роте капитана они составляли большинство. Это привело бы к бунту, и мне пришлось бы возвращаться за другими кавалеристами. Хотя, как сейчас стало ясно, это следовало сделать, Маре делано вздохнул. Но я боялся потерять время, а с ним и возможность захватить посланца. Поэтому смирил гордость и не стал возражать капитану. В конце концов мы союзники и служим одному императору.
Дальше! потребовал Даву.
Мы нагнали русских егерей к вечеру третьего дня. Разведка установила, что они расположились на отдых в имении, принадлежащем вдове русского генерала. Атаковать их было поздно сгущались сумерки. Ночной бой непредсказуем, и капитан отложил захват до рассвета. При этом проявил полную беспечность. Не выслал дозор к имению, чтобы проследить за русскими в течение ночи, не продумал план боя. На мои замечания ответил, что он лучше знает, как воевать. Мне же посоветовал держаться позади его шеволежеров, ни во что не вмешиваясь.
И что произошло?
Русские узнали о нас и сумели подготовиться к бою.
Как им удалось?
Опять-таки из-за действий поляков. Их дозор поймал в лесу русского мальчика. Допросив, поляки зарезали ребенка, бросив тело там же. Полагаю, именно это и привело к беде. Мальчика стали искать, нашли тело и насторожились. Выслали дозор, который обнаружил бивуак. Подсчитать численность противника по кострам просто. У русских появилась возможность встретить врага во всеоружии, и они ею умело воспользовались. Первым делом стянули в усадьбу графини егерей большая часть их, согласно докладу разведки, ночевала в деревне. К тому поляки неверно определили численность противника. Егерей оказалось значительно больше не менее роты, да еще при пушках.
У них была артиллерия?!
Да, ваша светлость! Не менее двух орудий.