Кажется, вы с «дворецким Хэкеттом» успели стать закадычными друзьями, пока я спал.
О, не сказал бы, ответил Холмс, осторожно толкая тяжелую толстую дверь, так что она открылась почти бесшумно. Но могу сказать, что он лишний раз доказал верность моего принципа: никогда не составлять мнение о людях по внешнему виду. Едва лорд Фрэнсис оказался на безопасном расстоянии и стало ясно, что мы не агенты клана Гамильтонов, дворецкого словно подменили. Нетрудно увидеть и понять почему. И, кстати говоря, правда ведь, что ваша согретая постель была удивительно удобна?
За долгие годы я так привык к манере речи своего друга, к тому, что в разговоре он перескакивает с одного на другое, с важных вещей на самые обыденные темы, что даже не стал отвечать на этот вопрос; также я совершенно не удивился, когда Холмс в этот момент, не сказав больше ни слова, осторожно прошел в дверь; он оказался в помещении вроде вестибюля, из которого был вход в то, что, как он мне объяснил, некогда служило передней «молодой» королевы. Мы на цыпочках, бесшумно вошли в эту комнату, отделанную лучше первой, и я заметил, что в углу с башенкой, напротив двери, через которую мы явились, имелся выход на винтовую каменную лестницу. Если над нами действительно располагались старые покои королевы Марии значит, это та самая недоброй памяти лестница, с которой шотландские дворяне-протестанты сбросили тело Давида Риццио; неудивительно, что последующие королевы не хотели обитать так близко от места приснопамятного убийства. Передняя и все прочие комнаты на этом этаже башни (включая большую спальню, расположенную по левую руку от нас) выглядели примерно так, как я и ожидал: потолки и стены отделаны панелями, и каждая секция потолка искусно украшена гербами, резными и рисованными. Однако время, запустение и мать-природа оставили свой след, особенно на гобеленах, что до сих пор в изобилии висели на стенах: эти гобелены явно были сработаны искусными ткачами еще до эпохи Марии и, без сомнения, стоили бы немало, если бы поколения грызунов и насекомых не проделали над ними свою разрушительную работу. Окна были закрыты ставнями и занавешены тяжелыми шторами старинного шелка: еще один лакомый кусочек для разного рода паразитов. Крысы и жучки проделали в занавесях разнокалиберные дыры, и там, где эти дыры совпадали с трещинами в ставнях, последние лучи заходящего солнца изо всех сил пытались хоть как-то оживить обширные, унылые покои
Пока я набирался впечатлений от этого безрадостного зрелища, до моего слуха начали доходить звуки: как и говорил Холмс, это, по-видимому, рыдала женщина то скорбно, то испуганно, то безнадежно; рыдала так, что, услышав, похолодела бы и самая черствая душа.
Холмс! настойчиво прошептал я, не скрывая своего страха; но Холмс предвидел мою реакцию и картинно развел руками, как престидижитатор после удачного фокуса.
Я же вам обещал, шепотом же ответил он. Я даже пошел за вами, как только услышал ее, я знал, что вы захотите разделить со мной это открытие
Спасибо, вы очень любезны, ответил я, вдруг ощутив смертный холод и намеренно подпуская его в голос. Но вам не стоило беспокоиться
Ну же, Ватсон, не трусьте! Послушайте еще немного, а потом скажите, нет ли в этих звуках чего-нибудь странного.
Я повиновался и действительно заметил нечто неожиданное: звук исходил не с лестницы и не с верхнего этажа, а из старой спальни.
Клянусь богом, Холмс, воскликнул я. Это вовсе не призрак, а просто какая-то расстроенная бедняжка, и, судя по тому, как она плачет, у нее настоящее горе!
Именно так, и именно по этой причине я отправился за вами. Холмс подошел поближе к двери спальни. Насколько я понимаю, там кто-то есть, и этот кто-то нуждается в нашей помощи Хэкетт не посвятил меня в подробности, но обронил несколько намеков, которые и привели меня сюда. Я бы и сам вошел, но, как я уже сказал и как мы давно уже установили на опыте, это вы у нас умеете обращаться со слабым полом, и, если я не ошибаюсь, вам потребуется все ваше умение, иначе женщина просто сбежит.
Сбежит? Но мы же стоим у нее на пути.
Может, и так, Ватсон, но по-моему нет. Я уже провел рекогносцировку по-видимости, даме некуда сбежать, кроме как по лестнице, которая у нас за спиной. Однако дворцовые легенды, по словам Хэкетта, гласят, что потайная лестница, по которой поднималась и спускалась королева Мария, та самая, которую муж Марии открыл убийцам Риццио, до сих пор существует. Все обитатели дворца считали, что после убийства лестницу заложили; но Хэкетт сообщил, что знает по меньшей мере одного старого слугу, который клялся, будто лестница до сих пор проходима, только ее скрывают панели с секретным механизмом. Если эта женщина укрывается здесь и не хочет, чтобы ее обнаружили, она, должно быть, знает про лестницу и может сбежать по ней. Так что, судя по всему, мы не сможем физически воспрепятствовать побегу. Можете ли вы предложить что-либо иное?
Знаете, Холмс, ответил я, быть может резковато, по временам вы невероятно усложняете самые простые вещи. Пожалуй, будет лучше, если вы подождете здесь хотя бы первые несколько минут.
Ага! воскликнул Холмс, когда я подошел к двери спальни. Вы, значит, решили положиться исключительно на свое личное обаяние?
Дорогой мой, ответил я. Вы забыли, что я врач
Я быстро прошел в дверь спальни, боясь не столько «призрака», сколько попасть впросак.
Как только я вошел, рыдания сразу стихли. В комнате царила почти полная тьма, лишь через дыры в занавесях падал скудный свет, и глаза мои не сразу привыкли к сумраку. Но я был уверен, что если откроется или закроется какая-нибудь потайная дверь, я это непременно увижу (а скорее всего, и услышу, ввиду почтенного возраста двери). Я оказался прав: послышались быстрые шаги, а затем скрип, будто проворачивался древний механизм, и слабое царапанье дерева по дереву.
Прошу, не бойтесь! воскликнул я; могу сразу признаться, в мольбе моей звучала легкая опаска ибо, невзирая на весь кураж перед Холмсом, плач, темнота и шорохи движений воздействовали на иррациональную часть моей души. Не бойтесь, продолжал я, несколько укрепившись голосом. Я я ваш друг, меня послали ваши друзья, и я врач. Слово чести, я не служу ни королевской семье, ни ни герцогу. Даю вам слово. Я знаю, что вы можете скрыться так, что мне вас не догнать, хотя не знаю почему. Какая беда заставляет вас скрываться в этих мертвецких покоях? И чем я могу вам помочь?
Прошло несколько секунд, и я уже было почти отчаялся; затем послышался тот же скрежет механизма, и то же царапанье дерева о дерево, а потом совсем несвойственный призракам звук: кто-то слегка шмыгнул носом и очень тихо кашлянул. Но признаюсь честно: я вздохнул с облегчением, лишь когда услышал принадлежащий существу голос тоненький, дрожащий, но, несомненно, человеческий.
Вы вы доктор? Судя по голосу, она была гораздо моложе, чем я подумал сначала; я бы сказал, что голос принадлежал молодой шотландке лет семнадцати или восемнадцати, не более, возможно с запада.
Да.
И лекарства у вас есть при себе?
Я могу достать нужные лекарства, если вы больны Прошу вас, зажгите свечу, мне надо посмотреть, что с вами.
Сейчас но вы не увидите, что со мной не так рано еще.
Я прищурился, когда нестерпимо ярко по сравнению с темнотой вспыхнула свеча. Когда глаза привыкли, я увидел лицо и фигуру, совсем непохожие на портреты в галерее, ведущей в башню. Песочного цвета прямые волосы; лицо сейчас бледно от страха, но, судя по коже шеи, предплечий и верхней части груди, цвет лица должен быть здоровый; красивые зеленые глаза, опухшие от долгих часов плача; тонкие, дрожащие губы; все это вместе принадлежало очень хорошенькой девушке, но не лицо ее сильнее приковывало взгляд, а движения: даже когда она старалась не шевелиться, в ней проявлялась своеобразная живость. Главное, она казалась хрупкой до предела, хотя не выглядела ни слабой, ни больной (у девушки было крепкое сложение горничной, хоть сейчас ее била нервная дрожь); и вскоре выяснилось, что причина ее расстройства отнюдь не потусторонняя.
Что ж, сказала девушка, растерянно моргая от света зажженной ею свечи, если вас не хозяин послал, то кто?
Я наверное, меня никто не посылал. Мой друг услышал, как вы плачете
Друг? испуганно повторила она и дернулась задуть свечу и спрятаться за тяжелыми грязными шторами. Я думала, вы сказали, что
Что ж, сказала девушка, растерянно моргая от света зажженной ею свечи, если вас не хозяин послал, то кто?
Я наверное, меня никто не посылал. Мой друг услышал, как вы плачете
Друг? испуганно повторила она и дернулась задуть свечу и спрятаться за тяжелыми грязными шторами. Я думала, вы сказали, что
Ну, ну, вот только этого не нужно, сказал я, бросаясь к ней и не давая задуть свечу. Мы пришли не затем, чтоб вас выдать, да и убивать вас желания у нас нет никакого.
Тогда зачем? Она поглядела на меня с мимолетной надеждой на лице. Это он вас послал? Мне нужно теперь идти к нему? Он мне обещал, да, он мне обещал
Кто и что именно вам обещал?
Но тут она опять зарыдала, и я не смог добиться ответа.
Эти ваши лекарства, наконец сказала она. Ох, доктор, у вас, может, и яд есть?
Яд? изумленно повторил я. Дорогая моя юная дама, зачем же вам яд?
А зачем, по-вашему, «дорогой юной даме» вроде меня нужен яд? Я пропала!
Тише, я вас умоляю. Я подвел ее к древней кровати с четырьмя толстыми, обильно украшенными резьбой столбиками; кровать занимала центральное место в этой мрачной, пыльной древней комнате. Давайте начнем сначала. Меня зовут Джон Ватсон. Я приехал из Лондона; со мною мой друг, мистер Шерлок Холмс
Мистер Холмс? вскричала она, снова вскакивая на ноги. Удержать ее на месте было решительно невозможно. Детектив из Лондона? Вы с ним приехали? Ох, теперь меня найдут, теперь меня
Ничего с вами не случится, сказал я. Ни у меня, ни у мистера Холмса нет ни малейших причин желать вам зла или позора но имейте в виду, я больше не хочу слышать никаких разговоров про яды.
Мне удалось опять усадить ее, и, сделав выводы из немногих сказанных ею осмысленных фраз, я продолжал:
Значит, вы тут прячетесь, ожидая известий от кого-то. От молодого человека.
Ну не такого уж и молодого, доктор, всхлипнула она. Этот черт не младенец, это уж точно