Приятно представлять Харрисона в аду, поправляю я, но вообще-то Кай прав мне действительно нравится эта игра: мы против Харрисона Бойда. Приз? Кто посмеется последним. Пожалуйста, пожалуйста, пусть она не будет заперта бормочу я, протягивая руку к двери, и медленно выдыхаю, когда она легко, почти без усилий с моей стороны, открывается.
А по-моему, было бы круче, если бы пришлось забираться через окно. Кай огорченно хлопает себя по колену. С другой стороны, хорошо, что не надо ничего ломать.
В раздевалке тишина и такой густой запах мужского дезодоранта, что я буквально задыхаюсь. Сумки и одежда разбросаны кучками на деревянных скамейках, сброшенные небрежно кроссовки валяются на полу. Шкафчиков много, и все они с кодовыми замками. Дело плохо.
Телефон, по всей вероятности, в шкафчике. Я пробегаю взглядом по дверцам в надежде найти какую-то подсказку, но никаких имен нет, только числа, соответствующие, как можно предположить, номеру на свитере каждого игрока. Была бы повнимательнее, интересовалась бы футболом, возможно, и знала бы номер Харрисона.
Что ж Я развожу руками. Мы сделали, что могли. Не получилось.
Не спеши. Кай осторожно идет по комнате, задумчиво потирая подбородок. Во что Харрисон был сегодня одет? Ты его видела?
Да. Он поймал меня сегодня в коридоре. Я не упоминаю о том, что Харрисон предъявил мне обвинение, это мелочь. В ближайшие дни, когда многое в его жизни пойдет наперекосяк, он, конечно, догадается, что за всем этим стою я, но сделать ничего не сможет. Ведь так? В этом вся прелесть. Черные джинсы, говорю я после недолгого раздумья.
Кай хватает ближайшие черные джинсы, шарит по карманам, открывает студенческий билет нет, не Харрисон. Он бросает джинсы на скамейку и берет следующие. Я присоединяюсь к поискам, поднимаю с пола черные джинсы, сую руку в карман и вынимаю телефон и бумажник. Проверять билет не нужно я узнаю телефон по экранной заставке. Это фото его драгоценного сраного пикапа. Вот же говнюк.
Нашла! радостно сообщаю я и протягиваю телефон Каю. Да, он заблокирован паролем, но все-таки. Теперь, когда телефон у нас, мы на шаг ближе к тому, чтобы проникнуть в личную жизнь Харрисона Бойда.
Кай отбрасывает джинсы, которые обыскивает, подбегает ко мне и хватает бумажник. Достает из него водительские права, ухмыляется, удостоверившись, что мы не ошиблись, что телефон и впрямь принадлежит Харрисону. Он засовывает права в бумажник и вытаскивает тридцать баксов. Я вскидываю вопросительно бровь.
Ни один воришка не оставит тридцать баксов, забрав телефон. К тому же, полагаю, мы заслуживаем некоторой денежной компенсации.
Я кладу бумажник в карман джинсов, а джинсы возвращаю на то место, где нашла их. Забираю телефон это мой трофей. Телефон за достоинство. Мы выходим из раздевалки, еще не веря, что все прошло так гладко, и тут я слышу позади нас шаги.
А вы двое, что здесь делаете? спрашивает сердитый голос, и мы замираем на месте.
Я сую телефон Харрисона в карман худи, и мы с Каем оборачиваемся. Прямо перед нами тренер Маверик, ждущий отставки старичок и непременный атрибут нашей школы. В команде он что-то вроде легенды, а по сути, предмет мебели. Приближаясь к нам, Маверик хмурит густые, кустистые брови.
Я сую телефон Харрисона в карман худи, и мы с Каем оборачиваемся. Прямо перед нами тренер Маверик, ждущий отставки старичок и непременный атрибут нашей школы. В команде он что-то вроде легенды, а по сути, предмет мебели. Приближаясь к нам, Маверик хмурит густые, кустистые брови.
Привет, тренер Маверик, говорю я с вежливой улыбкой. Это мой друг, Кай Вашингтон. Его перевели в нашу школу. Он играет в футбол, вот я показываю, что и как тут у нас. Извините. Объяснение вполне правдоподобное, и я вижу, как разглаживаются морщинки подозрительности на лбу старика.
Вам здесь быть не положено, говорит он, но уже в следующую секунду с любопытством поворачивается к Каю. Так откуда тебя перевели?
Кай немножко краснеет и, потупившись, отвечает:
Из Уэстервилль-Сентрал, сэр.
Ух ты. Старик, будто раненый, хватается за грудь. Игрок противника в его раздевалке В прошлый уик-энд вы крепко нас отделали. Он задумчиво кивает. Если захочешь играть за нас, я, пожалуй, найду для тебя место в команде. Хотя моим парням это вряд ли понравится.
Нет уж, спасибо. Кай поднимает голову и улыбается. Уж лучше под автобус попасть.
Шокированный таким заявлением, тренер Маверик застывает с открытым ртом, но потом губы его медленно растягиваются в улыбке.
Ладно, ребята, вам и правда надо идти. И без моего разрешения сюда больше не суйтесь.
Нам повторять не нужно. Вылетаем, как ракеты, и тут же мчимся что есть сил, давясь от смеха, к школе. Останавливаемся у двери и пытаемся прийти в себя, полусогнувшись, хихикая и отдуваясь, довольные тем, как легко отделались.
А ты молодец, быстро сообразила, одобрительно говорит Кай, прислоняясь спиной к стене. Дышит он тяжело. Я уж в какой-то момент решил, что нам крышка.
Я наконец выпрямляюсь.
А он мне поверил. Знаешь, из любой ситуации можно выпутаться, изобразив простодушие и наивность.
Будем надеяться, что так оно и есть. Никогда ничего не признавать, да? Думаю, не мешало бы перекусить, ты как? Он достает из кармана смятые бумажки, тридцать долларов, и протягивает мне. Его пальцы касаются моих, и мы оба на секунду замираем. Я смотрю на наши руки, между которыми только эти баксы, и А если взять его руку по-настоящему? Так хочется выпустить деньги и переплести наши пальцы.
Я поднимаю голову, и мы встречаемся взглядами. Кай усмехается. Точно так же, как вчера в учительской, но я замечаю легкую краску на его щеках. Он оставляет деньги в моей ладони и отступает.
За счет Харрисона.
Глава 9
Надо посмотреть Крейглист[2]. Думаю, хакера найти можно там, рассуждает Кай, задумчиво жуя чизбургер.
Мы сидим друг против друга в кабинке «Дилейнис дайнер», заведения на окраине Уэстервилля, южнее федеральной автострады, опоясывающей Колумбус и отделяющей город от пригородов. Наши велосипеды стоят у столбика с почтовым ящиком.
Вообще-то Чайна здорово разбирается в компьютерах, говорю я, припоминая недавнее предложение подруги. В технике она спец. В прошлом году, когда у меня забарахлил «Мак», Чайна ухитрилась дистанционно перенести всю базу данных на внешний жесткий диск, сохранив доступ ко всем моим файлам. Насколько труднее проделать то же самое с айфоном? Наверняка легче. И она уже сказала, что могла бы помочь.
А кто такая Чайна? спрашивает Кай.
Моя лучшая подруга.
И что, мы действительно хотим втягивать ее в наши разборки?
Она уже в курсе, виновато признаюсь я. Может, мне и не стоило рассказывать Чайне о нашей с Каем операции «Смерть Харру»? Но ведь она всегда в курсе моих дел. Так у нас заведено.
Кай закатывает глаза.
Ну конечно, ворчит он и снова впивается в бургер. Несколько секунд жует молча. Хорошо, давай для начала обратимся к твоей подруге. Потом попробуем Крейглист. Потом Даркнет. А если ничего не получится, просто разобью телефон.
Я согласно киваю и возвращаюсь к своему бургеру с курицей баффало. Купленный за деньги Харрисона, он определенно заиграл новым вкусом.
Тебя можно кое о чем спросить?
Валяй.
Почему ты перевелся в нашу школу?
Кай откидывается к стене кабинки, отпивает пепси. Молча смотрит на меня с таким видом, будто ждал этого вопроса.
Меня вышибли.
Так я и предполагала. Нельзя просто так взять и без всяких причин перевестись в другую школу. Обычно такое случается, когда ничего другого уже не остается. Например, когда тебя исключают.
Это не ответ. Давай-ка подробнее.
Меня исключили за драку. Видя, что мне и этого мало, он вздыхает и залпом допивает пепси. Ладно, слушай. Меня уже до этого, в десятом классе, отстраняли от занятий за то же самое, так что когда в той игре в прошлый уик-энд я опять ввязался в потасовку, других вариантов мне не оставили. Два нарушения и на вылет. Он с равнодушным видом пожимает плечами и бросает в рот жареную палочку, но меня так просто не проведешь. В его глазах мелькает тень сожаления, и я понимаю, что исключение не прошло для него даром.
Так почему же ты ввязался в потасовку?
Не мог упустить шанс врезать Харрисону Бойду, бесстрастно отвечает Кай и тут же, предвидя мой вопрос, предостерегающе поднимает руку. И, чесслово, если ты только спросишь почему
Я улыбаюсь.
Почему?
Кай бросает на меня сердитый взгляд. Золотистое послеполуденное солнце заглядывает в окно, и в его глазах вспыхивают голубые крупинки.
Потому что Харрисон крупно мне нагадил. Взял то, что принадлежало мне. Он хмурится, и на скулах проступают желваки.
Похоже, дело серьезное. Голова идет кругом от возможных вариантов. Ясно, что продолжать эту тему Кай не хочет, так что я и не настаиваю. Снова берусь за бургер, отрезаю кусочек и отправляю в рот.
А мне можно кое о чем спросить? внезапно говорит Кай. Я вскидываю голову и молча киваю.
Почему ты ну, знаешь тусовалась с ним?
Вот так вопрос чуть не подавилась. Тянусь к стакану с охлажденным чаем, отпиваю и с досадой смотрю на Кая. Он терпеливо ждет, хотя вопрос-то невероятно личный.
Потому что начинаю я и вдруг осознаю, что вразумительного ответа у меня нет. Мне бывало весело с Харрисоном, потому что ни к чему не обязывающие отношения это единственные отношения, которые я могу себе представить. От одной лишь мысли о свидании с парнем у меня неизменно потеют ладони. Я не хочу эмоционально привязываться к кому бы то ни было, потому что боюсь потерять. Я просто не справлюсь сейчас с еще одной потерей.
Потому что хотела. Ответ, конечно, уклончивый. Но если начать объяснять Каю мои страхи, получится что-то совершенно безумное.
Да, но почему именно Харрисон? Почему
Почему не Ноа Диас? Почему не Блейк Нельсон? Не Ник Фостер? перебиваю я. Харрисон не был каким-то особенным. Он был таким же, как все. Потому что они клевые, вот почему. Потому что я думала, что им тоже не нужны отношения.
Кай смотрит на меня недоуменно:
А это хорошо?
Я не верю в отношения.
Ты не веришь в отношения? эхом повторяет он, недоверчиво глядя на меня.
Нет, потому что при этом так или иначе кто-то всегда страдает. Чье-то сердце всегда бывает разбито. Вы либо расходитесь, либо один из вас двоих умирает первым, объясняю я, стараясь, чтобы голос мой звучал бесстрастно, как голос человека, излагающего свою, совершенно рациональную точку зрения по определенному вопросу. Я против отношений с тех пор, как умерла мама. Мое сердце уже разбито. Не вижу в этом ничего замечательного. Я представляю отца как он расхаживает по торговому центру, глядя в пустоту безжизненными глазами; его сердце разбито на миллион кусочков, которые осели в легких и не дают ему нормально дышать. Я не хочу быть такой, а чтобы этого не случилось, нужно следовать одному правилу: никогда и никого не подпускать к себе слишком близко. Зачем привязываться к кому-то всем сердцем, если ты знаешь, что это самое сердце будет разбито, когда ты потеряешь близкого человека?