Такое вот племя!
В Биафру я отправился с еще одним романистом, моим старым приятелем Вэнсом Бурджейли, а также с мисс Мириам Рейк, которая являлась нашим гидом. Мисс Рейк была главой комитета в защиту Биафры, который уже отправил в страну несколько американских писателей. Она оплачивала нашу поездку.
Впервые я встретил ее в аэропорту Кеннеди, мы должны были вместе лететь в Париж. Был канун Нового года. Я угостил мисс Рейк бокалом шампанского, хотя она и возражала, заявив, что за это должен заплатить комитет. Оказалось, что у нее докторская степень по английской литературе, она была также пианисткой. Ее отец Теодор Рейк, знаменитый психоаналитик, умер за три дня до нашей встречи.
Я сказал Мириам, как мне жаль, что он умер, и как мне понравилась в свое время одна из его книг «Слушать третьим ухом».
Теодор Рейк был тихим добрым евреем, успевшим вовремя уехать из Австрии. Еще одна его знаменитая книга «Мазохизм и современный человек».
Я попросил Мириам подробнее рассказать о комитете, бенефициаром которого я являлся, и она призналась, что весь ее комитет это один человек, она сама. Это была высокая, красивая женщина тридцати двух лет. Мириам объяснила, что образовала комитет, потому что ее начинало тошнить от прочих организаций, которые помогали Биафре. В этих организациях состояли множество людей, совершавших в свое время различные гнусности. И теперь они хотят лицемерно прикрыть свою вину якобы добрыми делами. Что касается Мириам, то ее вдохновляет величие народа Биафры, а не то ужасающее положение, в каком он оказался.
Она надеялась, что биафрианцы получат от кого-нибудь много оружия последние модели машин для убийства.
В Биафру она ехала третий раз за год. Ничего не боялась.
Вот это комитет!
Я восхищаюсь этой женщиной, хотя и не питаю к ней особой признательности за то, что она дала мне возможность съездить в Биафру. Это как посетить Освенцим, где еще горят печи. Теперь мне все время не по себе. И, насколько у меня это получится, я всегда буду смотреть на Мириам как на пример для подражания. Но я не собираюсь ввергать своих читателей в обильные слезы по поводу массовой смерти невинных чернокожих детишек, по поводу насилия, сцен мародерства, убийства и прочего. Лучше я расскажу о достойной восхищения нации, которая прожила на свете менее трех лет. De mortuis nil nisi bonum. О мертвых либо ничего, либо только хорошее.
Я спросил биафрианца, сколько успела прожить их нация. «Три Рождества, ответил он. И еще немного». Он не был голодным ребенком. Он был голодным взрослым. Напоминал живой скелет, но держался как настоящий мужчина.
Мы с Мириам подхватили в Париже Вэнса Бурджейли и полетели в Габон, откуда отправились в Биафру. Единственный способ добраться до Биафры по воздуху, причем ночью. В конце салона было только восемь свободных пассажирских мест. Все остальное пространство самолета было заполнено мешками с провизией. Еда была из Америки. Мы летели над водой, внизу находились русские траулеры. Они отслеживали каждый самолет, направлявшийся в Биафру.
Русские сделали много хорошего: дали нигерийцам бомбардировщики Илюшина, «МиГи» и тяжелую артиллерию. Англичане тоже снабжали нигерийцев артиллерией, а также советниками, танками, бронетранспортерами, пулеметами, минометами и прочими необходимыми вещами, включая боеприпасы.
Америка поддерживала нейтралитет.
Когда мы приблизились к единственному сохранившемуся аэродрому в Биафре, в который было превращено шоссе, по его обочинам зажглись огни, напоминавшие светлячков. Аэродром был засекречен.
Самолет коснулся поверхности шоссе, и огни по его краям моментально погасли, зато пилоты включили носовые прожекторы. Самолет замедлил бег, свернул в сторону с посадочной полосы, прожекторы погасли, и все опять погрузилось в кромешную темноту.
Америка поддерживала нейтралитет.
Когда мы приблизились к единственному сохранившемуся аэродрому в Биафре, в который было превращено шоссе, по его обочинам зажглись огни, напоминавшие светлячков. Аэродром был засекречен.
Самолет коснулся поверхности шоссе, и огни по его краям моментально погасли, зато пилоты включили носовые прожекторы. Самолет замедлил бег, свернул в сторону с посадочной полосы, прожекторы погасли, и все опять погрузилось в кромешную темноту.
В толпе, окружившей самолет, были видны только два белых лица. Одно принадлежало священнику церкви Святого Духа, второе врачу из французского «Красного Креста». Врач руководил госпиталем для детей, страдавших квашиоркором, тяжелой формой дистрофии, вызванной недостатком белка.
Священник.
Врач.
Нигерийцы арестовали всех служителей церкви Святого Духа, остававшихся со своей паствой в Биафре до конца. Большинство из них были ирландцами. Население их любило. Если они строили церковь, то поблизости, в обязательном порядке школу. Дети, а также простые женщины и мужчины думали, что все белые люди были священниками, а потому они часто улыбались мне или Вэнсу и говорили: «Здравствуй, отец!»
Святые отцы депортированы навсегда. Их преступление состояло в том, что во время войны они оказались способными на сострадание.
Утром нас отвезли на «Пежо» в госпиталь, где работал французский доктор. Название деревни, где он находился, звучало как крик ребенка: «Ауо-Омама».
Я объяснял образованному биафрианцу:
Американцы не очень хорошо знают, что происходит в Биафре, но про детей им известно.
Мы благодарны, отвечал тот. Но хотелось бы, чтобы они знали больше. Они думают, будто мы умирающая нация. Ничего подобного! Мы только что родившаяся энергичная современная нация. У нас есть врачи, больницы. Существуют программы общественного здравоохранения. Здесь так много болезней потому, что наши враги используют дипломатические и военные средства с единственной целью уморить нас голодом.
О квашиоркоре. Это редкое заболевание, вызванное недостатком белка. Лечение его не представляло труда пока Биафра не была блокирована.
Более всего страдают от нее дети беженцев, которых выгнали из дома, а потом с обочин дорог загнали в лес «МиГами» и бронированными колоннами. Биафрианцы не лесное племя. Они живут в деревнях; они фермеры, ремесленники, служащие, бизнесмены. У них даже нет оружия, с помощью которого можно охотиться. В лесу они кормили своих детей теми фруктами и корнями, какие можно было найти. В конце концов их рацион был сведен к воде и чистому воздуху.
Так квашиоркор стал массовым заболеванием.
Волосы детей рыжели. Кожа трескалась, как кожура спелого помидора. Живот распухал. Руки и ноги становились похожими на палочки от леденцов.
В Ауо-Омама мы втроем с трудом пробирались сквозь толпы таких детей. Если мы опускали руки, дети хватали нас за пальцы по пять детей на одну руку. Странно, но палец незнакомца позволял ребенку какое-то время не плакать.
Пролетел «МиГ», несколько раз выстрелил, но на сей раз никуда не попал. Хотя раньше попадания в госпиталь были. Наш гид предположил, что за штурвалом самолета сидит либо египтянин, либо восточный немец.
Я спросил сестру-биафрианку, в чем более всего нуждается госпиталь.
В еде, ответила она.
У народа Биафры есть свой Джордж Вашингтон. Таковым он остается три Рождества. Его звали и зовут Одумегву Оджукву. Как и Джордж Вашингтон, генерал Оджукву был на родине в ту пору одним из наиболее состоятельных людей. В свое время он окончил Академию в Сандхерсте британский аналог Вест-Пойнта.
Мы провели с ним час. Затем он пожал нам руки и поблагодарил за то, что приехали.
Если мы будем идти вперед, то умрем, сказал он. Если станем отступать, то погибнем. Поэтому мы идем вперед.
Генерал Оджукву был на десять лет моложе нас с Вэнсом. Многие издеваются над ним за то, что он не погиб со своими войсками.
Может, они и правы.
Если бы он умер, это был бы еще один труп среди миллионов мертвых.
Когда мы встретили его, это был спокойный, грузный человек. Курил сигареты одну за другой. Сигареты в ту пору в Биафре стоили уйму денег. Генерал был в камуфляжной куртке, несмотря на то что сидел в прохладной гостиной в большом удобном плюшевом кресле.
Должен вас предупредить, сказал он, мы находимся в радиусе выстрела их артиллерии.
Должен вас предупредить, сказал он, мы находимся в радиусе выстрела их артиллерии.
У него был юмор висельника все вокруг рушилось, а он сохранял спокойствие и поддерживал уверенность в себе. Отличный юмор.
Такой же тип юмора был характерен и для его непосредственного подчиненного, генерала Филипа Эффионга.
На его счет Вэнс заявил следующее:
Эффионгу следовало быть вторым человеком в стране. Забавнее его только командующий.
Шутки.
Вскоре Мириам стали раздражать мои разговоры, и она усмехнулась:
Вы не можете открыть рот без того, чтобы не пошутить!
Это было правдой. Шутка была моей естественной реакцией на го́ре и страдания, с которыми я ничего не мог поделать.
Шутки Оджукву и Эффионга были связаны с тем преступлением, которое биафрианцы совершили и за которое их так жестоко наказывали столь многие нации. Суть преступления такова: они сами хотели стать нацией.
Они называют нас точкой на карте, сказал генерал Оджукву, и никто толком не знает, где она находится.
Но внутри той точки живут 700 юристов, 500 врачей, 300 инженеров, 8 миллионов поэтов, 2 первоклассных романиста и бог знает кто еще около одной третьей части всех чернокожих интеллектуалов Африки.
Ничего себе, точка!
Эти интеллектуалы попытались рассредоточиться по всей Нигерии, но там им стали завидовать, преследовать их и уничтожать. Тогда они вернулись в родные края, в эту самую точку.
Теперь точка исчезла. Опля!
Когда мы встретили генерала Оджукву, его солдаты готовились к бою, имея в своем распоряжении всего тридцать пять винтовочных патронов. Больше взять было неоткуда. До этого они неделями жили на одной чашке гари в день. Рецепт гари таков: добавьте воды в размолотый корень кассавы.
Теперь у солдат нет даже гари.
Генерал Оджукву описал нам типичную атаку нигерийской армии:
Двадцать четыре часа они молотят по нашим позициям из артиллерии, а затем отправляют бронетранспортер. Если по бронетранспортеру кто-то стреляет, они отводят его, и артподготовка продолжается еще двадцать четыре часа. Когда вперед идет пехота, они прикрываются живым щитом из беженцев.