Не хочу, Леш. Ужинай без меня. Я полежу, голова болит.
Может, тебе сюда принести?
Нет. Отстань
Молчание. Леха тихо вздохнул, грустно так. Подняла от подушки голову сидит, сложив на коленях отвергнутые горячие ладони, смотрит перед собой удивленно. Интересно, о чем он сейчас думает? Наверняка какие-нибудь тривиальные мыслишки в голове гоняет, вроде того я к ней со всей душой, а она Или, например, что я ей плохого сделал?
Не обижайся, Леш. Правда, все хорошо. Просто день был до ужаса суматошный. С утра по вызовам ходила, потом на приеме пришлось задержаться, потом еще к родителям бегала У отца сегодня опять приступ был
Он глянул на нее искоса, хотел что-то спросить, да промолчал. Ну да, она же сама просила никаких вопросов Интересно, как ему мама преподнесла тот ужасный разговор? Наверняка ж обсудила с любимым зятем дочкино «выкомаривание»! Судя по Лехиной неуютной перепуганности, вполне деликатно преподнесла. Вроде того подожди, перебесится наша Анютка, снова человеком будет
А может, мама права, и в нее просто бесы вселились? Как она ей в отчаянии крикнула святой водой тебя окропить, что ли? О, боже, как стыдно-то И звонить маме, извиняться, тоже стыдно
А чаю, Ань? Может, чаю горячего принести? С медом? Ты вон дрожишь вся, заболела, наверное.
Нет, я не заболела.
А чего дрожишь тогда? Может, на нервной почве?
Ишь ты, на нервной почве! Вот это уж точно мамино выраженьице, она любит все человеческие неприятности на «нервную почву» сводить. Ну, пусть будет на нервной почве
Ага, Леш. На ней самой. Такая нервная стала моя почва, просто спасу от нее нет. Одни сорняки наружу выдает.
Ну, шутишь, и слава богу с готовностью растянул он губы улыбке. Тогда, значит, я чаю сейчас принесу
Нет. Не надо. Я потом, перед сном, стакан горячего молока выпью.
Ань А у нас все хорошо, правда?
Конечно, Леш У нас все хорошо.
Слушай, Ань Ты только не сердись, я вот еще что спросить хотел А этот, который муж Варьки Анисимовой
Что муж Вари Анисимовой? вздрогнув, она чуть приподняла голову от подушки, глянула на него удивленно. И замерла, ожидая сути вопроса.
Он все-таки уехал, да?
Что ты имеешь в виду? села она на диване, подобрав под себя ноги.
Ну Бросил ее, да?
А почему ты вдруг спросил, Леш?
Да так Сам не знаю.
Нет уж говори, если начал!
Да видели тебя с ним сегодня. Около автостанции. Он уехал, да?
А тебя что больше в этом вопросе беспокоит? Что он жену, как ты говоришь, бросил, или что меня с ним видели? Уж не ревновать ли ты меня вздумал, а, Леш?
Она и сама почуяла, как нехорошо начал взвиваться голос раздражением. Нет, ну зачем он..? Ведь просила же не задавать сегодня глупых вопросов!
Да бог с тобой, Ань! Что я, дурак, что ли? неожиданно резко обернулся он к ней, сверкнул глазами. Я тебе про Варькино горе толкую, а ты При чем тут вообще ревность-то?
Вырвавшееся было наружу раздражение, сделав кульбит, застыло неловкостью. Вот так, значит. Ни при чем, значит. Ну, ну
Я к тому, Ань, что теперь с Варькой на самом деле будет? Неужели вот так можно взять и скинуть с рук больную жену, как ненужную рукавицу Неужели на этого мужика никакой управы нет?
Я к тому, Ань, что теперь с Варькой на самом деле будет? Неужели вот так можно взять и скинуть с рук больную жену, как ненужную рукавицу Неужели на этого мужика никакой управы нет?
Какогомужика? Леш, да ты хоть знаешь, кто он, этот мужик?
Да кто бы ни был, какая разница?
Нет уж, есть разница! Он, между прочим, серьезным творческим делом занимается, и время его по минутам и секундам расписано. Он вообще, Леш, из другой категории людей, нам с тобой неведомой Как с другой планеты Ну, как тебе еще объяснить
Да ладно! Как на красивой девчонке жениться, так с этой планеты, а как помочь в беде, так уж и на другую перелетел! Классно ты рассуждаешь!
Да они вообще не были женаты, Леш
Но жили-то вместе!
И что с того? Мало ли кто и с кем свою постель делит? Тем более что он Синельников! Да у него таких Варь, знаешь, сколько за всю жизнь в постели перебывало? А Варя Кто такая Варя? Просто девочка из села Одинцово, хоть и очень красивая. Да, случилось у девочки горе Но он-то в этом не виноват! Она сама пошла на риск, никто ее не заставлял Значит, и отвечать за него сама должна, как ни жестоко это звучит! Это ей не повезло, понимаешь, ей! А вовсе не ему.
Ань Ты что? Ты Неужели и вправду так думаешь?
Спросил, глядя куда-то в пространство комнаты, даже головы к ней не повернул. И голос пророкотал тихо, как набухшая громовыми раскатами туча. Она видела сбоку, как дернулись желваки на его скулах, как нервно сплелись в замок мощные короткопалые ладони. Ого. Вот и натуральный Леха Власов проглянул, во всей красе. Слетела скорлупа искусственно выращенной деликатности, вздыбилась природная «нервная почва», сейчас правду-матку наотмашь резать начнет
Да, такой вот он, Леха. Для него своя правда и есть та самая правда-матка. Что внутри созреет, то и наружу попрет. Пора как-то из разговора выруливать, однако. Для Лехиного буйного простодушия такие эмоциональные перегрузки вредны.
Да ладно, Леш Ну, так я думаю, или не так я думаю Какая вообще разница, что мы оба об этом думаем? Или, наоборот, не думаем? Реальные обстоятельства от наших думок все равно не изменятся. Чего чужую воду в ступе толочь? Они сами разберутся. Ну, Леш
Протянула руку, положила ладонь на тяжелое бугристее предплечье, пощекотала слегка. Он медленно повернул голову взгляд сосредоточенный, кожа на лбу тоже буграми собралась, вот-вот какая-то созревшая мысль выскочит. И хорошо бы не агрессивная, в сторону «коварного подлеца» Александра Синельникова направленная. Вдруг предложит ради восстановления справедливости бока ему наломать? Хоть и не наломает, конечно, но выдать наружу такую мысль может, с него станется.
Так это, Ань Получается, Варьке теперь помочь как-то надо? Если все так, как ты говоришь
А как же, Леш? Конечно. Я как врач обязана буду это делать.
Да не, я не про то! Ну что ты, как врач? Пришла-ушла, давление померила, сердце послушала, таблетки дала Я не про то, Ань.
А про что?
Ну, к примеру, кресло инвалидное можно ей подогнать Помнишь, у Сереги Обухова какое хорошее кресло было, когда его в Чечне ранили? Серега-то сейчас ходит уже, так что, я думаю, кресло отдаст, не зажилит. А можно еще, к примеру, компьютер наш Варьке отдать, а сами новый купим Или наоборот Нельзя ее сейчас без внимания оставлять, Варьку-то Ну, чего ты на меня так смотришь? Опять не то говорю, да?
Она и впрямь смотрела на него во все глаза, тихо про себя умиляясь. Даже сглотнула нервно, чувствуя, как умиление бежит дрожью по губам, как выстраиваются брови домиком, как щекочет в носу от избытка этого умиления. И еще от стыда за свою горделивую над Лехой насмешливость, за злую мысль о вредности эмоциональных перегрузок Потянувшись, обхватила его шею руками, выдохнула в ухо:
Господи Какой же ты у меня добрый, Леш Большой и добрый. Ты добрый, а я А я просто дура Какая же я дура, Леш, если б ты знал
И заплакала вдруг, почуяв на себе его крепкие руки. Не от умиления заплакала, а от самой себя. Так жалко саму себя стало! Ну в самом деле отчего ей никак не живется-то? Почему, почему не может она оценить мужнину бесценную доброту до такой окончательной степени, чтобы навсегда ею и удовольствоваться, и жить, как другие живут, не ропща на судьбу и неудачное место рождения? Да неуж так плоха ее судьба по большому женскому счету? Разве бегут от добра, каким бы «простодушным» это добро ни казалось? Откуда взялась вдруг в ней эта птичья душевная неприкаянность, с неизбывной осенней страстью зовущая к перемене мест? Откуда эта тоска, это унылое состояние раздражения от всего того, что ее окружает, хоть будь оно трижды бесценно, добро и великодушно?
Горестные немые вопросы толклись в зажатом спазмами горле, не давая дышать, и она то кашляла надрывно, то рыдала с воем, билась в Лехиных руках, пока он, вусмерть перепуганный, не встряхнул ее хорошенько.
Ну хватит, Ань Хватит! Что это с тобой, в самом деле? Правильно мать говорит будто сглазили Все, все, успокойся Давай-ка я тебе постелю, ляжешь пораньше, выспишься После пустых слез, говорят, бабам всегда лучше спится
Она даже и не обиделась ни на «пустоту» слез, ни на «бабу». Наплакавшись, и впрямь заснула, как убитая. И снов никаких не видела, ни плохих, ни хороших. Утром встала, глянула в окно а дождя-то нет! И небо такое чистое, бирюзовое, почти прозрачное. Может, ее волнами накатывающая тоска просто реакция организма на межсезонье, и не более того? И нет в ней никакой ужасающей подоплеки? Поплакала, потосковала, родственников заботой о себе озадачила, и можно жить дальше?
Нет, все-таки нехорошо все это Особенно про родственников. Мама, наверное, из-за нее всю ночь не спала
Так и провела утро, плюхаясь виноватым раскаянием. Леха тоже помалкивал, лишь взглядывал чуть настороженно. Уходя, вдруг притянул ее к себе в прихожей, замер на секунду. Но тут же и отодвинул, и застеснялся, и выскочил за дверь, загрохотал ботинками вниз по лестнице. Надо же, какие высокие отношения! Как в кино. Сроду с ним таких нежностей не случалось.
С утра в поликлинике у нее прием был. Народу привалило только поворачивайся, вздохнуть некогда. Все правильно. Картошку, значит, выкопали, теперь и поболеть можно. А после обеда опять по вызовам. На сегодня немного всего два. Вернее, три, если Анисимову посчитать.
Мелькнула, конечно, робкая мыслишка может, не ходить сегодня к Анисимовым? Мелькнула и сгинула стыдливо еще чего! Как это не ходить, если она Александру Синельникову обещала? Нет, надо идти.
А только идти туда было отчего-то боязно. Не хотелось, и все тут! Напало вдруг странное нехорошее волнение, даже голова слегка закружилась. Чем ближе подходила к дому Анисимовых, тем больше душа трусила глупо, необъяснимо. Как будто на воровство шла.
Уже подойдя, остановилась у палисадника, потянула на себя ветку рябины, сорвала ягоду, сунула в рот. Горько. Как вчера. Только вчера дождь был. И странная радость была. А сегодня один стыд Странный, горький на вкус. Да отчего, откуда вдруг этот стыд взялся? Что она сюда, и впрямь для злого какого дела заявилась? Нет же, нет. Всего лишь как врач пришла, на активный прием
Во дворе Татьяна Михайловна развешивала белье. Цветные, блеклые от давнего потребления простыни заполонили все пространство двора, свисали с веревок уныло, роняя в траву редкие капли. Обернулась на стук калитки, обдала хмурым горестным взглядом.