В связи с этим говорят о пренебрежении вероятностью (neglect of probability) а оно ведет к ошибочным решениям. Мы вкладываем деньги в какой-нибудь стартап, потому что при мысли о возможной прибыли у нас слюнки текут, но забываем (или ленимся) даже подумать о том, какова вероятность у начинающих бизнесменов получить хоть какой-то доход. Или после нашумевших в прессе сообщений об ужасном крушении авиалайнера мы немедленно отказываемся от заказанных билетов на самолет, даже себе в убыток, и ни капельки не задумываемся о том, насколько мала вероятность крушения самолета (а она и после катастрофы остается такой же не больше и не меньше).
Многие игроки на бирже из числа непрофессионалов сравнивают свои инвестиции исключительно по процентам доходности. Они считают, что акция Google с доходностью 20 % вдвое лучше, чем акция на недвижимость или земельный участок с доходностью 10 %. Конечно, разумнее было бы учитывать разницу в рисках при этих двух инвестициях. Но, как сказано, у нас априори отсутствует ощущение риска, поэтому мы частенько об этом вообще забываем.
Вернемся к лабораторному эксперименту с электрошоком. Вероятность удара током во второй группе экспериментаторы снижали и дальше: с 5 до 4 %, затем до 3 %. И только когда было объявлено, что вероятность равна 0 %, реакция испытуемых во второй группе изменилась. Следовательно, нулевой риск выглядит в наших глазах несравнимо более приемлемым, чем его однопроцентная вероятность.
Представьте, что вы должны дать оценку эффективности мероприятий по очистке питьевой воды в двух городах с одинаковым населением. В городе 1, благодаря принятым мерам А, риск смерти от загрязненной воды снижен с 5 до 2 %. В городе 2, после мероприятий Б, удалось снизить риск гибели жителей с 1 до 0 %, то есть полностью исключить. Что, на ваш взгляд, лучше: А или Б? Если вы рассуждаете как большинство людей, то отдадите преимущество мероприятиям Б хотя это чистый идиотизм: при действиях способом А погибнет на 3 % меньше людей, а действия путем Б понизят смертность всего на 1 %. А по эффективности это втрое лучше, чем Б! Такая ментальная ошибка называется смещением нулевого риска. Этому феномену мы уделим внимание в следующей главе.
Вывод: мы плохо разбираемся в рисках и на глазок отмечаем только один нулевой. Поскольку на уровне интуиции мы не чувствуем разницы, приходится считать. Когда вероятность известна как в лотерее, это легко. Но в обычной жизни бывает трудно оценивать риски и тем не менее ясно: ни один из путей не ведет нас в обход всех возможных рискованных ситуаций.
27. Смещение нулевого риска. За сведение риска к нулю мы часто платим слишком много
Допустим, вы вынуждены играть в русскую рулетку. У вас револьвер, в его барабане есть место для шести патронов. Вы вращаете его, как колесо Фортуны, подносите ко лбу и нажимаете на спусковой крючок. Первый вопрос: если вы знаете, что в барабане четыре патрона, сколько вы готовы заплатить за то, чтобы вынуть оттуда еще два? Второй: если вы знаете, что в револьвере один патрон и его можно вынуть за деньги, сколько вы готовы за это заплатить?
Для большинства людей все просто: во втором случае нормальный человек готов заплатить больше, поскольку это сведет к нулю риск смерти. Но чисто теоретически это неправильно: в первом случае вы сокращаете вероятность гибели на две шестые, а во втором только на одну шестую. Значит, первый вариант должен стоить вдвое дороже. Но что-то подталкивает нас к тому, чтобы свести риск к нулю, да так сильно, что это может стать непомерно дорогим.
Для большинства людей все просто: во втором случае нормальный человек готов заплатить больше, поскольку это сведет к нулю риск смерти. Но чисто теоретически это неправильно: в первом случае вы сокращаете вероятность гибели на две шестые, а во втором только на одну шестую. Значит, первый вариант должен стоить вдвое дороже. Но что-то подталкивает нас к тому, чтобы свести риск к нулю, да так сильно, что это может стать непомерно дорогим.
В предыдущей главе мы отметили, как мало внимания люди обращают на разницу между уровнями риска: мы ее практически не чувствуем. Чем страшнее опасность, чем более жуткие эмоции вызывает тема (например, страх перед радиацией), тем меньше нас трогает снижение риска. Два исследователя из Чикагского университета доказали, что люди равно боятся загрязнений токсичными химикалиями независимо от того, составляет ли риск заражения 99 или 1 %. Реакция иррациональная, но вполне обычная, распространенная. Без сомнения, нулевой риск для нас нечто целительное и святое. Мы летим на него, как мотыльки на свет, и готовы потратить большие деньги на то, чтобы полностью изгнать из нашего мира даже крошечный, остаточный риск. При этом почти всегда эти средства разумнее было бы вложить в другие дела ради снижения других рисков. Такую ошибку в принятии решений называют смещением нулевого риска (или ошибкой нулевого риска, zero-risk bias).
Классический пример американский закон о качестве пищевых продуктов 1958 года. Он запрещает производить пищевые продукты, которые содержат вещества, вызывающие рак. Этот полный запрет (требующий нулевого риска) хорош лишь на первый взгляд, однако именно он и привел к тому, что в пищевой промышленности стали применяться добавки, не вызывающие рак, но довольно опасные. Нелепость запрета еще и в том, что со времен Парацельса, с XVI столетия, мы знаем: вред от яда вопрос дозировки. В конце концов, такой закон невозможно исполнить: как вытащить из продукта питания «запретные» молекулы, все до последней? Для этого любая ферма должна превратиться в своего рода предприятие по производству компьютерных микрочипов, а цена пищевых продуктов такой «степени чистоты» будет в сотни раз выше. С общеэкономической точки зрения в стремлении к нулевому риску очень редко есть смысл. Кроме тех случаев, когда последствия действительно огромны (например, опасные вирусы могут выбраться за пределы лаборатории).
Устанавливая правила дорожного движения, можно достичь нулевого риска, только если ограничить скорость до нуля километров в час. Но мы разумные люди, поэтому готовы смириться со статистически выверенным числом погибших ради возможности двигаться.
Предположим, вы глава государства и хотите исключить риск теракта. Вам придется приставить к каждому гражданину шпика и к каждому из надзирателей еще одного шпика. В итоге 90 % населения станут присматривать друг за другом. Вы сами знаете, что подобные сообщества нежизнеспособны.
А как на бирже? Можно там действовать с нулевым риском, иначе говоря, при полной безопасности? К сожалению, нет. Даже если вы продадите все свои акции и положите деньги на банковский счет. Банк может лопнуть, обанкротиться, инфляция съест ваши сбережения или какая-нибудь валютная реформа она тоже способна уничтожить ваше состояние. Не забывайте: в Германии, например, за последние десятилетия четыре раза вводилась новая валюта.
Вывод: распрощайтесь с самим представлением о нулевом риске. Учитесь жить с мыслью: ничто не бывает абсолютно надежным ни ваши сбережения, ни здоровье, ни брак, ни дружба или вражда, ни даже ваша страна. Утешайтесь тем, что все-таки есть у нас кое-что стабильное: наша жизнерадостность. Исследования показали, что ни миллионный выигрыш в лотерее, ни тяжкий паралич не меняют нашего настроения надолго. Счастливые люди остаются счастливыми независимо от того, что с ними произошло, а несчастные несчастными. Больше об этом читайте в главе под названием «Гедонистическая адаптация».
28. Уловка дефицита. Вкуснее то печенье, которого мало
В гостях у одной подруги мы пили кофе. Трое ее детей бесились вокруг нас, пока мы пытались наладить беседу. И тут я вспомнил, что принес для ребят стеклянные разноцветные шарики целый пакет. Я вытряхнул их на пол, надеясь, что маленькие озорники займутся игрой и затихнут. Не тут-то было! Между ними сразу же разгорелся жаркий спор. Я никак не мог понять, в чем дело, пока не присмотрелся к шарикам. Среди них был только один голубой, и ребята рвались из кожи вон, чтобы им завладеть. Все шарики были хороши, одинаковой величины, все сияли. Но голубой обладал решающим преимуществом: он был редкостью. Я рассмеялся: ах, как по-детски! Но потом вспомнил, как в августе 2005 года я услышал, что Google собирается ввести свою почту только «для избранных» и только «по приглашению». И я тогда взбесился от желания получить логин в конце концов мне это удалось. С чего бы? Явно не оттого, что нужен был дополнительный почтовый сервис (их у меня уже было четыре), и не потому, что почта gmail была в чем-то лучше конкурентов, а просто потому, что туда получали доступ не все. Вспоминая об этом позже, я не мог удержаться от смеха: ах, как по-детски ведут себя взрослые!
Rara sunt cara говорили древние римляне. «Редкости ценны». Уловка дефицита стара как мир. Та подруга с тремя детьми занимается продажей земельных участков. Когда ей на удочку попадается клиент, который долго сомневается и никак не может принять решение, она звонит ему и сообщает: «Один врач из Лондона вчера осматривал этот участок. Он очень заинтересовался. А что вы решили?» Врач из Лондона иногда «профессор» или «банкир» разумеется, придуманный. Но результат весьма эффективен: клиент начинает торопиться с решением. Почему? Все потому же: грозит дефицит, предложение может сократиться. Объективно говоря, это совсем не относится к делу: клиент либо хочет купить участок по предлагаемой цене, либо нет, и это отнюдь не связано с каким-то «врачом из Лондона».
Профессор психологии Стивен Уорчел в 1975 году провел такой эксперимент «по оценке качества печенья»: тестируемые потребители были разделены на две группы первая получала целую банку угощения, а вторая всего две штуки. Печенье было одинаковое. Результат: люди, которым дали на пробу всего два печенья, оценивали его качество гораздо выше, чем те, у кого было много лакомых кусочков. Этот эксперимент повторялся многократно, и всегда с одинаковым результатом.
«Предложение ограничено! Продажа только до такого-то числа!» кричит реклама. «Только сегодня!» вопит плакат и сигнализирует о дефиците времени. Галеристы тоже знают свою выгоду, они ставят на какую-то из множества картин красный знак, означающий: остальные уже проданы. Мы собираем почтовые марки, монеты или старинные автомобили и технический антиквариат хотя реальной пользы от них нет и не будет. Ни одна почта не станет обслуживать письмо со старой маркой, никакой магазин не примет в оплату вышедшие из употребления талеры, крейцеры или геллеры, да и старинные автомобили на шоссе порой под запретом. Неважно! Главное это редкости.
Студентов попросили оценить десять постеров по их привлекательности. Участникам было обещано, что в знак благодарности каждый получит один из плакатов. А через пять минут им сказали, что постер, который вышел на третье место, в единственном экземпляре и его нельзя получить. После этого под каким-то предлогом «оценщиков» попросили провести экспертизу заново. И на этот раз именно тот постер, который нельзя получить в подарок, оказался самым красивым и привлекательным. В науке такой феномен называется реактансом, реактивным сопротивлением. У нас отнимают вариант выбора, и в ответ возникает реакция: именно это, недоступное, начинает казаться нам особенно привлекательным. Своего рода упрямство. В психологии это еще называют эффектом Ромео и Джульетты: любовь двух юных героев в трагедии Шекспира была столь сильна и отчаянна, потому что оказалась запретной. И это обостренное желание вовсе не обязательно так романтично. Например, в США на школьных вечеринках ребята обычно напиваются до потери сознания просто из-за того, что гражданам до 21 года употребление алкоголя запрещено законом.