Правильно, сказала Май.
Ее глаза сверкали за стеклами очков. Штеффи стало интересно, пытался ли кто-нибудь когда-нибудь поцеловать Май.
Спустя пару дней пришла почтовая открытка. В этот раз от мамы.
«Терезиенштадт, 14 апреля 1943
Милая моя!
Твое длинное письмо очень порадовало меня. Но почему не пишет Нелли? Она случайно не заболела? Вот уже несколько месяцев мы не получали от нее ни единого письма.
Целую,
Твоя мама».
«Я пишу каждую неделю».
Так сказала Нелли. Но она солгала.
Неужели ей не понятно, как беспокоятся мама с папой, если не получают от нее весточку? Неужели ей не понятно, как важны для родителей их письма?
Нужно поговорить с Нелли. Нужно поговорить с ней как можно скорее; Штеффи не могла ждать, пока закончится учебный год, хотя собиралась ехать на остров не раньше, чем начнутся каникулы. В воскресенье уже нужно быть там!
Она села на утренний пароход. Было всего лишь восемь часов, но день обещал быть теплым. Пароход заполнен радостной молодежью и семьями с корзинками для пикника.
Она села на утренний пароход. Было всего лишь восемь часов, но день обещал быть теплым. Пароход заполнен радостной молодежью и семьями с корзинками для пикника.
В этот раз у лодочного навеса не было велосипеда. Пришлось проделать долгий путь через остров под звон церковного колокола.
Тетя Марта была в своем воскресном платье. Она сидела в кресле-качалке и читала Библию.
Ты приехала сегодня? Вот неожиданность.
Штеффи ничего не рассказала о настоящей причине ее приезда. Это их с Нелли дело.
После обеда она поехала на велосипеде к тете Альме. Нелли, Эльза и Йон только что вернулись из воскресной школы. Они сидели за столом в саду и пили с тетей Альмой сок.
Нелли, сказала Штеффи, мне нужно поговорить с тобой.
Ну что еще? кисло спросила Нелли.
Пойдем, сказала Штеффи. Погуляем.
Не хочу, ответила Нелли. Мы только что пришли домой.
Штеффи не знала, что сказать. Она хотела поговорить с Нелли наедине. Но если все пойдет не так с самого начала, Нелли никогда не станет ее слушать.
Нелли, ласково сказала тетя Альма, сделай то, что хочет Штеффи. Наверное, она хочет сказать тебе что-то важное.
Нелли неохотно поднялась. Они спустились к небольшому пляжу.
Ты ведь знаешь, что мама с папой в лагере, начала Штеффи. Нам не так много известно о том, каково им там, но то, что им тяжело, это точно.
Я знаю, нетерпеливо сказала Нелли. Ты же говорила это сотни раз.
И, конечно же, они сильно беспокоятся, сказала Штеффи. Папа переживает за маму, в этом я уверена.
Да, да.
Ты не думаешь, что мы, по крайней мере, могли бы не заставлять их беспокоиться еще больше?
Что ты имеешь в виду?
Штеффи достала из кармана платья карточку от мамы и показала ее Нелли. Нелли прочитала и вернула карточку сестре. Она надулась и уставилась в землю.
Ну?
Конечно же, я пишу, сказала Нелли. Иногда.
Нелли, сказала Штеффи, ты не понимаешь
Нелли подняла на нее взгляд. Ее глаза горели.
Они бросили нас! крикнула она. Мы им не нужны. Почему я должна о них беспокоиться?
Ее слова, словно волна, обрушились на Штеффи. Так бывает, когда купаешься у берега, а большая волна сбивает с ног. Ничего не видишь, ничего не слышишь, только чувствуешь вкус соли. Штеффи боролась, чтобы снова твердо встать на ноги.
Она не могла сказать ни слова в ответ. Не могла объяснить то, что они обе знали: мама с папой отправили их, потому что боялись за них, хотели, чтобы они были в безопасности. Ей просто хотелось плакать, как она плакала давным-давно в тот первый вечер на острове. «Мама, приезжай и забери меня. Забери меня, иначе я умру».
Но вместе с тем волна боли, грозившая поглотить ее, превратилась в раскаленный добела гнев. Штеффи ударила Нелли, крепкая пощечина заставила ту завопить от боли.
Когда Штеффи пришла в себя, Нелли была уже далеко. Она бежала по тропинке к поселку, и ее длинные черные косы развевались за спиной.
Нелли! крикнула Штеффи.
Но Нелли не обернулась.
Ладонь Штеффи горела. И щеки горели, словно ударили ее саму. Единственный раз она получила пощечину от тети Марты в тот раз, когда разорвала свое платье.
Мама с папой никогда их не били.
Как же это случилось? Как она смогла ударить Нелли?
Глава 17
Штеффи отправила маме еще одно длинное письмо. Она написала, что Нелли наверняка отослала много писем, но они, скорее всего, потерялись в пути. Штеффи лгала, что Нелли могла неправильно написать адрес. Или забыла наклеить марку. Если письма вернутся, она отправит их снова.
Штеффи терпеть не могла обманывать маму. Но рассказать правду тоже не могла. Правда была ужасна. Такая же история была с первым письмом маме и папе в Вену, когда Штеффи только что приехала на остров, письмо она так и не отправила. По правде говоря, Штеффи обманывала родителей с тех пор, как оказалась в Швеции. Не так явно, как сейчас, когда она придумывала чистую неправду, скрывая нежелание сестры писать им. Штеффи лишь приукрашивала действительность, преувеличивала все хорошее и умалчивала о трудностях и огорчениях.
Внезапно ей стало интересно, что думают о ней мама с папой. Верят ли они тому, что она так довольна, как хочет казаться, или видят ее насквозь. Родители ее прекрасно знают. Но они не встречались уже четыре года. Уезжая, она была двенадцатилетним ребенком, а теперь ей скоро исполнится шестнадцать.
Еще одна мысль посетила Штеффи. Что, если мама с папой поступают точно так же! Вдруг они не рассказывают ей всей правды? Чтобы не расстраивать, или этот безымянный немец запрещает им? Может, все гораздо хуже, чем она думала?
Штеффи запечатала конверт и с тяжестью на сердце бросила его в почтовый ящик по пути в школу.
Спустя две недели письмо вернулось.
Что было на конверте? спросила Юдит. Была ли надпись по-немецки «Адресат переведен»?
Нет, ответила Штеффи. Просто «Возврат».
Вот что, сказала Юдит. Твою маму могли перевести в другой барак. Или на почте произошла какая-то ошибка. Наверняка в следующий раз письмо дойдет.
«Переведен», повторила Штеффи. Мама переехала? Куда же она могла переехать?
Не знаю, сказала Юдит. Она поджала губы и не желала больше говорить на эту тему.
Девочки прогулялись вместе, был чудесный летний вечер. Липы вдоль аллеи усыпаны бледно-зелеными цветками, а соцветия каштанов напоминали белые свечи. Штеффи и Юдит спустились ко рву, окружавшему старую часть города, и сели на краю обрыва, свесив ноги.
Ты забрала из мастерской свои туфли, сказала Юдит, бросив взгляд на ноги Штеффи.
Да.
Я думала, ты врешь, сказала Юдит. Ты так странно выглядела, когда сказала, что туфли в ремонте. Какие они на самом деле, твои приемные родители?
Штеффи попыталась описать тетю Марту с дядей Эвертом как можно лучше. Юдит молча слушала.
Странные эти шведы, наконец сказала она. Какие-то толстокожие. Ничего не чувствуют.
Да нет, чувствуют, сказала Штеффи. Просто иначе показывают свои чувства.
Вот закончится война, сказала Юдит, я поеду в Палестину. А ты?
Домой, наверное, сказала Штеффи.
Домой, повторила Юдит. У нас больше нет дома. Они отняли наши дома. Отняли само право на жизнь.
Но после войны, сказала Штеффи, немцы уйдут. Ты не думаешь, что все снова станет, как прежде?
Никогда уже не станет. Никогда!
Штеффи задумалась. Наверное, Юдит права.
Мы жили в Леопольдштадте, сказала Юдит. Я никогда не забуду, как немцы взорвали синагогу. Каменные блоки взлетели на воздух на несколько метров. Совсем как на войне.
Юдит откинулась на спину и легла на траву. Ее ноги висели над темной поверхностью воды. Она подложила ладони под голову и смотрела в небо.
Я надеюсь, там ничего не осталось, сказала она. Ни единого дома, ни церкви, ни улицы. Надеюсь, бомбы все уничтожили. Всю Вену. Чтобы никто никогда там больше не смог жить.
Штеффи посмотрела на красивое лицо Юдит, обрамленное завитками волос. Голубые глаза пылали ненавистью.
Штеффи представила, как Вену сровняли с землей. Ее школа в руинах, дом, где жила ее семья, раскрошен взрывами бомб. Витрины магазинов на прежде красивых улицах зияют черными дырами, трамвайные пути разворочены. Колесо обозрения в парке Пратен возвышается искореженным скелетом.
Нет, сказала она. Я не могу надеяться на такое.
Штеффи увидела, что Юдит плачет.
Слова Юдит не выходили у нее из головы.
«У нас больше нет дома».
До сих пор Штеффи всегда представляла себе, что после окончания войны все станет как прежде. Они возвратятся в свою просторную квартиру неподалеку от парка и всей семьей заживут там снова.
Но в их квартире живут чужие люди, не евреи, поэтому у них есть право на нормальную жизнь. Если дом не разбомбили, как хотела Юдит.
Будет ли у нее снова семья? Можно ли встретиться через четыре, пять или шесть лет и жить, словно ничего не случилось? Если война продлится еще пару лет, она повзрослеет. Малышка Нелли станет упрямым подростком, будет чувствовать себя по-настоящему дома в Швеции, а не в Вене.
Мысль о сестре поразила ее. Раньше они были так близки. Теперь у каждой своя жизнь, словно они и не сестры.
Воспоминание о пощечине жгло ее. Ей не хотелось думать об этом.
«Это пройдет, внушала себе Штеффи. Мы одна семья. Мы любим друг друга. Наверное, нужно время, но у нас все наладится. Только бы закончилась война».
«Мы» означало разные вещи для Штеффи и Юдит. Для Штеффи «мы» это «моя семья». Для Юдит «мы, евреи».
До прихода немцев Штеффи никогда не задумывалась, что они евреи. Она знала об этом. Но это означало лишь то, что они пару раз в год ходили в синагогу, как ее подружки-христианки посещали церковь на Рождество и на Пасху.
Немцы указали ей, Нелли и маме с папой, что они принадлежат к особой группе, немцы вынудили их переехать, а девочек сменить школу.
Немцы указали ей, Нелли и маме с папой, что они принадлежат к особой группе, немцы вынудили их переехать, а девочек сменить школу.
Немцы сделали ее еврейкой. Приехав на остров, она стала христианкой. Членом Пятидесятнической церкви, «спасенной» и крещеной. Но ее терзало тайное сомнение. Чувство, что она лишь притворяется.
Юдит была уверена в том, кто она. Иногда Штеффи завидовала ей, хотя знала, что Юдит больше натерпелась от войны и от преследований. Но ее «мы» было шире и не такое хрупкое. Во всяком случае, у Юдит остались братья в Палестине и мечта уехать туда.
«А что есть у меня? думала Штеффи. Кто я? Кем стану?»
Глава 18
После церемонии в честь окончания учебного года класс Штеффи собрался в своем кабинете. Настроение было торжественным. Три года они провели вместе. Теперь их разделят. Кто-то проучится еще год и сдаст выпускные экзамены. Другие продолжат учебу в гимназии по классической или естественной линии. Пара девочек собирались сменить школу.