Ее взлетевшие руки были схвачены его руками, а рот, разомкнувшийся для крика, жадно стиснут его распаленным ртом. Он даже лица ее не мог разглядеть не до того было, право слово! Она рвалась, билась, стонала, да где! Он вовсе потерял голову, и сейчас никакая сила не смогла бы разомкнуть его объятия и прервать поцелуй.
И вдруг он с удивлением осознал, что незнакомка уже не пытается вырваться, а сама целует его, и руки ее не отталкивают, а прижимают. Как он и предполагал, первое сопротивление было лишь данью приличиям, а потом красавица решила исполнить свой долг, да заодно и сама вкусить наслаждение. Василий готов был голову прозакладывать, что пылкость ее поцелуев и жар объятий вызваны не только послушанием хорошей служанки.
Подхватив незнакомку, Василий посадил ее на парапет бассейна, одной рукою нашаривая застежку на боку, а другой пытаясь задрать туго обвившее женское тело сари. Однако проклятый шелк бестолково скользил в пальцах и нипочем не желал поддаваться. Дурацкое одеяние! Одно-временно и юбка, и рубашка, и шаль! Может быть, если начать разматывать сари с головы, дело пойдет быстрее? Правда, для этого придется прервать их безумный поцелуй
Василий на мгновение оторвался от восхитительных губ и повлек с головы шуршащий шелк. Покрывало наконец-то соскользнуло, и целый водопад светлых, тоже серебристых в звездном свете волос хлынул на ее плечи.
Господи, прошептал Василий, обмирая и глядя на эти точеные черты. Боже мой!
Она была прекрасна, воистину прекрасна, однако не ее редкостная красота заставила Василия воззвать к вышним силам.
Он вдруг узнал ее.
Перед ним была Варенька
Мгновение оба ошалелыми глазами смотрели друг на друга, и вдруг вдруг небо над ними раскололось и мириады разноцветных огней вспыхнули в вышине. По всему саду закрутились огненные колеса, с балконов слетали разноцветные вихри. Все грохотало, все гудело, все взрывалось вокруг!
Что это?! в ужасе воскликнула Варя, но ответом ей был новый залп звезд, новый удар грома. Потом грохнуло в третий раз, в третий раз озарились букетом огней небесные бездны и наступила щемящая, рвущая слух тишина.
Что это, ради бога?! прошелестела Варя, и Василий ответил, едва шевеля вспухшими, нацелованными губами:
Фейерверк в честь какой-то их богини, черт бы ее подрал, забыл а, в честь Кали!
В честь Кали? повторила она, бессмысленно вглядываясь в его лицо своими и впрямь серебряными глазами. А что, сегодня какой-то праздник?
И вдруг, словно только сейчас спохватившись, она принялась поправлять свои смятые одеяния, а сама все смотрела на Василия, как испуганная, потерявшаяся девочка
И это зрелище бесстыдного лицемерия наполнило его такой яростью, которая начисто вытеснила из сознания и тела всякие остатки желания. Теперь им владела только ненависть: ненависть к ее запекшимся губам, и беспорядочно скомканной одежде, и этим ее дрожащим рукам ненависть к ее волшебной, чарующей прелести, ненависть к себе! Да, он вдруг возненавидел себя, но в этом виновна была Варя, а значит, он должен был ей отомстить!
Какой-то праздник? хрипло, зло повторил он. А то не знаете!
Она растерянно хлопнула глазами:
Откуда же мне знать? Весь вчерашний день я проспала, а нынче проснулась среди ночи, почувствовала себя лучше и вышла в сад немножко воздухом подышать, как вдруг
Лицо ее резко потемнело, и Василий понял, что это кровь прилила к щекам. Надо думать, и он выглядел не лучше, потому что все лицо его так и пылало. В висках пульсировала боль, а собственный голос казался чужим:
Как вдруг я на вас налетел, не правда ли? О, простите великодушно! Меня извиняет то, что я принял вас за одну из тутошних услужливых девиц, вроде той, которая вчера ночью навестила меня в моей постели. Гораздая девица, ничего не скажешь!
Он нарочито сладострастно ухмыльнулся и даже облизнул губы: вообще-то они совсем пересохли, однако Варя не могла не подумать, что он облизывается от приятных воспоминаний, и судорога отвращения прошла по ее лицу.
Это окончательно взбесило Василия. Он скорчил испуганную гримасу:
Но вы меня, за-ради Христа, простите, Варвара Петровна! Ежели б я только мог вообразить, что это вы, я к вам бы и на пушечный выстрел не приблизился!
Она изумленно распахнула свои серебристые глаза, а губы слабо дрогнули, словно готовы были шепнуть: «Почему?!» но Василий опередил вопрос новым словесным потоком:
Нет, вы должны мне непременно сказать, что вы меня простили, любезнейшая Варвара Петровна! И умоляю вас никому не говорите о моем афронте! Нет, конечно, вы можете пожаловаться батюшке, а ежели он сочтет, что чести вашей был все-таки нанесен чувствительный урон, я готов дать ему любую порядочную сатисфакцию Однако молю: не заикнитесь, храни вас бог, об этих невинных шалостях нашему досточтимому хозяину. Умоляю!
Да что ж вы его так боитесь-то? спросила Варя с выражением такого презрения на лице, что Василию нестерпимо захотелось ее ударить а может быть, себя, он как-то не понимал хорошенько. Однако остановиться уже не мог:
Ну как же мне нашего гостеприимного хозяина не бояться? Он ведь послушное орудие ваших желаний, верно? И хотя казнь этого несчастного садовника вчера осуществлялась по указу магараджи, однако пожелание-то он выполнял ваше! Отменное гостеприимство, достойное подражания! Жаль только, что вы не присутствовали при этом зрелище: любо-дорого было поглядеть, как тот несчастный превратился в кровавое месиво! А не откроете ли, каким это образом вы так крепко прибрали к своим нежным ручкам нашего хозяина? Может статься, прогулочками при свете звезд?..
Ну как же мне нашего гостеприимного хозяина не бояться? Он ведь послушное орудие ваших желаний, верно? И хотя казнь этого несчастного садовника вчера осуществлялась по указу магараджи, однако пожелание-то он выполнял ваше! Отменное гостеприимство, достойное подражания! Жаль только, что вы не присутствовали при этом зрелище: любо-дорого было поглядеть, как тот несчастный превратился в кровавое месиво! А не откроете ли, каким это образом вы так крепко прибрали к своим нежным ручкам нашего хозяина? Может статься, прогулочками при свете звезд?..
Внезапно означенный свет звезд померк в глазах Василия, и ему почудилось, что все лицо его как-то сдвинулось, резко качнулось вправо. Потребовалось не меньше минуты, чтобы он смог осознать, что получил сильнейшую пощечину по левой щеке, и миновало еще какое-то время, чтобы сквозь гул в ушах прорвался ломкий от ненависти голос Варвары:
Советую вам убираться отсюда, пока живы. Недалеко калитка, ведущая в сад женской половины. Ведь если вас здесь настигнет стража, то мне просто не о чем будет просить магараджу: участь ваша решится сама собой!
И девушка исчезла среди кустов.
Василий с трудом перевел дыхание, поднял голову и долго вглядывался невидящими глазами в небо, прежде чем сообразил, что звезды уже исчезли.
Понятно, уже близок рассвет, вот они и скрылись А может быть, им стало просто тошно смотреть на него.
Глаз курумбы
Василий уже усвоил, что в Индии пускаются в путь спозаранок, а иногда и ночью, потому что со здешним солнцем нельзя шутить. Он был уверен, что отъезд иноземных гостей свершится достаточно тихо, чтобы не потревожить сон хозяина, утомленного ночными развлечениями, однако каково же было его изумление, когда он увидел в переднем дворе магараджу при полном параде! Тут же стояли Реджинальд и Бушуев с дочерью, как идолы, обвешанные длинными гирляндами из цветов жасмина.
Не успел Василий даже слова сказать, как магараджа набросился на него и надел ему на шею сначала цветочное, а затем жемчужное ожерелье. Потом Василию было вручено страусиное перо, украшенное изрядным изумрудом, а стан его оказался опоясан саблей в оправленных золотом ножнах. Затем он был навьючен, как мул, двумя длинными шалями с каймой зеленой и голубой, черной шалью, балахоном из красного с золотом кашемира, еще какой-то шелковой тканью с золотыми узорами, белой кисеей на тюрбан и тремя кусками тончайшего полотна. Все это, с ожерельем, пером и саблей, составляло полное обмундирование индийского всадника.
Грозный взгляд Реджинальда остановил Василия как раз в тот миг, когда он с ужасом собирался вернуть все эти сокровища ополоумевшему от щедрости хозяину.
Василий начал было благодарить, однако в рот ему оказался запихнут листочек пансопари, иначе говоря бетеля, начиненного орешком, гвоздикой, кардамоном, сахарной пудрой, перцем и еще бог весть чем. Василий знал, что на прощание гость обязан вместе с хозяином откушать бетель, а потому стоически прожевал эту гадость.
Трое остальных европейцев смотрели на него с плохо скрытым злорадством. Значит, они тоже были удостоены подобной чести! Перехватив косой взгляд Вари, Василий смог удержать вылезающие из орбит глаза и даже изобразить улыбку. Никогда она не давалась ему с бо́льшим трудом, и вовсе не из-за противного бетельного вкуса. Непонятная тревога начала его точить сразу, едва он увидел статную стройную фигуру, окутанную бледно-голубым покрывалом.
И не то чтобы он забеспокоился от возможности скандала, который могла устроить Варя, прилюдно обвинив его в посягательстве на ее честь. Более того, он не сомневался, что ничего такого не произойдет. Все-таки вчера не только он целовал и стискивал ее в объятиях и его целовали, и его жарко обнимали тоже! Поэтому обличение Василия означало обличение ее самой. Но все угрызения совести, которые терзали его остаток ночи и нынешнее утро, вдруг навалились скопом и принялись мучить. Раскаяние вот что он чувствовал, когда глядел на скромно склоненную голову, видел тонкую кисть, обрамленную цветочным запястьем, ужасное раскаяние за грубость! И ему пришлось, чтобы скрепить сердце, поглядеть на трех великолепных слонов, стоявших поодаль. Вот такой же слон влачил вчера по сухой каменистой земле злополучного садовника!
Василий радостно ощутил, что вновь ожесточается, с ненавистью покосился на Варю и обнаружил, что она тоже смотрит на слонов, а лицо ее при этом имеет самое хмурое выражение. Он мог бы спорить, что девушка сейчас подумала о том же, о чем думал и он: о казни садовника!
Василий радостно ощутил, что вновь ожесточается, с ненавистью покосился на Варю и обнаружил, что она тоже смотрит на слонов, а лицо ее при этом имеет самое хмурое выражение. Он мог бы спорить, что девушка сейчас подумала о том же, о чем думал и он: о казни садовника!
Заметив, что Василий глядит на нее, Варя независимо вскинула голову и с надменным видом повернулась к магарадже, который как раз подал знак поднести ему сосуд с неизменным розовым маслом.
Скажите, достопочтенный, произнесла она таким неприязненным тоном, словно говорила не с владыкой огромной и богатейшей провинции, а с паршивым шудрой, что за праздник был устроен тут вчера и какого казнили на нем человека?