Василию показалось, что он услышал явный стук, и, покосившись на Реджинальда, увидел, как у того отвисла челюсть. В следующее мгновение, спохватившись, Реджинальд вернул ее на место. Василий схватился за подбородок, но с его лицом вроде бы все было нормально.
А вот магараджа несколько поблек.
Вам, прекрасная гостья, не стоит думать об этой жалкой собаке, сказал магараджа. Он заслужил смерть и умер. Я надеюсь, что Кали благосклонно приняла эту жертву и отныне распространит свое покровительство и над домом моим, и над моей семьей, и над моими дорогими друзьями. Он сделал широкий жест, словно заключая в этот благословенный круг всех здесь присутствующих.
Однако Варя, протестующе выставив ладонь, резко отшатнулась, выпалив:
Я бы ни за что не хотела оказаться под покровительством черной Кали! Да она, всевидящая, и не пожелает охранять меня: ведь ей прекрасно известно, что я не имею никакого отношения ко вчерашнему убийству!
Сердито сверкнув глазами, Варя резко натянула на лицо краешек покрывала и повернулась к Василию. У того вдруг заломило левую щеку
Кажется, я была вам обязана жизнью, сударь? Вы спасли меня в розовом саду? воинственно спросила она с таким выражением, как если бы возмущенно вопросила: «Черт бы вас подрал, как вы посмели спасти мне жизнь, дурак?!»
Я тут ни при чем, поверьте, с ненужной торопливостью, как бы оправдываясь, забормотал Василий. Очень своевременно появился какой-то черноглазый змеечарователь, который проделал довольно расхожий фокус с камушком. На базарной площади в Беназире за это берут четыре медяшки. Так что не стоит благодарности, я ее не заслужил!
Варя бросила на него еще один уничтожающий взгляд:
Ну что же, в таком случае мне остается только молить Бога, чтобы когда-нибудь встретить моего спасителя и поблагодарить его как подобает!
На лице хозяина, который, по-видимому, решил не обращать внимания на вздорные дамские речи, продолжала играть приветливая улыбка, и вскоре выяснилось, что он решил оказать гостям великую честь: отправить их домой на слоне.
Эта весть заслонила даже дерзкую выходку Вари. Да и на ее лице изобразился такой ужас, что позавчерашняя кобра показалась Василию просто безвредным кузнечиком. Не скрывали испуга и Реджинальд с Бушуевым. Но спорить уже было поздно: один из переминавшихся в углу двора слонов выступил вперед.
Он был огромен
Строго говоря, слонов было три, однако два из них как-то терялись перед громадностью третьего перед мощью и роскошью его убранства.
На лбу каждого слона в Индостане всегда проведены горизонтальные или вертикальные линии, смотря по тому, какому богу посвящено животное: Вишну или Шиве. Однако полосы на лбу у великана были почти не видны, потому что их прикрывала златотканая попона с круглыми золотыми бляхами и красно-синими кистями по бокам. Между ушами исполина, скрестив ноги, сидел раззолоченный, как игрушка, погонщик-махут, а за его спиной, на загривке слона, торчал огромный зонт сочного зеленого цвета, отороченный длинной золотой бахромой, переливающейся в солнечных лучах.
Зрелище было настолько впечатляющее, что все европейцы невольно залюбовались величавым существом.
Вот это да! невольно воскликнула Варя. Да ведь это настоящий Айравата, хранитель Вос-тока!
Вы правы, мэм-сагиб! поклонился магараджа. Однако Айравата был боевым слоном Индры, а на этом слоне поедет северная Лакшми!
Варя сухо улыбнулась, как бы принимая шаг к примирению: комплимент, конечно, был очаровательный
Несколько слуг, в обязанности которых, очевидно, входило сопровождать гостей, мигом очутились на спинах у меньших слонов, причем туда же были проворно отправлены подарки для гостей и еще какие-то тюки, корзины с провизией, фляги с водой и прочая мелочь, которая могла потребоваться на трехчасовом переходе до Беназира. Затем пришел черед путешественников, так сказать, садиться. Принесли приставную лесенку, и все четверо, с большей или меньшей степенью проворства, взобрались на широченную серую спину, накрытую ковром, на котором стояло что-то вроде двух скамеечек.
Когда настал черед Вари, Василий покрепче стиснул руки в кулаки, чтобы не дать себе схватиться за голову.
Боже мой! Почему он не может бестрепетно смотреть на этот тонкий стан, обрисованный голубоватым сари; видеть, как натягивается ткань на бедрах, когда Варя довольно споро поднимается по лесенке на спину слона; ласкать взором изящные лодыжки, круто выгнутый подъем ее ног; с огорчением натыкаться взглядом на краешек узких шаровар; гадать, что надето на ней под сари: какая-то плотная одежда или обычная индийская чоли, едва прикрывающая грудь; вспоминать, как нежно, горьковато, прохладно благоухали эти тонкие русые волосы вчера, когда ее голова лежала на его плече, как трепетала жилка на горле, как приоткрылись вдруг, вздохнув, губы под его поцелуями
Бэзил! послышался нетерпеливый оклик Реджинальда, и Василий обнаружил, что остался на земле один.
Ох, нет. Как бы ни раздирали его бесы, от Вари надо держаться подальше. Вчера едва не случилось непоправимое, и больше допускать такое нельзя. Бушуев спуску не даст! Не успеешь опомниться, как окажешься под венцом, и брадатый диакон запоет: «Гряди, голубица!» а священник изречет: «Венчается раб Божий Василий рабе Божией Варваре» и все! Капкан захлопнется, Бушуев получит право называть его «сынок», а Кузька с облегчением сообщит всем слугам в Аверинцеве, что Василий Никитич, слава богу, остепенились. А сам Василий получит в жены ту, которая в ночном саду с первым попавшимся мужчиной целуется так, словно он ее единственный избранник, мечта всей ее жизни! А потом отвешивает ему увесистую пощечину, такую, что и наутро физиономия горит. А сама-то за такие вольные проказы с мужиками девкам издавна ворота дерьмом мазали, чтобы все знали: здесь живет непотребная!
И вдруг его точно молнией пронзило: а что, если она узнала его? Что, если она-то отлично понимала, кто целует ее, и отвечала так пылко именно потому?
Да нет, бред, чушь, чепуха! В этих поцелуях была либо похоть неземная, либо истинная страсть. Ну а этого никак не может быть.
О господи, с этой Варей-Варварой просто голову сломаешь! Чего стоит хотя бы сегодняшняя ее выходка! Она ведь оскорбила магараджу грубо, рассчитанно. Но зачем? Неужели чтобы обвинить его во лжи? Неужели ей так важно было доказать, что она ни сном ни духом не замешана во вчерашнем отвратительном представлении? Неужели для нее столь важно мнение Василия? Получается, нынче ночью он зря оскорблял ее? Ну и дурак же Как же теперь вести себя?!
«Салтычиха!» угрюмо напомнил себе Василий и взлетел по лесенке на серую слоновью спину. Чай, не труднее, чем редут на высотах Монмартра брать!
Однако высоты Монмартра стояли недвижимо, и в этом заключалось их основное отличие от слоновьей спины. Стоило европейцам кое-как, подбирая ноги и установив колени выше головы, рассесться на нелепых скамеечках, как погонщик, вооруженный железной острой палочкой, ткнул ею в правое ухо слона. Опершись сперва на передние ноги, отчего всех отбросило назад, слон затем тяжело приподнялся на задние, и все шарахнулись вперед, едва не сбив и махута, и стойку зонтика.
Магараджа прощально замахал руками. Свита, стоящая вокруг, воздела над головами какие-то белые веера, перья, копья Забили барабаны, а потом грянула прощальная музыка.
О боги! Что это была за адская симфония! Раздирающий грохот тамтамов, тибетских барабанов, сингалезских дудок, китайских труб, литавр, гонгов оглушал несчастных европейцев, пробуждая в их душах ненависть к человечеству и его изобретениям, еще довольно долго, пока дорога не повернула к джунглям и отрог скалы не отгородил от них шум, словно отрезав его.
Впрочем, нечего грешить: приноровиться к новому способу передвижения оказалось не больно-то трудно, и европейцы довольно скоро смогли оценить все его преимущества. Дорога была ужасная (как выяснилось, на пешеходной тропе, по которой гости недавно прибыли во дворец, появился тигр-людоед, потому-то и пришлось следовать другим путем), и только благодаря твердой поступи умных животных седоки не полетели несколько раз в глубокие овраги. Тихо и осторожно ступали слоны по карнизам обрывов, останавливаясь перед каждым низко висящим сучком и раздробив его на щепки хоботом, прежде чем сделать хоть шаг далее. Слонам, разумеется, ветки не мешали, но они были приучены заботиться о седоках.
А те уже почувствовали себя вполне вольготно и с чувством некоторого превосходства посматривали на эскорт всадников: с непривычной высоты лошади казались малыми ослами.
А те уже почувствовали себя вполне вольготно и с чувством некоторого превосходства посматривали на эскорт всадников: с непривычной высоты лошади казались малыми ослами.
Через некоторое время эскорт сделал салют копьями и, развернувшись, умчался назад очевидно, задача сопровождения была выполнена.
Ехали долго.
Бушуев и Реджинальд завели между собой какой-то бесконечный разговор о торговых бушуевских делах, Варя молчала, а Василий глазел по сторонам. Минули, по его подсчетам, часа три, и внезапно слон остановился, а погонщик свесился вперед и что-то с явным ужасом рассматривал.
Какая-то корзина на дороге, пренебрежительно проронил остроглазый Василий, и Варя так и подскочила:
Корзина?!
Словно позабыв об огромной высоте, на которой происходило действие, она проворно подвинулась вперед, на освободившееся место погонщика, который с ловкостью обезьяны уже соскользнул по хоботу своего слона и теперь стоял на карачках под защитой его четырех ножищ-столбов, истово биясь головой в землю и что-то протяжно завывая. Прочие индусы тоже скатились со слонов, тоже стали на карачки и тоже принялись колотиться головами о землю и подпевать своему товарищу.
Реджинальд надменным тоном настоящего сагиба-инглиша прикрикнул:
А ну, хватит развлекаться! Пора ехать дальше!
Ответа не последовало; завывания продолжались.
Плохи наши дела, сказала Варя, которая все это время пристально разглядывала странную корзину. Кажется, это глаз курумбы.
Ах вот оно что! саркастически воскликнул Реджинальд. Как же я сразу не понял! Ну и что?
Курумба это баба, что ль? полюбопытствовал Бушуев. Глаз-то ей за что выдрали?
Василий хохотнул, однако Варя, похоже, была встревожена всерьез.
Прошу вас, посмотрите хорошенько, сказала она. Видите? Это не простая корзина!
Корзина, положим, была самая обыкновенная, большая и плоская, однако ее содержимое и впрямь оказалось диковинным. В ней лежала, тараща на прохожих безжизненные глаза, отрезанная голова барана, затем кокосовый орех, десять рупий серебром (монетки так и сверкали на солнце, их не составляло труда пересчитать), горка риса и какие-то привядшие цветы. При внимательном рассмотрении стало ясно, что корзина поставлена у верхнего угла треугольника, состоящего из трех довольно тонких веревочек, привязанных к трем колышкам. Все это было расположено так, что, кто ни шел бы с той или другой стороны дороги, он непременно должен был наткнуться на эти нитки.