Вы не знаете этих людей, Аврора. Домисиль Кавански это клещ в собачьей спине. Чтобы его удалить, приходится резать.
Можно задать вам вопрос?
ЖБМ поднял на нее глаза.
А если она права? Если права Бланш? Если и Бурден прав? Что, если вы, ЖБМ, и в самом деле должны об этом подумать? Допустим, мы подошли к концу цикла. Если все известные политики больше не в состоянии разобраться в проблемах современного мира? Если они безнадежно отстали и управление должны взять на себя такие, как вы? Я серьезно, сказала она и подошла ближе к столу. У всех остальных кандидатов, за которых мы через полгода будем голосовать, нет и четверти вашего опыта, и десятой доли ваших связей. Бернар Арно, Франсуа Пино, Ксавье Ньель и вы у этой четверки больше власти и умений, чем у всех политиков вместе взятых.
Аврора, вы хотите сформировать правительство, состоящее из бизнесменов? с тревожной улыбкой спросил ЖБМ. Сомневаюсь, что французы с вами согласятся.
Не уходите от ответа, ЖБМ. И вообще, между нами говоря, возьмем Франсуа Ларнье. Кто такой этот Франсуа Ларнье? Ну да, он отучился в Национальной школе администрации, но что потом? Он депутат и лидер партии; один раз за свою жизнь он был министром пятнадцать лет назад, но чего он стоит на самом деле, этот аппаратчик и чиновник? Что он понимает в нашем времени? Что знает о мире? Аврора разгорячилась. За ним тридцать пять лет политической деятельности! Ему пора на пенсию, а он собирается претендовать на высший пост в стране! Это же чистый бред! А он даже по-английски не говорит.
В краю улыбок
Вам нужно будет заняться восстановлением кишечной флоры, сказал Ален пациенту, и тот важно качнул головой. В этот миг в дверь постучали.
Войдите, разрешил Ален.
В дверь просунулась голова Мариам:
Пришел месье Лежен.
Прекрасно. Попросите его подождать. Я приму его через пять минут.
Ален предложил Фредерику самый простой вариант: по приезде во Францию прийти к нему в кабинет и назвать ассистентке свое имя. Он пригласит его в промежутке между двумя пациентами, не заставляя долго ждать.
Проводив кишечного страдальца, Ален выглянул в приемную и не узнал сидящего на стуле мужчину, который поднялся ему навстречу. Вокруг лысой макушки у того кустились седые кудри, делая его похожим на Лео Ферре; он носил маленькие очочки в красной пластмассовой оправе и явился в толстенном пуховике. Примерно так, по мнению Алена, должен выглядеть пожилой учитель математики, придерживающийся левых взглядов. Мужчины пожали друг другу руки. «Привет», сказал Фредерик. «Привет», ответил Ален, пытаясь отыскать в его лице черты молодого блондина, игравшего на синтезаторе мелодию «We are such stuff as dreams are made of». Напрасный труд. Он мог бы оказаться рядом с ним на автобусной остановке и не признал бы бывшего товарища. «Неужели и я так же постарел», думал Ален, пропуская Фредерика в кабинет.
Хорошо долетел? спросил он, чтобы хоть что-то сказать.
Да, вчера. Шесть лет не был. Больно долго лететь. Но я обычно принимаю снотворное и дрыхну без задних ног. Так что все нормально.
Ален кивнул.
Ты на неделю?
Да. Продаю родительскую квартиру. Они десять лет назад умерли.
Ален снова кивнул, решив, что выражать соболезнования немного поздновато, и вместо положенных слов просто нахмурил брови.
Мы с сестрой ее сдавали, продолжил Фредерик. Приличному мужику, он прожил у нас пять лет, но потом переехал. А сейчас жильцы меняются как перчатки, снимают на месяц-другой, и все. Сестра живет в Страсбурге, я на Самуе, так разве за ними уследишь? Он почесал затылок. Вот в прошлом году мы и решили, что лучше ее продать. Год покупателя искали, прикинь, целый год! Никто на нашу цену не соглашался, а квартирка загляденье, в современном доме, окна во всю стену. Риелтор говорит, такие квартиры сейчас спросом не пользуются, никто не хочет жить в такой дыре. И то правда, в этом нашем Ла-Гаренн-Коломбе от скуки подохнуть можно. Если б ты знал, до чего я рад, что больше не живу во Франции. До чего у нас народ стал злой, хуже собак. Мы с сестрой в отеле остановились, рядом с Северным вокзалом. Бумаги подпишем, и ноги в руки. Ты себе не представляешь, что это такое. Из портье слова не вытянешь, ему бы в похоронном бюро работать, а не в отеле. Ни одна свинья не помогла нам донести чемоданы. А обедать мы пошли в соседнюю пивную, так они с нас содрали по тридцать восемь евро с каждого! За яйцо под майонезом, несъедобный бифштекс и жареную картошку, которая даже не хрустела! Прикинь, это же двести тридцать франков! Полторы тыщи батов! Очуметь! Да у нас на полторы тыщи батов ты себе банкет закатишь! Свадебный пир! Огромная рыбина плюс напитки это триста батов, то есть семь с половиной евро, да еще тебе это все принесут прямо на пляж, в соломенную хижину, да с улыбкой, да еще рыбку цветочком украсят! Честное слово, вы психи, что тут живете, точно тебе говорю.
Ален кивнул. Он не знал, что сказать. Он никогда не был в Таиланде, как, впрочем, и в других странах Азии.
В Таиланде все улыбаются, продолжил Фредерик, про нас так и говорят: «край улыбок». И это не пустые слова. Тайцы прелесть, ты даже вообразить себе не можешь, до чего они милые и приветливые. А тут! Грязь кругом, вонь, на улицу выйти противно. Во Франции что, мусорщики перевелись? Или люди превратились в свиней? Тайцы никогда не бросают мусор куда попало, они уважают природу, и друг друга уважают.
Ален покорно слушал эту непатриотичную речь. В подобном духе часто высказывались добровольные изгнанники, променявшие родину на теплые страны (Марокко или Тунис), а то и вовсе перебравшиеся в Азию (в Таиланд или на Бали). Среди его пациентов был один пенсионер, который уехал жить в Сенегал; вместе с другими соотечественниками они образовали там небольшую собственную колонию. Он тоже на все лады расхваливал сенегальцев и дивный климат Сенегала.
Ты нашел кассету? прервал его разглагольствования Ален.
Нет, ответил Фредерик. Вчера смотрел даже в родительском подвале. Думал, вдруг туда ее сунул. Но нет. Наверное, выбросил.
Ты нашел кассету? прервал его разглагольствования Ален.
Нет, ответил Фредерик. Вчера смотрел даже в родительском подвале. Думал, вдруг туда ее сунул. Но нет. Наверное, выбросил.
Ален покачал головой.
А ты что, еще играешь? оживился Фредерик.
Нет. Правда, свою «Гибсон» не выбрасывал. Она у меня в шкафу лежит. Но играть нет, не играю. А ты?
Иногда по вечерам бренчу на синтезаторе, ответил Фредерик, и в его глазах вспыхнули похотливые искры. Клиенты просят после ужина. Им нравится танцевать под звездным небом.
Ален представил себе, как Фредерик в накинутом на плечи парео, в сандалиях на босу ногу стоит перед синтезатором и наигрывает старые шлягеры вроде «My way» Клода Франсуа или «Маленький цветок» Сиднея Беше, а вокруг него кружатся в танце под разноцветными лампочками пары. Очень трогательно.
У меня три месяца назад сын пропал, вдруг сказал Фредерик. В прошлом году он принял ислам и исчез. Я вот думаю, не понесло ли его в Сирию Вот так включишь вечером CNN, а там показывают фото этого засранца в бороде и с «калашниковым» в руках. С женой я два года назад развелся, сейчас собираюсь жениться на тайке. А жена сбежала с одним типом из посольства.
Ален в который раз качнул головой. Он не знал, что сказать этому практически незнакомому человеку, который не сохранил кассету с записью «Голограмм».
Так что там с фурункулом? встрепенулся Ален. Давай взгляну.
Фредерик не заставил просить себя дважды, быстро снял штаны и подставил Алену задницу. Воспаление по сравнению с фотографией усилилось.
А зачем тебе наши песни? спросил Фредерик, стоя со спущенными штанами.
Просто так, буркнул Ален. Для детей. Хотят послушать. Да мне и самому приятно вспомнить. Я назначу тебе антибиотики и выпишу две мази.
А знаешь, мне кажется, что не так уж хорошо мы и играли, сказал Фредерик, застегивая штаны. Иначе нам бы ответили со студии звукозаписи. Назначили бы встречу. Разве нет?
Наверное, кивнул Ален.
А остальные? спросил Фредерик, усаживаясь на стул. Что-нибудь про них знаешь?
Ален посмотрел на него. Стоит ли рассказывать ему, что во Франции сейчас горячо обсуждается тема возможного президентства ЖБМ, брат которого покончил с собой в витрине собственного магазина, скопировав картину «Смерть Марата»?
Нет, ничего, ответил он и стал выписывать рецепт.
В конце концов, может, он и прав: чем без толку суетиться здесь, наверное, лучше переехать в симпатичное местечко и жить в окружении приветливых и милых людей.
Сколько я тебе должен? спросил Фредерик, поднимаясь.
Шутишь, что ли? Ничего, ответил Ален самым добродушным тоном.
Он проводил посетителя в приемную.
Счастливого пути, Фредерик. Лечи свой фурункул.
А ты, если соберешься в наши края, дай мне знать.
Ален в который уже раз согласно кивнул. Фредерик собрался уходить, но в последний момент обернулся, тронул Алена за плечо и доверительно сказал:
А все-таки жутко мы постарели, а? Ладно, пока!
Он ушел.
Ален остался стоять молча. Мариам подняла к нему удивленный взгляд, но не успела ничего сказать Ален резко развернулся и исчез в кабинете, хлопнув дверью.
«Блэк-бильярд», произнес мужской голос.
Добрый день! поздоровался Ален. Я хотел бы поговорить с Себастьеном Вога-ном.
В трубке повисла тишина.
А больше вы ничего не хотите? после паузы снисходительно спросил тот же голос.
Ален представил себе высокомерного молодого человека из хорошей семьи в его времена такие вступали в «Группу союз защиты»[3]. Ишь, наверное, думает он: так тебя и соединили с шефом, жди-дожидайся.
Если он на месте, передайте ему, что звонит Ален Масулье.
А-лен Ма-су-лье? по слогам повторил юнец. А вы кто? Политический журналист? Вы по какому вопросу звоните?
Ален не хотел грубить, но не сдержался.
Я Ален Масулье, старый приятель Себастьена Вогана по кличке Жирный Себ. Так мы его звали, пока он не занялся спортом. Годится?
В трубке снова настала тишина.
Я узнаю, на месте ли командир, буркнул юнец.
Ален услышал, как стукнула положенная на стол трубка. «Командир» усмехнулся он про себя.
Масулье, здорово! проорал в трубке голос Вогана. Что, надумал насчет пропустить по рюмахе? Сколько мы не виделись? Четыре года? Или пять?
Я узнаю, на месте ли командир, буркнул юнец.
Ален услышал, как стукнула положенная на стол трубка. «Командир» усмехнулся он про себя.
Масулье, здорово! проорал в трубке голос Вогана. Что, надумал насчет пропустить по рюмахе? Сколько мы не виделись? Четыре года? Или пять?
Почти шесть, поправил его Ален. Разумеется, он прекрасно помнил их последнюю встречу в ресторане.