И вновь, мой добрый муж, сказала Сискви. Я прошу тебя не загадывать загадки Сненнеку. Помоги ему понять то, что видишь сам.
Именно так я и пытаюсь поступать, любимая, ответил Бинабик. Мы находимся в Альдхорте, Сненнек, кстати, тебе также следует это понимать, Квина, здесь никто не может с легкостью забрать чью-то жизнь. Эта часть леса связана многими песнями ситхи, песнями, которые смущают чужаков и прячут хозяев леса от тех, кто их ищет. Им достаточно сложно противостоять даже при помощи знаний, полученных мной от Укекука и от самих ситхи.
Но, продолжал Бинабик, подняв палец, в Альдхорте есть и более древние силы, древние присутствия.
Какие, например? нетерпеливо спросил Сненнек, чьи обиды исчезли, уступив место пробудившемуся любопытству.
Я не знаю. И я в любом случае не стану о них говорить, пока нахожусь здесь. Мы не у себя дома. Это не наше место. Мы здесь гости.
Нареченный Квины больше не выглядел расстроенным, лишь неуверенным.
Вы хотели сказать, что если бы мы причинили вред медведям, с нами случилось бы что-то плохое? А если мы подстрелим на обед кролика или перепелку?
Я хочу сказать, что забрать жизнь, чтобы поесть, это одно дело. А причинить вред животному из-за нетерпения или лени ну, подозреваю, что к такому здесь могут отнестись по-другому.
Вы постоянно это повторяете, Мастер, но я боюсь, что не понимаю вас. Кто мог бы отнестись?
Если бы я знал, все было бы иначе. На самом деле, у меня есть лишь предчувствие и старые легенды. И они легенды и мои предчувствия подсказывают, что за исключением мелких животных и птиц для пропитания мы не должны причинять вред ничему, что нам не угрожает. Бинабик немного подумал. Быть может, будет безопаснее, если мы вообще никому не будем причинять вреда, даже для того, чтобы наполнить желудки. У нас ведь есть небольшой запас еды.
Хлеб и сушеная рыба! воскликнул Сненнек, который обожал тушеных кроликов и не смог скрыть ужас, появившийся у него на лице.
Хлеба будет достаточно. Не думаю, что стражей леса волнует судьбы рыбы, мертвой с прошлого лета, весело сказал Бинабик. И я считаю, что такой пищи можно есть, сколько угодно.
Моргану приснился странный сон, в котором он был драконом в саду, где со всех деревьев и растений свисали драгоценные камни, блестящие на солнце, самоцветы, красные, как кровь, зеленые, как трава, оранжевые и желтые, яркие, точно золотые монеты. Во сне он знал, что сад принадлежит ему и только ему одному, но он лежал, свернувшись, посреди своих сокровищ, слушал шелест листьев и шорохи мелких животных. Кто-то пришел, чтобы его обокрасть, и он проснулся с быстро бьющимся сердцем и яростным желанием защитить свою собственность.
В первый момент, когда Морган еще окончательно не проснулся и глаза у него слипались, он услышал странные шорохи в точности как во сне. Сначала он подумал, что маленькая РиРи куда-то ушла, но она свернулась в комочек у его живота, как и в тот момент, когда он заснул, а маленькая лапка крепко сжимала край его куртки. Он наклонился, выглянул из расселины, чтобы посмотреть, что за шум он услышал, и РиРи протестующе и сонно пробормотала: «Чик». А тот, кто издавал звуки, тут же убежал, и наступила тишина.
Морган еще больше высунулся наружу, придерживая РиРи, чтобы она не шумела, но не заметил ничего необычного. Тогда он положил ее на свой плащ и выбрался из расселины под слабые утренние лучи солнца и обнаружил небольшую кучку орехов и фруктов, аккуратно сложенную на склоне в нескольких шагах от входа в их убежище.
Морган опустился рядом с подношением на колени, пытаясь понять, что это значит. Он мог бы все унести в двух руках, но гроздья ягод и остро пахнущих орехов были разложены на листьях, словно крошечные слуги приготовили завтрак, пока он спал. И только тут он сообразил посмотреть наверх и увидел темные глаза существ, подобных РиРи, наблюдавших за ним с деревьев, но наблюдатели мгновенно исчезли из вида на более высоких ветках.
Он собрал подношение, потому что оно не могло быть ничем другим, и вернулся в расселину. Его предположение оказалось верным, РиРи взяла все, что он ей принес, и не просто без малейших подозрений, но и с очевидным удовольствием. Несмотря на еду, добытую ими вчера, Морган вновь почувствовал сильный голод и, хотя позволил РиРи сделать выбор, взял себе львиную долю. Некоторое время они молча ели, если не считать удовлетворенного ворчания РиРи и треска скорлупы, а воздух становился все более теплым, и лес начал просыпаться и оживать защебетали первые птицы, потом загудели и застрекотали насекомые.
Существа, которых он назвал чикри, сделали ему подарок. В течение всей трапезы эта мысль согревала Моргана, и он чувствовал себя в безопасности. Лишь после того, как они закончили и РиРи с довольным видом принялась приводить в порядок свой мех на животе и руках, Морган сообразил, что, скорее всего, еда была выкупом, данью, которую платят крестьяне, чтобы убедить разбойников или лишившихся земли рыцарей пройти мимо, не причиняя им вреда.
«Они меня боятся, понял Морган, а потом у него появилась еще более странная мысль: Так мы живем в замке. У нас есть мечи, лошади и доспехи, и все отдают нам еду и золото. Мы думаем, что они нас любят, но что, если это не так? Что, если никакой любви нет?»
Он вдруг вспомнил свой сон про дракона и вновь пережил свои чувства, когда лежал в оцепенении и с подозрением прислушивался к шуму сновавших вокруг маленьких существ.
«Неужели дома они так думают и о нас люди, которыми мы правим? Не как о своих законных властителях, не как о спасителях, но как о монстрах, которых они должны убедить не убивать их и не есть?»
Мысль была неприятной, из тех, что быстро не исчезают.
Глава 9
Аппетит
День на склоне холма подходил к концу. Растаявший снег в бассейне Свидетеля наконец перестал пузыриться и начал замерзать, превращаясь в лед. После создания Свидетеля и использования его для разговора со своим господином Ахенаби Саомеджи, полностью исчерпав свои силы, улегся под деревом, чтобы отдохнуть с закрытыми глазами. Го Гэм Гар, тащивший дракона весь день, а потом копавший глубокую яму, лежал на боку внутри каменной ограды из магических камней, сделанной Саомеджи. Гигант и сам походил на камень, массивный валун, покрытый грязным белым мхом, вот только его хриплое дыхание эхом разносилось по склону. Связанный дракон и израненный командир также затихли.
Нежеру сделала глубокий вдох, а потом выдохнула морозный воздух, все еще потрясенная проведенной Певцом церемонией создания Свидетеля, но благодарная за редкий момент, когда никто ничего от нее не требовал.
Ярнульф собрал свои лук и стрелы.
Мне нужно пойти на охоту, сказал он.
Я пойду с тобой, заявила Нежеру.
Он даже не попытался скрыть удивление.
Правда? А как же твой подопечный Мако?
На сегодня я сделала для него все, что могла, не добившись, впрочем, особых результатов. Я не понимаю, почему он все еще жив. Она начала натягивать перчатки.
А как же Саомеджи и гигант? спросил Ярнульф.
Если один из них проснется и прикончит другого, сказала она, будет меньше причин беспокоиться.
Ярнульф бросил на нее почти восхищенный взгляд.
Ты изменилась, Жертва Нежеру. И теперь говоришь так, словно приняла Дар Дженати.
На Нежеру произвели впечатление слова Ярнульфа. Он упомянул слепого священника Дженати, одного из перворожденных в новой земле после побега из Сада, который произнес слова, ставшие знаменитыми: «Жизнь в темноте это дар, ведь однажды темнота заберет всех, и то, что мы не сможем видеть, станет для нас наименьшей проблемой».
Такую ядовитую шутку она могла бы услышать от отца.
Можешь думать все, что пожелаешь, Охотник, ответила она. Жертва практична, и у меня есть аппетит.
Они нашли небольшое озеро в седловине гор, в часе ходьбы от лагеря. На залитой лунным светом и покрытой рябью воде плавала стая гусей, и очень скоро каждый из них добыл по жирной птице. Более острые глаза Нежеру позволили ей сделать точный выстрел; Ярнульфу пришлось стрелять уже во взлетевшего гуся его стрела попала в крыло, а потом он свернул своей добыче шею. Остальная часть стаи улетела к дальнему берегу озера, поэтому Нежеру и Ярнульф решили возвращаться в лагерь. На обратном пути им удалось подстрелить еще несколько кроликов, но когда они отыскали второго раненого зверька, начался снегопад.
Нам лучше поспешить, сказал Ярнульф, когда они нашли умирающее существо и положили его в сумку. Очень скоро даже ты не сумеешь ничего разглядеть в такую метель.
Я и сейчас вижу не слишком хорошо, ответила Нежеру. А нам предстоит пройти через участки склона, по которым мне совсем не хотелось бы идти вслепую. Я считаю, что нам следует отыскать укрытие и переждать метель. Вскоре небо очистится. Такие горные бури продолжаются недолго.
Ярнульф с сомнением на нее посмотрел.
Саомеджи подумает, что мы сбежали.
Нам лучше поспешить, сказал Ярнульф, когда они нашли умирающее существо и положили его в сумку. Очень скоро даже ты не сумеешь ничего разглядеть в такую метель.
Я и сейчас вижу не слишком хорошо, ответила Нежеру. А нам предстоит пройти через участки склона, по которым мне совсем не хотелось бы идти вслепую. Я считаю, что нам следует отыскать укрытие и переждать метель. Вскоре небо очистится. Такие горные бури продолжаются недолго.
Ярнульф с сомнением на нее посмотрел.
Саомеджи подумает, что мы сбежали.
Но мы же не сбежали, возразила Нежеру. Он либо отправит гиганта на поиски, либо подождет, пока мы вернемся. У тебя ведь нет рабского ошейника, Мастер Охотник. Тебе не нужно бояться гнева Певца.
Он покачал головой.
Да, ты изменилась, Жертва Нежеру. И я не уверен, что мне это нравится.
А я не уверена, что меня это волнует. Держи глаза открытыми. Я помню, что здесь были пещеры, или просто глубокие выбоины в камнях, где-то впереди.
Они нашли глубокую расщелину, забрались в нее и уже изнутри стали наблюдать за снегопадом.
Я хочу задать тебе вопрос, наконец сказал Ярнульф.
И зачем ты об этом сообщаешь, вместо того, чтобы просто его задать? поинтересовалась Нежеру и почувствовала, как он затрясся, Охотник смеялся.
Наверное, рано или поздно я и сам узнаю на него ответ. Ты ведь не носишь ребенка, верно? Но ты сказала Мако, что беременна.
Нежеру удивилась:
Откуда ты это знаешь?
Мы путешествуем небольшой группой, день за днем. Я говорю на вашем языке. Тут нет особых тайн. Я видел, как Мако и другая Жертва Кемме обращались с тобой осторожно, но без доброты. И я предположил, что они сдерживаются, потому что ты для них важна по какой-то причине, но не нашел никаких доказательств. Тебе давали поручения, которые ты могла выполнять, не напрягаясь в полной мере, но никто из них не пытался тебя оберегать. Я вырос среди вашего народа. Я знаю, как осторожно хикедая обращаются с женщинами, которые носят ребенка. Так что это показалось мне самой вероятной причиной.