Без сомнения, Лоренцо Хассингтри заломит за них исключительную цену, из соображений гармонии.
Нам все равно платить за работу, так почему бы не сделать все как следует? Мне уже стыдно перед людьми за нашу кухню.
Хелена, с какой стати
Джулия иногда раньше папы и мамы успевает учуять их ссору.
Можно выйти из-за стола?
Милая, у нас карамельный пудинг на десерт. «Ангельский восторг»! Кажется, мама по-настоящему обиделась.
Да-да, просто объеденье, но можно я съем свою порцию вечером? Меня ждут Роберт Пиль и просвещенные виги. И вообще, Тварь мне весь аппетит отбил.
Аппетит тебе отбили шоколадные конфеты, которые вы с Кейт Элфрик жрете коробками, парировал я.
А куда, интересно, девался шоколадный апельсин? А, Тварь?
Джулия! Мама вздохнула. Пожалуйста, не называй так Джейсона. В конце концов, у тебя только один брат.
На одного больше, чем нужно, заявила Джулия и встала.
Тут папа что-то вспомнил:
Кто из вас заходил ко мне в кабинет?
Только не я, папа! Джулия зависла в дверях, почуяв кровь. Должно быть, это мой честный, милый, послушный младший братик.
Откуда он знает?
Я задал простой вопрос.
Значит, у него есть улики. Единственный известный мне взрослый, который пытается блефовать в разговорах с детьми, это мистер Никсон, наш директор школы.
Карандаш! Когда Дин позвонил в дверь, я, наверно, оставил карандаш в точилке. Чертов Дурень.
У тебя телефон звонил и никак не останавливался, минут пять, честно, так что я
Каково правило относительно моего кабинета? Мой рассказ папе явно был неинтересен.
Но я подумал, это может быть что-то важное, поэтому я взял трубку и стал Вешатель перехватил слово «слушать», и там кто-то был, но
Но я подумал, это может быть что-то важное, поэтому я взял трубку и стал Вешатель перехватил слово «слушать», и там кто-то был, но
Отец жестом скомандовал «СТОП!»:
Я, кажется, задал простой вопрос.
Да, но
Какой вопрос я тебе задал?
«Каково правило относительно моего кабинета?»
Верно.
Папа иногда похож на ножницы. Щелк, щелк, щелк.
Так почему ты не отвечаешь на мой вопрос?
Тут Джулия сделала странный ход:
Вот забавно.
Я не вижу, чтобы кто-нибудь смеялся.
Нет, папа, я про то, что на второй день Рождества, когда вы повезли Тварь в Вустер, у тебя в кабинете вдруг зазвонил телефон. Честно, он звонил сто лет. Я не могла заниматься. И чем больше я себе говорила, что это вовсе не скорая помощь и не полиция, тем больше уверялась, что это они и есть. В конце концов я чуть с ума не сошла. У меня не было выбора. Я сказала «алло», но на том конце не ответили. Так что я повесила трубку вдруг это маньяк.
Папа затих, но гнев у него еще не прошел.
Вот, со мной было то же самое, рискнул я. Но я не сразу повесил трубку, потому что думал, может, они меня не слышат. Джулия, у тебя там в трубке ребенок не плакал?
Так, слушайте меня, вы двое. Нечего строить из себя частных сыщиков. Если какой-то шутник обрывает нам телефон, я не хочу, чтобы кто-либо из вас отвечал. Что бы ни случилось. Если эти звонки повторятся, просто выдерните аппарат из розетки. Ясно?
Мама все это время сидела молча. Что-то тут очень не так.
ВЫ МЕНЯ СЛЫШАЛИ?
Папины слова были как кирпич, брошенный в окно. Мы с Джулией подскочили.
Да, папа.
Мама, папа и я съели «Ангельский восторг» в полном молчании. Я не осмеливался даже глаза поднять на родителей. Я не мог попроситься из-за стола, потому что Джулия уже пошла с этой карты. Понятно, почему я оказался в немилости, но почему родители друг с другом не разговаривают? Проглотив последнюю ложку «Ангельского восторга», папа сказал:
Очень вкусно, Хелена, спасибо. Мы с Джейсоном вымоем посуду да, Джейсон?
Мама только издала не-звук и ушла наверх.
Папа принялся мыть посуду, мурлыча себе под нос не-песенку. Я составил грязные тарелки на окно, соединяющее гостиную с кухней, а потом пошел на кухню вытирать мытую посуду. Мне следовало бы заткнуться, но я думал, что день еще можно спасти и превратить в обычный, безопасный и нормальный, стоит только найти нужные слова.
А соловьи, Вешатель просто обожает ставить мне подножки на этом слове, бывают в январе? А, папа? Мне сегодня утром показалось, что я слышал одного. В лесу.
Папа тер сковородку железной мочалкой.
Откуда я знаю?
Я не отставал. Обычно папа любит поговорить о природе и всяком таком.
Ну тогда, в хосписе у дедушки. Ты сказал, что это соловей.
А. Надо же, ты запомнил.
Папа уставился в окно на задний двор и увешанный сосульками летний домик. Потом издал такой звук, словно участвовал в конкурсе «Самый несчастный человек года 1982».
Сосредоточься лучше на стаканах, Джейсон, а то непременно уронишь.
Папа включил радио, второй канал, чтобы послушать прогноз погоды, и принялся кромсать ножницами «Правила дорожного движения» редакции 1981 года. Папа купил «Правила дорожного движения» редакции 1982 года в тот же день, как они вышли. Сегодня на большей части Британских островов температура упадет намного ниже нуля. Водителям в Шотландии и северной части Англии следует быть осторожными, так как на дорогах гололедица, а жителям срединных графств надо повсеместно ждать больших массивов замерзающего тумана.
Я ушел к себе наверх и поиграл в «Жизнь», но играть самому с собой оказалось неинтересно. К Джулии пришла подружка, Кейт Элфрик, чтобы делать уроки вместе. На самом деле они только сплетничали о том, кто из шестого класса с кем гуляет, и крутили синглы Police. Мои сто тысяч бед все время всплывали у меня в голове, как трупы в затопленном городе. Папа и мама за обедом. Вешатель мало-помалу оккупирует весь алфавит. Если так пойдет и дальше, мне придется учить язык глухонемых. Гэри Дрейк и Росс Уилкокс. Они со мной и так никогда не дружили, но сегодня вообще сговорились против меня. И Нил Броуз был с ними заодно. И наконец, у меня из головы не шла кисломордая бабка в лесу. Что все это значит?
Жаль, я не могу просочиться в какую-нибудь трещину, чтобы все проблемы остались позади. На следующей неделе мне исполняется тринадцать лет, но тринадцать, судя по всему, еще хуже, чем двенадцать. Джулия без конца стонет, как трудно жить в восемнадцать лет, но, с моей точки зрения, восемнадцать просто эпический возраст. Никто не гонит в постель к определенному часу, карманных денег дают вдвое больше, чем мне, а свой восемнадцатый день рождения Джулия праздновала в ночном клубе «У Тани» в Вустере и пригласила тысячу друзей. «У Тани» единственная в Европе дискотека, оборудованная ксеноновым лазером! Круть!
По Кингфишер-Медоуз проехал папа в машине один.
Мама, скорее всего, еще у себя в комнате. Она там стала подолгу сидеть в последнее время.
Чтобы развеселиться немножко, я надел на руку дедушкины часы «Омега». На второй день Рождества папа позвал меня к себе в кабинет и сказал, что должен вручить мне одну очень важную вещь, дедушкину. Папа хранил ее, пока я не вырос достаточно, чтобы мне ее доверить. Это были часы. «Омега Симастер де Вилль». Дедушка купил их у настоящего живого араба в порту, который называется Аден, в 1949 году. Аден это в Аравии, когда-то он был британской территорией. Дедушка носил эти часы, не снимая, всю жизнь и даже умер в них. Но от этого часы меня не пугали, а только стали еще важнее. Циферблат у них серебряный и большой, размером с монету в пятьдесят пенсов, но тонкий, как фишка для игры в «блошки».
Тонкость это признак качественных часов, сказал папа, серьезный, как могила. Не то что пластиковые лоханки, которые нынешние подростки цепляют себе на руки, чтобы повыставляться.
Я гениально спрятал «Омегу» по надежности этот тайник уступает только моему другому тайнику, жестянке от бульонных кубиков под половицей. Вырезал перочинным ножом дырку в дурацкой книжке под названием «Столярное дело для мальчиков». Она стоит у меня на полке среди настоящих книг. Джулия часто роется в моих вещах, но этот тайник она не обнаружила. Я знаю, потому что уравновесил на книжке сверху полупенсовик. Кроме того, если бы Джулия нашла этот тайник, она точно украла бы мою идею. А я проверил ее книжную полку на предмет тайников в книгах и ни одного не нашел.
Снаружи раздался звук незнакомой машины. Небесно-голубой «фольксваген-джетта» полз вдоль тротуара, словно водитель всматривался в номера домов. Доехав до конца нашего тупика, водитель он оказался женщиной развернулся (при этом мотор один раз заглох), и машина удалилась по Кингфишер-Медоуз. Надо было запомнить номер вдруг его покажут в передаче «Телефон полиции 999».
Дедушка умер последним из всех моих дедушек и бабушек, и он единственный из них, кого я помню. Хотя бы отрывочно. Я рисую мелом дорогу для игрушечных машинок на дорожке в дедовом саду. Я в доме у деда в Грейндж-овер-Сэндз, смотрю фильм про войну и пью газировку под названием «Одуванчик и лопушок».
Часы стоят я завожу их и ставлю стрелки на три часа с минутами.
«Иди на озеро», бормочет Нерожденный Близнец.
На тропе через лес есть узкое место, на котором, как страж, стоит вязовый пень. На этом пне сидел Подгузник. Подгузника по-настоящему зовут Мервин Хилл, но один раз мы переодевались на физкультуру, он стянул штаны, и мы увидели, что на нем надет подгузник. Ему тогда было лет девять. Грант Бёрч начал его звать Подгузником, и уже много лет его никто не зовет настоящим именем. Проще поменять глазные яблоки, чем кличку.
Короче, Подгузник качал на сгибе локтя и поглаживал что-то пушистое, лунно-серое.
Было ницьё, стало моё. Кто насёл белёт себе!
Привет, Подгузник. Что это у тебя там?
У Подгузника все зубы в каких-то пятнах.
Не показу!
Ну ладно тебе. Мне-то покажи.
Кит кит забормотал Подгузник.
«Кит-кэт»? Батончик?
Подгузник приоткрыл голову спящего котенка:
Китька! Была ницья, стала моя.
Ух ты. Кошка. Где ты ее нашел?
У озела. Лано-лано утлом, когда есё никто не плисёл. Я ее сплятал, пока все иглали. Сплятал в колобке.
А почему ты никому не показал?
Бэлч, и Ледмалли, и Свиньялд у меня бы ее отоблали! Вот посему! Я ее сплятал. А тепель велнулся.
Подгузник иногда выкидывает фортели.
Она как-то тихо сидит, а?
Подгузник молча гладил кошку.
Мерв, ну можно я ее подержу?
Только никому ни слова! Тогда я тебе лазлешу ее погладить. Только сними пелчатки. Они колючие.
Я снял вратарские перчатки и потянулся к котенку.