По рукам пошел рукописный документ. Мужчины читали его с мрачным видом.
Значит, все-таки Семичастный зачинщик, вздохнул Микоян. А Захаров?
Тоже в деле, Хрущев протер лысину платком.
Но зачем же было стрелять?! Кириленко наклонился вперед, чтобы Косыгин и Козлов не заслоняли ему первого секретаря. Арестовать их и судить!
Так получилось Хрущев помялся. Они первые начали стрелять, когда пытались отобрать эту пленку, там еще разбирательство идет А потом и Семичастный, и Захаров оба выжили, врачи их подлатают, и они сядут на скамью подсудимых. Я вам обещаю.
В дверь зала, постучав, зашел Литовченко. Полковник, наклонившись, что-то прошептал Хрущеву. Тот удовлетворенно кивнул. Дождавшись, пока Литовченко выйдет, продолжил:
Нам сейчас надо решить, что с этими делать Никита Сергеевич небрежно кивнул на сидящих напротив него.
Слово Лени против нашего, таким же уверенным, как и вначале, голосом произнес Воронов. Доказательств нет, предъявить нечего. Это во-первых. Во-вторых, мы ничего не знали ни о бомбе, ни о покушении. Речь шла только о том, чтобы вынести на пленум вопрос о твоей отставке. Думаю, ты, Никита Сергеевич, и сам это прекрасно понимаешь. Все остальное глупая импровизация Семичастного и Шелепина. Пусть они за нее и отвечают.
А где сейчас Александр? И Леонид? Косыгин оторвался от протокола и вопросительно посмотрел на Хрущева.
Их арестуют. Никита Сергеевич посмотрел на наручные часы. Наверное, уже арестовали.
В депутатском зале воцарилось напряженное молчание.
Короче, мы посовещались, и я решил Хрущев подвинул к четверке листки бумаги. Ответчиками по делу выступят Семичастный со своим подручным Захаровым, а также привлеченные ими Брежнев и Шелепин. Вы же четверо, дабы избежать еще большего ущерба для репутации нашей партии и первого в мире государства рабочих и крестьян, сейчас напишете заявления об отставке и выйдете из состава Президиума.
С какой формулировкой? уточнил Косыгин, подняв глаза от протокола.
За проявленную политическую близорукость. И тихо, военными бортами, сегодня же вы улетаете послами в Непал, Бирму, Коста-Рику и Гаити.
У нас разве там Полянский сглотнул вязкую слюну. Есть дипломатические представительства?
Теперь есть. Пять минут на размышления не даю.
Глава 3
Традиций и преемственности нить
сохранна при любой неодинакости,
историю нельзя остановить,
но можно основательно испакостить.
До Ленинских гор мы добирались минут сорок. В бэтээре всю дорогу раздавались мат и ругань Шелепина. Из моего апперкота он урока не извлек и, когда очухался, снова начал всем угрожать: теперь уже не только мне, но и Литвинову, и Северцеву, и даже его бойцам. Мне это наконец надоело, и я велел заткнуть ему рот кляпом. Достал, Шурик!
До Ленинских гор мы добирались минут сорок. В бэтээре всю дорогу раздавались мат и ругань Шелепина. Из моего апперкота он урока не извлек и, когда очухался, снова начал всем угрожать: теперь уже не только мне, но и Литвинову, и Северцеву, и даже его бойцам. Мне это наконец надоело, и я велел заткнуть ему рот кляпом. Достал, Шурик!
На улице с правительственными особняками тишина. Никого. Даже «Волга» с милицией и та сегодня куда-то пропала. Правда, стоило нам выбраться из бэтээров, а бойцам роты рассредоточиться, занимая удобные позиции, как из ворот соседнего особняка появились двое серьезных мужчин с автоматами наперевес. Окинув нашу живописную группу цепким взглядом, сразу же быстрым шагом направились к нам с лейтенантом.
Русин и Литвинов? Мы из охраны особняка Никиты Сергеевича. Полковник Литовченко приказал оказать вам содействие, если возникнут трудности.
Спасибо, от помощи не откажемся. Как там, тишина? Я киваю на ворота брежневского дома.
Тихо. Обслуга и объектовая охрана покинули особняк полчаса назад. Остались только ребята, которых Брежнев привез с собой из
Один мужчина вопросительно смотрит на другого. Тот пожимает плечами:
Днепропетровска?
Он же вроде в Алма-Ате работал?
Ладно, разберемся. Я гляжу на небо. Все еще ни облачка, жарит очень прилично. В такую погоду надо на речке на лодках кататься, шашлык есть, а не партократов из резиденций выковыривать.
Вы, случайно, не видели здесь молодого высокого парня с сумкой?
Старший охранник сдержанно улыбается:
Кузнецова? Так он действительно с вами? У нас он, на проходной. Бойкий парень! Мы его убрали с улицы от греха подальше.
Бывший десантник. Выпустите его
Через пару минут взъерошенный Димон присоединяется к нам. Глаза у друга ошалевшие. Вид двух бэтээров и роты солдат, вооруженных до зубов, здесь, на улице с правительственными особняками, шокирует его.
Так ты правда дальше друг не договаривает, показывает глазами на запертые ворота дома 11.
Правда. Я же обещал тебе прополку овощей, так вот она и идет. Сумку давай. И познакомься это лейтенант КГБ Андрей Литвинов. А это капитан Северцев. Скоро майором станет.
Мужики посмеиваются, Литвинов стучит пальцем по наручным часам.
Минуту, забираю у Димона сумку, бегу обратно к боевому отсеку.
Пока я быстро переодеваюсь, что оказалось совсем не просто сделать, согнувшись внутри БТРа, Димон знакомится с Андреем и тут же включается в происходящее, с азартом комментируя действия бойцов Северцева. А тот уже начал штурм особняка, согласовав свои действия с Литвиновым.
Переговоры с охраной не принесли результата. Не дождавшись реакции на требование открыть ворота и услышав в ответ только какие-то невнятные обещания оказать сопротивление, капитан отдает короткий приказ своим людям. Один из бэтээров, рыкнув мотором, с ходу ударил в ворота. Створки, крякнув, распахнулись, и мы вместе с солдатами дивизии Дзержинского следом за машиной ворвались на территорию особняка. Во дворе было пусто, и в нас никто не стрелял. Хотя обещали!
Я даже успеваю сделать пару снимков самого штурма, когда Литвинов неодобрительно одергивает меня.
Алексей!..
Так это же для истории! Я отдаю «Зенит» в руки Димона и бегу вслед за бойцами по двору в сторону главного дома.
В форме я чувствую себя совсем по-другому, все движения невольно становятся скупыми и выверенными, словно тело само вспоминает армейскую службу. И Димон, и Андрей с легкой завистью косятся на мою «оливу». Сочувствую! В штатском и правда сейчас неудобно.
При взгляде на клумбы с цветами изумрудный газон и белоснежную балюстраду особняка на их фоне меня вдруг на секунду охватывает чувство нереальности происходящего. Какой заговор, какая попытка переворота?! Умиротворяющее спокойствие и сладкий аромат цветущих растений разлиты в жарком июльском воздухе. Но жужжание пчел и тишину особняка нарушает громкий топот солдатских сапог и короткие отрывистые команды Северцева. Очарование представшей перед глазами идиллии исчезает, и я, встряхнувшись, бегу вслед за бойцами к центральному входу в главный дом.
Двери заперты изнутри, но никого это не смущает: несколько умелых ударов прикладом и дверь тут же распахивается перед нами. Баррикад в доме нет, но в холле нас встречают несколько молодых мужчин, вооруженных пистолетами, они пытаются преградить нам путь. Смешно. Учитывая количество автоматов, наведенных сейчас на них. Да и все пути отступления для них надежно перекрыты дом окружен бойцами. Северцеву и его людям не откажешь в профессионализме.
С обеих сторон раздается дружный мат. Наш мощнее и забористее.
Не дурите! объясняю я культурным языком, Литвинов лезет за ксивой. Здание окружено, сопротивление бесполезно. Сложите оружие.
Что происходит? Кто вы и почему врываетесь на территорию охраняемого объекта?!
В Москве предотвращена попытка государственного переворота. У нас личный приказ товарища Хрущева арестовать участников заговора. Мои громкие слова и демонстрация соответствующей бумаги повергают охранников в настоящий шок. Похоже, никто здесь и не думал посвящать их в происходящее.
А Леонид Ильич-то при чем?! Они с Никитой Сергеевичем близкие друзья! Искреннее возмущение только укрепляет меня в мысли, что их использовали втемную.
Если друг оказался вдруг и не друг и не враг, а так пропел я. Цитату из Высоцкого тут, конечно, пока не знают, до выхода на экраны фильма «Вертикаль» еще три года, но все замолкают, ожидая продолжения.
Он входит в число главных заговорщиков.
Старший охранник после короткой заминки выступает вперед и медленно кладет пистолет на мраморный пол. Так же медленно делает шаг в сторону. Остальные следуют его примеру. Похвальное благоразумие слава богу, никто из них в героев играть не собирается. Один из автоматчиков отодвигает растерянных охранников в сторону, освобождая нам путь во внутренние помещения особняка. Вижу, как ребята Северцева косятся на мраморные полы и хрустальные люстры будет что рассказать сослуживцам вечером в казарме. Да, бойцы, вот так живет наша партийная элита! А для вас перенаселенные бараки с удобствами на улице. Литвинов, ни к кому конкретно не обращась, громко спрашивает:
Где сейчас гражданин Брежнев?
Пожилой охранник тяжело вздыхает:
В гостиной на первом этаже.
Проводи.
Не нужно, вмешиваюсь я, дорогу туда я знаю.
Мы в сопровождении двух автоматчиков идем по коридорам особняка вчерашним путем, в голове моей ощущение полного дежавю. Суток не прошло, как я снова здесь и снова вижу все эти стены, эти двери и прекрасный сад за окнами. Словно и не было ничего ни пленки, ни бессонной ночи, ни стрельбы на Лубянке Как и вчера, входим в просторную светлую комнату с камином, и снова там за столом сидит Брежнев правда, сегодня он не в спортивном костюме, а в темных брюках и в белоснежной рубашке. На столе перед ним снова графин с водкой и пепельница, полная окурков. Чувство дежавю усиливает мерное тиканье настенных часов и открытое окно с развевающимися на сквозняке занавесками
Из вчерашней картины резко выбивается только черный пистолет, лежащий рядом с пепельницей, и пиджак, небрежно брошенный на спинку стула. Да еще свернувшийся змеей темный галстук на белоснежной скатерти стола. Видно, Брежнев куда-то собирался с утра, но плохие новости отменили его планы. Теперь вот сидит, напивается с горя графин ополовинен.
Комитет государственной безопасности. Литвинов делает отмашку ксивой и сразу берет быка за рога: Гражданин Брежнев, вы арестованы, сдайте личное оружие.
Явились, вороны. Ильич не трогается с места. Кровь почуяли?
Кровь это скорее по вашей части, не могу смолчать я.