Такая уж каллиграфия.
Мы с крепышом смотрим друг на друга. Глаза в глаза, не моргая. Для палки далеко. Для плети в самый раз. Вот что видит он в моих глазах. Что вижу я в его глазах, я не знаю. Глаза как глаза, с мутными белка́ми. Ничего интересного.
На скулах крепыша играют желваки. Костяшки его пальцев белеют от напряжения.
Бежим! орет он.
Подавая пример остальным, он несется прочь мимо нас, к выходу из деревни. Я хлещу вдогон. Плеть обвивает ногу беглеца. Рывок и крепыш летит носом в землю. Рядом с ним, по нему, немилосердно топча приятеля, бегут другие разбойники. Двое волокут подмышки жертву Кицунэ-дзару. Крепыш мотает головой, встает на четвереньки. Из разбитого носа веером летят капли крови.
Он вам нужен, Рэйден-сан? интересуется архивариус Фудо, сама вежливость. Зачем? Вы хотите его допросить?
Я? Нет, не хочу.
И правда, зачем я его подсек? Бежал? И пусть бы бежал: чем дальше, тем лучше. Я сдергиваю хвост плети с ноги разбойника. Тот вскакивает с резвостью молодой собаки и мчится догонять своих товарищей. Первым, кстати, удирает горбун. Ноги короткие, зато он перебирает ими вдвое чаще. Ну да, главарь он во всем главарь.
Вскоре шайка скрывается из виду.
Девчонка? Фудо озирается. Куда делась девчонка?
Девушки нигде не видно. Сбежала? Тоже? Ну и ладно. Если после всего она еще способна бегать это хорошо. Надеюсь, с ней все будет в порядке.
Глава седьмая. Скверное имя
1. «Все должно быть так, как всегда»
Девчонка? сдавленно просипел инспектор. Здесь была девчонка?!
Девчонка? сдавленно просипел инспектор. Здесь была девчонка?!
Лицо господина Куросавы налилось дурной кровью.
Гром и молния, понял я. Сейчас ударит и полыхнет. Когда таким голосом говорил архивариус Фудо, это никого не смущало. Но когда свистит и сипит правительственный инспектор, в чьей власти сорвать с места дознавателей службы Карпа-и-Дракона, взять за шиворот и бросить в дальний путь, надев всем на головы шляпы позора
Где она?
Я развел руками. Фудо развел руками.
Я повторяю: где она?!
Сбежала.
Сказав это, Фудо встал на колени перед господином Куросавой. Мне было стыдно: своим ответом и поступком архивариус, как старший по возрасту и положению, брал всю вину на себя. Что взять с такого, как Рэйден-молокосос?
Сбежала, я опустился рядом с Фудо. Мы не знали
Хотите сказать, я не приказывал вам задержать девчонку?
Мы молчали.
Да, не приказывал, успокоился инспектор так же быстро, как и разгневался. Я даже не предупредил вас, что деревня пуста. Моя вина, согласен. Не с кого спрашивать, только с меня. Кицунэ-дзару, ты тоже не виноват. Я не сказал тебе об этом. Напрасно, я мог бы тебе больше доверять
Его внезапная покладистость пугала меня пуще гнева. Если начальство признает свою вину, жди беды.
И все-таки жаль, господа, очень жаль. Мы могли бы сразу покончить с этим докучливым делом. А так вместо трапезы и отдыха опять придется бить ноги. Мы немедленно отправляемся на поиски беглянки.
Девчонка, думал я, низко склонив голову. Что в ней такого? Обычная сельская замарашка. Грязные руки, грязные ноги. Кто на нее польстится, кроме разбойника, изголодавшегося в горах без женской ласки? Инспектор Куросава, привычный к обществу знаменитых гейш?
Выходит, что так.
Зачем ему девчонка? Назначит себя ее покровителем?!
Осмелюсь напомнить досточтимому инспектору, со всем наивозможнейшим почтением вмешался господин Сэки. Разбойники где-то поблизости. Не захотят ли они помешать нашим поискам? Отомстить за унижение? Поймать девчонку первыми, наконец? Нам следует проявить осторожность.
Старший дознаватель лежал в углу на циновке, вытянув ноги. С самого начала он порывался сесть, как на церемонии, и всякий раз инспектор Куросава запрещал ему это делать, напоминая про растяжение связок. С каждым запретом лицо господина Сэки становилось еще мрачнее, хотя это казалось невозможным. Я завидовал старшему дознавателю. Нет, не поврежденной ноге, что вы! Мою зависть вызывало мастерство, с каким он умножал почтение на почтение, получая в итоге чистый, как вода в роднике, сарказм.
Если мы не хотим, чтобы разбойники поймали беглянку первыми, инспектор улыбнулся, нам следует поторопиться. Если мы опасаемся, что разбойники захотят отомстить, нам следует быть настороже. Выходим группами по двое: каждый самурай берет с собой слугу. В случае нападения поднимаем крик. Услышав его, остальные должны сразу бежать на помощь. Да, насчет бежать. Вы, Сэки-сан, останетесь в доме. Вам следует беречь ногу. Ваш слуга пойдет с юным Рэйденом
Улыбка инспектора стала вдвое шире:
Рэйден-сан, вам не претит компания сразу двух каонай?
Инспекторским улыбкам я тоже завидовал. Было в них что-то сродни мастерству господина Сэки.
При всем уважении, инспектор, Сэки Осаму встал, мой слуга пойдет со мной. Пустяковый ушиб не заставит меня отказаться от поисков. Вы приказываете искать? Я повинуюсь.
Инспектор смерил господина Сэки взглядом и раздумал спорить.
Хорошо, идите. Чтобы удержать вас в доме, понадобится не меньше троих, а у нас мало людей. Времени на споры у нас тоже нет. Выступаем немедленно! Проверяем дома, но без лишнего усердия. Уверен, девчонка покинула деревню. Расходимся от площади на четыре стороны. Прочесываем окрестные склоны. Она где-то здесь, неподалеку! В конце концов, у нее же есть какое-то соображение? В лесу сейчас не прокормиться, а на дорогах заставы. Без разрешительных грамот или храмовой выписки о рождении ее мигом арестуют. Итак, мы зовем беглянку по имени, заверяем, что ей ничего не грозит. Обещаем накормить, напоить, позволить умыться. Кстати, как ее зовут?
Он повернулся к Тэнси, молчавшему в углу.
Ты идешь вместе со мной, предупредил инспектор. Я не оставлю тебя без присмотра. Я рассчитывал, что за тобой проследит Сэки-сан, но если он идет со всеми Тебе известно имя девчонки?
Прекрасное лицо гейши исказила неприятная гримаса.
Тошико, прозвучал ответ. Ее зовут Тошико.
Инспектор нахмурился:
Странное имя. Скверное имя. Ты случайно не лжешь мне?
Скверное имя, мысленно повторил я. Имя Тошико означало катастрофу, случившуюся по вине человека. В переносном значении это имя значило: смерть. Никто из родителей в здравом уме не назовет так родную дочь.
Губы Зимней Хризантемы шевельнулись:
Раньше ее звали Ханако, дитя цветка. Имя Тошико она взяла себе сама. Это случилось, когда умерла ее мать. Уговоры не помогли, с тех пор она откликалась только на имя Тошико.
Они знакомы, отметил я. Тэнси, мужчина в теле женщины, и Тошико, чумазая катастрофа. Похоже, Тэнси знавал и мать девушки. Пустая деревня. Кладбище с крестами. Знакомство со здешними крестьянами. Необходимость вернуться, закончить дело. Мой разум уже связывал эти обрывки в единое целое, но время для окончательных выводов еще не приспело.
Дозволено ли мне будет задать вопрос?
Никто не ждал этого от Тэнси, даже инспектор. Гейша упала на колени, сложила ладони перед грудью. По лицу Куросавы скользнула тень неудовольствия, но быстро исчезла. Мне показалось, что жест Зимней Хризантемы был знаком инспектору по прежним встречам с гейшей. Он что-то значил для Куросавы, этот жест, что-то глубоко личное. Именно это послужило причиной неудовольствия, а вовсе не дерзость Тэнси.
Спрашивай, кивнул инспектор.
На почтовой станции, господин, вы сказали, что здесь остался кое-кто, кто нуждается в моем возвращении. «Тебе не радостно вернуться в памятные места? спросили вы меня. Устроить счастье еще одного человека?» Вы имели в виду Тошико?
Да. Зачем ты спрашиваешь о том, о чем знаешь и сам? Глупо тратить дозволенный вопрос на такой пустяк.
Вы правы, господин. Я знаю, что вы имели в виду Тошико. Знаю, что вам известно о моей жизни в Фукугахаме. Я не знаю другого: почему вам так важна эта Тошико? Хорошо, я упустил ее, забыл о ее существовании и покинул деревню. Но для меня не имеет значения один-единственный оставшийся человек. Она не захотела спастись? Ее дело, ее выбор. Почему же вы так печетесь о ее спасении?
Инспектор дружески похлопал Тэнси по плечу. Не рукой, нет прутом, сорванным по дороге в деревню.
Раньше ты не оставлял никого. Не упускал и не забывал. Я хочу, чтобы все было так, как раньше. Я не любитель перемен. Если потом что-то пойдет не так, спросят не с тебя, а с меня. Даже если спросят и с тебя тоже, меня это не утешит. Все должно быть так, как всегда. Ты меня понял? Или мне лучше спросить: ты меня поняла?!
Тэнси ткнулся лбом в пол:
Я вас понял, господин. Если вы оставите меня в доме, я не убегу, клянусь!
Вероятно, согласился инспектор. Полагаю, ты говоришь правду. Но рисковать я не стану: ты идешь со мной.
Да, господин. Если позволите, я хотел бы добавить вот что
Короче!
Увидев меня, Тошико может испугаться. Спрятаться, не выйти к нам. Она уже один раз испугалась, когда вас здесь не было. Не вышла ко мне. Почему бы этому не случиться во второй раз?
Испугается? Увидев тебя? Тэнси, ты женщина.
Да, господин. Сейчас я женщина, это так.
С чего бы Тошико пугаться, увидев рядом со мной гейшу из Акаямы?
Она видела меня мужчиной и женщиной. Я бы сказал, мужчинами и женщинами. И детьми тоже. Мне кажется, господин, вы должны об этом знать, раз привезли меня сюда. Я не могу сказать точно, узнает она меня в этом теле или нет. Но предположить такое я обязан.
Тем же прутом, которым он хлопал Тэнси, инспектор почесал в затылке.
Ты прав, с неохотой подтвердил он. Твое предположение вполне разумно. Тем не менее, ты пойдешь со мной.
2. «Моя доброта безмерна»
Когда мы с Мигеру проверили назначенные нам дома без особого усердия, как велел инспектор Куросава я вышел за пределы деревни, двигаясь на запад: опять же, согласно инспекторским указаниям. Мигеру тащился за мной. Да, тащился, поскольку шел я медленно, нога за ногу, и выкрикивать имя Тошико не спешил. В этой части исполнения приказа мои действия расходились с тем, чего требовал от нас господин Куросава. Заслуживал ли я осуждения? Наказания? Да, пожалуй. Но мысли мои сейчас были заняты другим.
Спиной я чувствовал удивление, копившееся в моем безликом слуге. Ничего, переживет. Сейчас его удивление превратится в изумление.
Так и случилось, когда я повернул обратно, в деревню. По моим расчетам, поисковые группы к этому времени удалились в достаточной степени, чтобы возвращение младшего дознавателя Рэйдена осталось незамеченным. Мы вновь измерили шагами улицу, от окраины до дома, выбранного нами в качестве общего жилища, я вошел в дом и жестом пригласил Мигеру следовать за мной.
В комнате, где состоялся сперва разнос, а затем и совет, еще сохранялись остатки тепла. В очаге тлели угли. Я опустился на циновку, заблаговременно подстелив старое одеяло, найденное в кладовке. Мигеру встал у стены.