Они уехали из Баттальи после завтрака и проследовали дальше вдоль того же канала. Довольно близко оттуда они встретили мост с каналом, который называют двухпутным каналом, поднятым с обеих сторон. В этом месте снаружи сделали дороги на уровне тех дорог, которыми следуют путешественники. Внутренние дороги спускаются до самого дна этого канала, туда, где начинается каменный мост на двух арках, а по мосту проложен канал, по которому течет вода. Сверху от одной арки до другой над этим каналом перекинут другой мост, очень высокий: по нему проходят люди, желающие перейти через канал, а под ним суда, следующие по каналу. В глубине этой равнины имеется другой большой ручей, текущий с гор, русло которого и пересекает этот канал. Чтобы не прерывать его течения, был сделан каменный мост, по которому течет вода канала, а под ним течет этот ручей, пересекая его по ложу, облицованному по бокам деревом, так, чтобы этот ручей был способен нести лодки, там довольно места и в ширину, и в высоту. И к тому же по каналу постоянно проходят другие лодки, а по своду наиболее высокого из мостов кареты, так что там имеются три пути один над другим[329].
Оттуда, по-прежнему держа этот канал по правую руку, мы[330] проехали мимо Монселиче, местечка, лежащего на равнине, но обводные стены которого идут до верха некоей горы и включают в себя старый замок, который принадлежал былым сеньорам этого городка: в настоящее время это всего лишь развалины[331]. Оставив горы по правую руку, мы свернули налево и проследовали далее приподнятым, красивым и ровным путем, наверняка тенистым в [жаркую] пору; рядом с нами раскинулись очень плодородные равнины, где по обычаю этой страны среди хлебных полей много посаженных ровными рядами деревьев, на которых висят виноградные лозы. Большие быки серого цвета здесь столь обычны, что я уже не находил странными тех, что видел у эрцгерцога Фердинанда[332]. Мы встретились на насыпи, где по обе стороны дороги простираются болота, имеющие в ширину пятнадцать миль, и тянутся дальше насколько хватает глаз. В свое время это были большие озера, но Синьория попыталась их осушить, чтобы превратить в пашню, и кое-где им это удалось, хотя и очень мало. Теперь это бесконечное пространство грязное, бесплодное и заросшее камышом.
Они больше потеряли, нежели приобрели, пожелав изменить то, что имели.
Через реку Адидже, протекавшую по нашу правую руку, мы проехали по мосту, опорой которому служат две небольшие баржи на пятнадцать двадцать лошадей; их удерживает канат, протянутый над водой к берегу и закрепленный в ста с лишним шагах оттуда; а чтобы не давать ему намокать, в промежутке поставлено много маленьких лодок, которые рогатками поддерживают этот длинный канат. Оттуда мы приехали на ночлег в
РОВИГО, двадцать пять миль, маленький городок, принадлежащий все той же Синьории[333].
[Мы устроились снаружи.] Они начали с того, что подали нам соль куском, которую берут, как сахар. Нет никакого изобилия мяса, как во Франции, хотя тут и привыкли говорить обратное, а еще они не смазывают салом жаркое, правда, это ничуть не отнимает у него вкуса. Из-за отсутствия стекол и оконных ставней их комнаты не так чисты, как во Франции; постели лучше сделаны, более ровные, наверняка из-за матрасов, но зато у них тут только плохо сотканные маленькие занавеси, и они экономят на белом постельном белье. Кто путешествует один или с малой свитой, его тут вообще не получает. Дороговизна как во Франции или чуть больше.
Это родина добрейшего Целиуса, который назвал себя Родигинусом[334]; город довольно красив, имеется прекрасная площадь; через него протекает река Адидже.
Утром во вторник, 15 ноября, мы уехали оттуда и, проделав долгий путь по дороге, напоминающей ту, что ведет в Блуа, пересекли сначала реку Адидже, которую встретили по нашу правую руку, а потом реку По, встреченную слева, по мостам, похожим на те, что были накануне, разве что тут на мосту имеется будка, в которой платят пошлину за проезд согласно напечатанному и обязательному к исполнению указу, который они предъявляют, попросту останавливая проплывающие суда, чтобы насчитать им плату и взять деньги до того, как те пристанут[335]. Спустившись на низменную равнину, где, похоже, в дождливую погоду дорога становится непроезжей, мы за один перегон добрались к вечеру до Феррары.
ФЕРРАРА, двадцать миль. Тут из-за их требования предъявить паспорта и свидетельство о здоровье нас надолго задержали у городских ворот, как и всех, кто въезжает. Город величиной с Тур, местоположение весьма равнинное; много дворцов; улицы по большей части широкие и прямые, весьма многолюдные.
В среду утром г-да дЭстиссак и де Монтень отправились целовать руки герцогу[336], собираясь сообщить ему о своих намерениях. Герцог отправил своего придворного встретить их и провести в свой кабинет, где был с двумя или тремя людьми. Мы прошли через множество закрытых покоев, где было много хорошо одетых дворян. Нас впустили. Мы нашли герцога стоящим у стола, где он их поджидал. Он поприветствовал их, когда они вошли, и все время оставался с непокрытой головой, пока г-н де Монтень говорил с ним, что было довольно долго. Герцог спросил в первую очередь: понимает ли он его язык, и когда ему было отвечено, что да, он очень красноречиво сказал им по-итальянски, что очень охотно видит дворян этой нации, будучи слугой христианнейшего короля[337], которому он очень обязан и благодарен. Они поговорили еще о многом другом, после чего удалились; сеньор герцог так и не покрыл голову.
Мы видели в одной церкви изображение Ариосто, у него тут чуть более полное лицо, чем в его книгах; он умер в возрасте пятидесяти восьми лет 6 июня 1533 года[338].
Они тут подают фрукты на тарелках. Все улицы вымощены кирпичом. В Падуе очень много аркад, которые непрерывны и служат большому удобству, чтобы прогуливаться при любой погоде под кровом и, надобно сказать, без помета [под ногами]. В Венеции улицы и мостовые такие же и тоже сделаны под уклон, так что на них никогда нет грязи. Я забыл сказать о Венеции, что в тот день, когда мы оттуда уехали, нам встретилось на нашем пути много барок, которые все везли в своих недрах груз пресной воды: груз одной такой лодки в Венеции стоит один экю, и этой водой пользуются, чтобы пить или красить ткани. Будучи в Ка Фузине, мы видели, как там при помощи лошадей, беспрестанно крутящих колесо, черпают воду из ручья и наливают ее в сказанные лодки, встающие внизу, в канале.
Мы пробыли в Ферраре весь тот день и видели немало красивых церквей, садов и частных домов[339], в общем, все указанные нам достопримечательности, и среди прочего розовый куст у иезуатов, который цветет каждый месяц в году, вот и тогда на нем тоже оказался один цветок, который преподнесли г-ну де Монтеню. Мы видели также «Буцентавра», которого герцог велел построить для своей новой жены, которая красива, но слишком молода для него, на зависть венецианскому [ «Буцентавру»], чтобы вывести его в реку По. Мы видели также арсенал герцога, где есть одна пушка длиной тридцать пять панов, которая достигает в диаметре одного фута[340].
Из-за мутноватых молодых вин, которые мы пили, а также речной воды, тоже мутной, он [г-н де Монтень] опасался колики. На всех дверях гостиницы написано: Ricordati della boletta «Не забудьте свидетельство о здоровье». Если же вдруг такое случится, надо послать магистрату свое имя и количество сопровождающих людей, которых просят поселить, а иначе их не селят.
В четверг утром мы уехали оттуда и проследовали по ровной и плодородной местности, труднопроходимой для пешеходов в пору распутицы, поскольку, хотя земля в стране Ломбардии[341] весьма тучная и дороги со всех сторон перерезаны канавами, но если зайти подальше, становится невозможно оградить себя от грязи, так что многие местные ходят на небольших ходулях в полфута высотой. К вечеру мы одним перегоном добрались в Болонью.
БОЛОНЬЯ, тридцать миль. Большой красивый город, гораздо больше и многолюднее, чем Феррара.
В нашей гостинице оказался молодой сеньор де Монлюк, который вселился сюда часом раньше, прибыв в этот город из Франции ради здешних школ фехтования и верховой езды[342].
В пятницу мы видели, как фехтует Венецианец[343], который бахвалится тем, что изобрел новые приемы в этом искусстве, которые превосходят все прочие; и в самом деле, его манера фехтовать во многом отличается от обычной. Лучшим из учеников был молодой человек из Бордо по имени Бине[344]. Мы видели колокольню квадратную, старинную и построенную так криво, что кажется, будто вот-вот рухнет. Мы видели также школы, где преподают науки, это самое прекрасное здание, которое я когда-либо видел для этой цели[345].
В пятницу мы видели, как фехтует Венецианец[343], который бахвалится тем, что изобрел новые приемы в этом искусстве, которые превосходят все прочие; и в самом деле, его манера фехтовать во многом отличается от обычной. Лучшим из учеников был молодой человек из Бордо по имени Бине[344]. Мы видели колокольню квадратную, старинную и построенную так криво, что кажется, будто вот-вот рухнет. Мы видели также школы, где преподают науки, это самое прекрасное здание, которое я когда-либо видел для этой цели[345].
В субботу после обеда мы видели комедиантов, чем он [г-н де Монтень]остался очень доволен[346], однако из-за этого или по какой-то другой причине у него так разболелась голова, как не болела уже несколько лет; но поскольку он говорил при этом, что почки его совсем не беспокоят, хотя он давно привык к обратному, а потому наслаждался тем, что внутри у него все благополучно, как по возвращении из Баньера[347], то и головная боль прошла ночью. Этот город украшен прекрасными просторными аркадами и множеством великолепных дворцов. Тут живут как в Падуе или окрестностях, и по очень хорошей цене, но в старых частях города не слишком спокойно, потому что они оказались поделены между отдельными партиями, тяготеющими к тому или иному народу: одни неизменно именуют себя французами, а другие испанцами, которых здесь довольно много[348]. На площади имеется очень красивый фонтан[349]. В воскресенье он [г-н де Монтень]решил добраться до Рима, свернув налево, в сторону Имолы, Анконской марки и Лорето, однако один немец сказал ему, что был ограблен какими-то лиходеями в Сполетском герцогстве[350]. Поэтому в итоге он выбрал прямой путь на Флоренцию. И вот так мы неожиданно пустились в дорогу через суровый гористый край[351] и приехали на ночлег в Лояно.
ЛОЯНО, шестнадцать миль, маленькая деревушка, довольно неуютная. В этой деревне две гостиницы, которые знамениты среди всех итальянских своим вероломством: проезжих тут потчуют прекрасными обещаниями всяческих удобств, пока те не ступили ногой на землю, но стоит им отдаться на их милость, как начинают издеваться над ними почем зря, на сей счет народ даже сложил поговорки.