Только не трогайте его, предупредила Элси. Можно руку отморозить. У него температура тела минус пятьдесят.
П-п-пр-р-ивет, с трудом выговорил мальчик, клацая зубами. Кожа у него была голубоватого оттенка, глаза обведены красными кругами.
Бедняжка, прошептала Эмма.
Пот градом катился у меня по лицу, но, приблизившись к мальчику, я почувствовал, что от него исходят волны ледяного холода, и этот холод был сильнее жары в комнате.
Я обернулся к Элси.
Ты сказала, кто-то украл у него как его там?
Его искристый камень, напомнила девочка и грустно улыбнулась Теду. Он бы сам все рассказал, но ему тяжело разговаривать, потому что язык онемел от холода.
Может, я смогу помочь ему, предложила Эмма, хотя бы ненадолго.
Над ее ладонями вспыхнул огонь. Она раздувала пламя, пока оно не разгорелось как следует, затем вытянула руки над головой мальчика.
Т-так лучше, дрожа, выговорил он. Сп-пасибо, м-мэм.
Духота в помещении становилась просто невыносимой. И чем жарче горело пламя, тем сильнее чувствовался странный, едкий запах. Как будто неподалеку находился горящий мусорный бак. Но я попытался игнорировать вонь и сосредоточился на словах мальчика. Он немного отогрелся, его кожа приобрела естественный цвет, и он смог более или менее связно говорить.
Мне все время холод-дно, начал Тед. Единственной вещью, которая помогала мне жить нормально, был искристый камень. Это такой маленький зеленый камушек, в котором вечно горело неугасимое пламя, моя имбрина дала его мне давным-давно. Вид у него был печальный и задумчивый. Это было еще в те времена, когда с нами жили имбрины. Она говорила, что принесла его издалека, из-за моря. Сказала, что если я его проглочу и он останется у меня в ж-желудке, то мне всегда будет тепло. И так было очень, очень долго.
Запах чувствовался все сильнее, он раздражал меня даже больше, чем жара. Мне пришлось зажать нос. Как ни странно, вонь нисколько не беспокоила остальных.
А потом в наш город пришел этот человек, продолжал мальчик, уже почти без усилий. Сказал, что он врач. Мне всегда было немного холодно, я никогда не выходил на улицу без свитера и пальто и он сказал, что может мне помочь. Если только я отрыгну искристый камень и позволю кое-что исправить в нем.
Я слушал так напряженно, что даже не понял, как очутился в противоположном углу комнаты. Что-то притягивало меня. Этот запах. И странное, неприятное ощущение.
Я слушал так напряженно, что даже не понял, как очутился в противоположном углу комнаты. Что-то притягивало меня. Этот запах. И странное, неприятное ощущение.
Он забрал камень и ушел, продолжал мальчик. А когда я хотел погнаться за ним и отобрать камень, что-то остановило меня. Какое-то сильное, но невидимое существо. Тед покачал головой, стряхивая слезы с ресниц. Оно пригвоздило меня к стене. Зажало мне рот, чтобы я не закричал. Я потерял сознание
В углу, на полу, я заметил черное пятно источник отвратительной вони.
Джейкоб, быстро заговорила Эмма, это похоже на
Пусто́ту, перебил я. А вон там, прямо на полу, осталась ее черная слеза.
Мальчик кивнул.
Там оно держало меня.
Когда это произошло? спросил я.
Пять или шесть месяцев назад, ответила Элси.
Как выглядел этот человек?
Как все, моргая, ответил мальчик. Никак.
Он был в очках, верно, Тед? сказала Элси. У него были темные очки, которые он никогда не снимал.
Раздался громкий стук, дверь отворилась. В комнату вошла мисс Сапсан и даже ахнула ее накрыло волной жара из печи.
Мы уходим, объявила она.
Хью и Енох быстро попрощались с Элси и Тедом и выбежали из домика следом за мисс Сапсан. Девочка умоляюще взглянула на меня.
Неужели вы ничего не можете сделать? Вы знакомы с важными людьми
У нас сейчас много проблем, сказал я, но мы про вас не забудем.
Элси кивнула и прикусила губу.
Спасибо вам, сказал Тед. Всегда приятно увидеть дружеские лица. Здесь у нас редко кого встретишь.
Мне очень жаль, обратилась к нему Эмма. Мне бы хотелось остаться с вами подольше.
Ничего страшного, грустно вздохнул мальчик и, кутаясь в одеяла, отвернулся к огню.
Элси тоже взглянула на пламя, и на мгновение в его ярком свете она показалась мне одновременно юной и древней и очень несчастной.
Эмма медленно сомкнула ладони, и ее огонь погас. Выглядела она печальной. Видно было, что ей очень не хочется уходить. Мы только что познакомились с этими людьми, но я знал, что она переживает за них, как переживала бы за близких друзей.
Когда я переступал порог домика, лицо мальчика уже посинело от холода.
Глава девятая
Мы оставили Эллери в Локуст Гэп под охраной одного из людей Ламота. Я хотел взглянуть на больную, узнать, как у нее дела, но имбрины отговорили меня, заявив, что она нуждается в покое и отдыхе, а посетители ей совершенно ни к чему. Наши быстрые и энергичные действия спасли ей жизнь, но что это будет за жизнь, никто пока не знал. Всего за вечер она состарилась лет на пятьдесят, а такое событие не могло не оказать серьезного воздействия на психику. Однако Ламот, несмотря ни на что, был нам благодарен. Он не говорил этого вслух, но я понимал все и без слов. Он больше не ворчал и не делал резких замечаний, вообще молчал всю дорогу, пока мы летели обратно в Марроубон, а его еноты наконец прекратили шипеть и копошиться.
Мы тоже мало разговаривали. Енох уснул. Большую часть путешествия Эмма тихо внушала что-то Хью, поглаживала его стиснутые кулаки, и в конце концов он все-таки разжал пальцы.
Я думал о Нур. В последнее время я часто о ней думал. Вернее, я думал о ней постоянно, если только меня не отвлекали разговоры с людьми или угрожавшая моей жизни опасность. В краткие мгновения затишья стоило мне представить ее лицо, и я чувствовал себя немного спокойнее скажем, процентов на десять или двадцать. Напряжение, которое не отпускало меня много дней подряд, ослабевало. А время от времени, когда я воображал, что она рядом со мной, когда представлял, как целую ее, это напряжение превращалось в нечто иное, но такое же могучее, властное и грозное, и мое сердце трепетало от тоски и желания.
Честно говоря, я никогда не испытывал подобных чувств по отношению к Эмме. То, что было между нами, можно, наверное, назвать платоническими отношениями, такими чистыми, викторианскими, как в книгах. А к Нур я испытывал другое, более земное, чувственное влечение. Но в нем была и нежность.
Она была совершенным новичком в нашем мире. Я постоянно спрашивал себя: как она там, о чем думает, удалось ли ей приспособиться к существованию среди странных? Все ли с ней в порядке? Продвинулись ли они с Миллардом хоть немного в изучении американских карт, нашли ли какой-нибудь ключ к местонахождению петли Ви? И что будет, если нет, когда Нур найдет свою приемную мать?
Размышляя об этом, я вспоминал о другой проблеме, стоявшей перед нами: как найти Фиону?
Поскольку Эллери и телохранителей Ламота с нами сейчас не было, мисс Королек и мисс Кукушка могли лететь на вертолете в облике женщин. Во время полета они тихо, но очень серьезно обсуждали что-то с мисс Сапсан. На Хью невозможно было смотреть без душевной боли, и я надеялся, что имбрины рано или поздно сообразят, куда твари могли увезти Фиону. Но неуверенность терзала меня. До начала этих событий Хью сумел взять себя в руки и немного успокоиться иногда он даже искренне веселился и легкомысленно смеялся, но после страшного известия рана открылась вновь и кровоточила сильнее, чем прежде. Я достаточно хорошо знал Хью и понимал: ему не будет покоя до тех пор, пока его возлюбленная не вернется к нам, пока не исчезнет угроза ее жизни. А если, сохрани нас птицы, с ней что-нибудь случится, он этого не выдержит. Это его убьет.
Усилием воли я постарался отогнать кошмарную мысль, но едва я избавился от нее, как в моем мозгу снова возник вопрос, который мне смертельно хотелось задать мисс Сапсан. Однако я не мог заговорить с ней по рации. Мне вовсе не нужно было, чтобы нас услышал Ламот. Он спал, привалившись к окну, но я опасался, что он лишь притворяется. С другой стороны, ждать дальше было нельзя.
Мне нужно кое-что узнать. Наклонившись к мисс Сапсан через спинку сиденья, я шепотом обратился к ней. Она отвернулась от других имбрин. Там, в Марроубоне, в лагере, когда вы указали мне на лужицу черной жидкости пусто́ты Ведь вас привели туда не следы туфель, верно?
Мисс Сапсан покачала головой:
Нет.
Хью начал внимательно прислушиваться к нашему разговору.
В лесу у палатки, у подножия какого-то дерева, я обнаружила вот это. И она вытащила из кармана блузки сплющенный пурпурный цветок. Цветок шиповника.
Хью протянул руку, прикоснулся к бордовым лепесткам, взял крошечную розу, повертел в пальцах.
Значит, она приходила в лагерь?
Да. А твари даже не появлялись в петле. Мисс Сапсан говорила так тихо, что мне приходилось угадывать ее слова по губам. Именно Фиона привела девушку к пусто́те, которая спряталась на безопасном расстоянии от лагеря Северного клана и поджидала их.
Я не понимаю. Хью нахмурился, его взгляд метался из стороны в сторону. Она что, помогала им?
Да, но не потому что хотела. Я сейчас обсуждала этот вопрос с мисс Королек и мисс Кукушкой, и мы пришли к выводу о том, что твари контролировали ее сознание. И, скорее всего, до сих пор контролируют. Авария автобуса произошла в результате того, что этот контроль временно ослаб. Фиона попыталась бежать. Возможно, даже уничтожить врагов, захвативших ее.
Эмма ахнула. Хью ничего не сказал, но так крепко стиснул челюсти, что я испугался за его зубы.
Дьявол! Они теперь, наверное, ужасно разозлились и все-таки убьют ее, пробормотал Енох, но тут же захлопнул рот и даже прикрыл его рукой. Эмма бросила на него суровый взгляд.
Едва ли, возразила мисс Сапсан. Твари не подвержены эмоциям, они прежде всего практичны и не склонны действовать под влиянием гнева или досады. Они приложили множество усилий, чтобы доставить Фиону сюда из Уэльса, сохранили ей жизнь после того, как она сыграла свою роль и помогла похитить Эллери. На все это есть причина. Какова бы ни была их цель, она пока не достигнута. Они не собираются убивать свою пленницу.
Пока не собираются, прошептал Хью. Она еще нужна им.
Говорить было больше не о чем. Ламот пошевелился во сне. Остаток пути до Марроубона прошел в тяжелом молчании.
На улице, у выхода из петли, замаскированной под современный музей-рудник, мы ненадолго остановились, чтобы обсудить некоторые вопросы, Какой-то турист остановился, чтобы сфотографировать нашу живописную группу, но Ламот грубо велел ему убираться, и человек испуганно попятился прочь.