В ту ночь шел дождь, залило подвалы. До утра вы выкачивали воду, потом вернулись домой немного отдохнуть. Утром Кобальт попросил срочно заправить машину. Вы встали, но были разбиты
Локус медленно шел к Арарату. Мужчина пятился от него, выпучив глаза от ужаса.
Вы наругали дочь за то, что она не убралась в квартире. Сорвались на нее. А потом случайно разбили вазу. Ваша жена очень расстроилась, и вы пообещали склеить ее. Вы знали, что это невозможно, но все равно пообещали.
Не хотел расстроить ее, дрожащим голосом сказал Арарат.
Вы знаете, каково это по настоящему любить человека.
У мужчины глаза налились слезами.
Вы живете отдельно от остальных, потому что вам стыдно. Вы единственный из всех спасли всю свою семью. Поэтому вы никогда не отказываете в помощи другим так платите судьбе за то, что она сохранила вашу жену и дочерей.
Хватит. Пожалуйста. Больше ничего не говори.
Вы торопились. Осколки вазы сложили в коробку из под обуви.
Ты ангел? Или дьявол? Ты пришел забрать меня? Только не их. Умоляю.
Арарат вдруг ощутил, что упирается в коробку ногой. Вопросительно указал на нее взглядом. Локус кивнул. Мужчина опустился на колени, стараясь при этом не спускать настороженного взгляда с мальчика. Открыв коробку, разгреб битые осколки и обнаружил на дне бритву.
Должно быть, впопыхах бросил ее сюда. Не понимаю Как? Как ты узнал?
Я не знал.
Локус наблюдал, как мужчина бережно сматывает провод и прижимает бритву к груди, словно живое существо. Его лицо излучало абсолютное умиротворение.
Я прямо так ему и говорю: ну, стреляй, падла. С места не сдвинусь, рассказывал впопыхах Котел. А малец этот на посту в штаны наложил, стволом туда сюда водит, сталкер имитировал его движения указательным пальцем. Приказ, говорит, у меня от Великого князя сталкеров не пропускать. Расстреляю на месте. А я ему: засунь свой приказ в задницу и пропускай. У меня заявка от Кремля на запчасти, говорю, если не доставлю, установки встанут. Что, спрашиваю, будешь пить? Мочу товарища!
Так и сказал? Барни нервно усмехнулся. Ему с Фонарем тоже пришлось вернуться с пустыми руками.
Гортранс выставил посты на всех дорогах и аннулировал пропуска машин сталкеров. Тех, кто пытался проехать, угрозами расстрела разворачивали назад.
Именно так и было, подтвердил напарник Котла Бизон.
Ну а он что?
А что, продолжил Котел. зассал. Позвал главного в мундире такого, важного, сабля какая то висит на поясе, треуголка на башке, морда наглая. Мушкетер хренов. Тот и говорит, мол, не пущу. Возвращайтесь в стойло свое, или шмальнем по вам так и говорит. И тут самое главное добавляет, Котел сделал паузу, подняв палец вверх За то, что наших положили.
Вы положили? воскликнул удивленно Фонарь.
Да, не мы. Мы с Бизоном вообще не при делах. Я Бате маякнул по рации, тот говорит не спорьте с ними, возвращайтесь, мы и вернулись. Но я того мальца расспросил напоследок, и он шепнул, что якобы сталкеры подстрелили дружинников. И из за этого весь сыр бор.
Повисло молчание. Сталкеры оглядели друг друга. За столом присутствовали члены всех двоек, хоть и не в полном составе. Каждый по очереди словом или жестом подтвердил, что ничего не знает об этой удивительной истории. Когда очередь дошла до Кобальта, он, потягивая холодный чай без сахара, пожал плечами.
Да бред же, никто бы из сталкеров на такое не пошел, отмахнулся Опер. Это очередная провокация, чтобы часть нашего рынка отобрать. Надо не реагировать и спокойно работать.
И как теперь ходить в поле? воскликнул кто то из собравшихся. На машинах не проехать, а на своих двоих много добра не упрешь.
Правильно Витек сказал. Взять штурмом один пост, положить двух трех уродов и сразу блокаду снимут, предложил Котел.
Давно пора было, воскликнули за столом.
Ага, получат на что нарывались, уроды.
Фара взмахнул худощавой рукой, будто лезвием и сказал:
Фара взмахнул худощавой рукой, будто лезвием и сказал:
Ау, блин, бойцы. Их в пять раз больше.
А у нас стены толще.
А воду кто нам привозить будет? С собственным желудком воевать собрался? спросил Опер Котла.
Найдем водовозку, делов то.
А поедешь ты на ней как, если дороги блокированы?
И что теперь проглотить это предлагаешь? Запереться тут, и позволить им наш кусок хлеба захапать?
Надо тщательней работать. Давать скидки и тогда все будут брать у нас, и Гортранс отстанет.
Гул криков и препирающихся голосов смещался в голове Кобальта в одну сплошную звуковую кашу. Он думал о том, что сказал ему Витька. Слова племянника вывели его из себя он едва сдержался, чтобы не убить его. Но были ли те слова лживы? Или он услышал правду, которую так боится принять?
Проглотим сейчас, и нас вообще стеной обнесут, сокрушался Котел. Как прокаженных. И сдохнем от жажды как в блокаду.
Да, мы не терпилы.
А, может, кто из нас правда пристрелил тех уродов? перекроил напряжение Фонарь. Ну же, сознавайтесь, парни.
Брехня, отмахнулся Фара. Все бы уже знали.
Зачем им это придумывать? спросили его несколько человек в голос.
Провокация это!
Кобальта вызвали по рации, и он вышел из столовой, ни с кем не попрощавшись.
Надо успокоиться. Батя обо всем договорится, услышал он голос Опера напоследок.
В фойе третьего этажа Кобальт заметил повара Матусевича увлеченно беседующего с тем самым пацаном, которого привел Фонарь. Имя у него еще странное. Локус. Если пацан до сих пор здесь, значит, Току не удалось найти его родственников. Надо поговорить с Олей, чтобы она его забрала и распределила кому нибудь в семью. Не будет же пацан и дальше волочить свое существование с Током. Испортит его этот забулдыга. Один плохой пример уже есть.
Батя сидел за столом, сложив перед собой сжатые в кулаки руки. На нем не было лица. Кобальт только однажды видел его с таким отрешенным взглядом. Дело было во времена, когда Гортранс только зарождался. Тогда община представляла собой сборище бывших урок и отбросов, которых Суворов собирал по всей вымершей Москве. Плохо организованные, озлобленные, они работали на расчистке дорог и часто конфликтовали со всеми представителями общин. Один из таких конфликтов едва не перерос в полномасштабную войну. Батя и Суворов встретились, чтобы решить очередной спор, разговор зашел слишком далеко. Батя, будучи в компании всего трех человек на глазах десятка дружинников зарядил Суворову по роже. Возможно, именно вопиющая наглость и смелость командира сталкеров остановила будущего Великого князя отдать приказ пристрелить наглеца на месте. Впоследствии Батя выплатил за это оскорбление солидную компенсацию в монетах, однако Суворов не забыл прилюдный позор и мечтал отомстить.
Контракта на поставки ГСМ не будет, Батя обрушил кулаки на стол. Сил у него осталось немного, поэтому удар получился скорее символическим. Иван Иваныч считает, что таким образом публично выкажет нам свою поддержку в этом конфликте. Я убеждал его, что без контракта, мы скоро останемся без фляги в казне, но у него связаны руки. Гортранс его главный партнер, он не будет рисковать своими гражданами.
Они перекрыли все дороги, сказал Кобальт.
Мы бы сделали то же самое, в тоне главы Мида звучали обвинительные нотки в адрес сталкера. Суворов в бешенстве и жаждет крови.
Кобальт вдруг осознал, что того Бати, который врезал Суворову, который прошел несколько войн и десятки раз оказывался на грани гибели больше нет. Человек, сидевший напротив, был лишь его бледной тенью. Что с ним случилось?
Иван Иваныч прагматик до мозга костей. Его можно понять.
Батя с трудом поднялся, прошагал к окну. Солнце бледным пятном просвечивало под густыми облаками. Ветер гнал приятный прохладный воздух по опустевшим улицам города, пропускал его сквозь затянутые паутиной форточки, через открытые настежь проржавевшие двери, через разбитые мародерами окна и покосившиеся от лопухов рамы.
Будет трибунал, Батя обернулся к сталкеру и внимательно посмотрел ему в глаза. Есть свидетель.
Невозможно, Кобальт помолчал и спросил. Кто?
Какой то бомж. Говорит, видел, как сталкеры застрелили дружинников на Арбате, а потом увезли тела.
Батя заметил замешательство на лице Кобальта.
Вас же никто не видел, так ведь?
Кобальт рассказал историю встречи с бомжом в книжном.
Такое нужно говорить мне сразу! обрушился Батя. Ёп вашу мать! Что он видел?
Только как мы едем к Арбату. Больше ничего.
Судя по тому, как четко описал тебя, он видел достаточно.
Батя выжидающе смотрел на сталкера, надеясь услышать убедительное опровержение. Кобальту нечего ответить. Бомж действительно видел их и за деньги от Гортранса мог приплести к рассказу все что угодно.
Ты точно больше ничего не хочешь мне рассказать о том дне? с недоверием спросил Батя.
Нет.
И о деньгах, которые вы забрали?
Кобальт машинально попятился, словно его тараном толкнули в грудь.
У них при себе было две штуки фляг, пояснил Батя. Хочешь сказать, вы их не брали?
Мы свалили тела в машину и увезли. Если и были деньги, то остались при них.
Батя помолчал и кивнул. На его лице мелькнул лучик облегчения.
Ладно. Тогда пусть там и останутся. Вернуть мы все равно не можем, а мне эти грязные деньги в казне не нужны.
Глава общины рухнул на кресло, словно сваленное ветром с опоры чучело. Закрыл лицо руками, глубоко вздохнул.
Трибунал это не так уж плохо. Будут присутствовать все представители общин, выслушают и нас, и их. Гум и Гарднер тоже недолюбливают Гортранс, так что Суворову будет непросто их убедить. Решение трибунала обязательно для всех, его нельзя будет оспорить тоже плюс. Может нам и повезет, главное, чтобы все произошедшее оставалось втайне. Следи за Витькой, он слишком импульсивный, юношеский максимализм из него так и прет. Свидетель это хреново, конечно. Тебя он опознает. Но тебя и так все знают. Надо хорошенько пройтись по каждому пункту, восстановить все по секундам, чтобы комар нос к нашим показаниям не подточил.
Думаю, ты справишься с этим и без меня.
Кобальт кивнул и спокойным шагом направился к выходу.
Ты куда? Мы еще не закончили. У нас трибунал скоро, ты что не слушал меня?
Кобальт обернулся.
Политика твое дело. Мое ходить в поле. Я сталкер.
Если мы проиграем трибунал, тебя вздернут, понимаешь, нет? Труп привяжут к водовозке и будут возить по Садовому, на радость дикарям, пока не сгниешь. Наше положение очень серьезное, сейчас все зависит от решения этого трибунала.