Часы это привязка к реальности, перебил его Мьюр. При агрессивном вторжении воспоминаний о травмах, раздробивших ее личность, они принудительно напоминают ей о том, что она находится здесь, сейчас, в безопасности Она не
Смену личностей в ней прекрасно видно и так! Думаю, это подмечают даже пациенты вы слышали слова Регеши насчет Хеклов и Джеклов? Вероятно, он имел в виду Джекила и Хайда Вот только не могу понять, почему он как будто злился на нее
«Черт возьми, нет у нее никакого множественного расстройства. У нее депрессия и бред с признаками невроза навязчивых состояний Ее непрерывное стремление мыться в душе и полоскать рот, нижнее белье, распределенное по дням недели»
В таком случае, почему вы ей ничего не назначаете? Галоперидол, кломипрамин. Мьюр поставил чашку и направился к столу.
К немалой тревоге Арментроута, он взял стопку историй болезни и принялся листать назначения.
Филип, вы еще слишком неопытны, для того чтобы критиковать мои методы, резко произнес Арментроут, сделав шаг вперед. В ее случае присутствуют конфиденциальные данные
Инъекция атропина после полуночи сегодня? прочитал вслух Мьюр, перебив его. Потом поднял взгляд и поспешно захлопнул папку. Зачем? Чтобы расширить зрачки? Очевидно же, что ее точечные зрачки это конверсионное расстройство, вроде истерической слепоты или паралича! Как и эритема, ее неестественный загар, если вы обращали на это внимание. Мой бог, от атропина ее зрачки станут не нормальными, а громадными, как горловина мусорного бака.
Арментроут уставился ему в глаза, и Мьюр отвел взгляд.
Мистер Мьюр, я вынужден приказать вам как главный психиатр вести себя скромнее. Вы всего лишь интерн (студент, по сути дела!), и вы забываетесь. Телефон-автомат для пациентов в фойе продолжал звонить, и он повысил голос: Мне не нужны отрывки из инструкции по действию атропина, сколь бы благими намерениями вы ни руководствовались. Следует ли мне развивать эту тему?
Нет, сэр, ответил Мьюр, все так же глядя в сторону.
Вот и замечательно для нас обоих. Вы собираетесь домой?
Да, сэр
В таком случае, увидимся вы ведь завтра не работаете, да?
Завтра я весь день в Ирвинском центре, в Ориндже.
Ну вот, так я и думал. Не попадете на нашу социализационную вечеринку с мороженым! Что ж, значит, увидимся в четверг.
Мьюр вышел из комнаты, не сказав ни слова.
Арментроут проводил его взглядом, а потом обогнул заваленные бумагами столы, подошел к окну и посмотрел на находившихся в телевизионном фойе пациентов, никто из которых даже и не думал подойти к телефону. Пламтри и Лонг-Джон Бич остались за столом и после того, как дурацкая группа по повышению самооценки распалась (Арментроут безусловно предпочитал быстротечную медикаментозную терапию психических расстройств продолжительной, нудной и нередко опасной психотерапии), к ним присоединился Сид Кокрен, преодолевший свой приступ хандры. Они вроде бы играли в карты.
«У тебя завтра напряженный день, напомнил он себе. Надо будет согласовать бумаги анестезистки и палатной сестры, а потом заняться Пламтри как только она придет в себя после процедуры. Напряженный день, и хорошо, если ночью удастся урвать хоть несколько часов сна. Зато завтра ты, очень даже возможно, выяснишь, что случилось в Новый год, и узнаешь, как это повторить».
Филип дурачок! Атропин используется не только для расширения зрачков, но и уменьшает выделение слюны и носовой слизи, что крайне желательно при проведении того, что пациенты иногда называют «эдисоновской медициной».
Поначалу они пытались играть на сигареты, но после того как Лонг-Джон Бич дважды съел банк схватил кучку «Мальборо», сунул в рот и счавкал прямо с фильтрами, Кокрен и Пламтри решили играть на воображаемые деньги.
Они вяло играли в пятикарточный стад. В этой игре с короткой «рукой» имеется немалый шанс выигрыша с приходом первой же пары, и, чтобы избежать этого, они объявили всех дам джокерами, а потом Лонг-Джон Бич предложил выкинуть из колоды короля-самоубийцу.
Разделяю это отношение, высокопарно заявила Дженис.
Что такое король-самоубийца? спросил Кокрен.
Однорукий ловко перебрал пальцами колоду и щелчком отправил в сторону Кокрена короля червей, и Кокрен увидел, что стилизованный король замахнулся мечом, который по замыслу художника, несомненно, должен был находиться за головой, но по небрежности вышло так, будто клинок воткнут в голову.
Да уж, нервно воскликнул Кокрен. Кому нужно такое?
Дженис только что выиграла «много тысяч долларов» с парой дам и королем, что, согласно принятым игроками правилам, составляло тройку королей; Кокрен, увидев сданную в открытую даму, сразу спасовал, а вот Лонг-Джон Бич с идиотским упрямством торговался до конца, имея на руках пару пятерок.
Нужно, чтобы все было по-честному, пробубнил старик.
Джон, я чуть не спасовала, когда вы на третьей сдаче повысили ставку, сказала ему Дженис. Опасалась, что у вас сильный подбор. Кокрен понял, что эта реплика была всего лишь любезной попыткой сделать вид, будто она увидела стратегию за бессмысленной игрой старика.
Естественно, тасовать карты Бич не мог, и Кокрен сдал их, после того как Дженис собрала и перетасовала карты умело, держа колоду низко над столом лицом вниз, так, что ни одна карта не мелькнула сверху, и выложила на стол три карты рубашкой вверх.
Вам уже назначили дату ВСК? спросила она Кокрена и тут же пояснила: Это врачебно-судебная комиссия, результаты которой дают больнице право держать вас тут дольше двух недель.
Дольше двух недель? повторил Кокрен. Черт возьми, нет еще нет. У него были восьмерка втемную и восьмерка открытая, и он намеревался поднимать ставку, пока не появится дама. Меня привезли прямо по «5150» на семьдесят два часа наблюдения, которые закончатся завтра под утро, так что, полагаю, утром в четверг выпустят. И ума не приложу, зачем кому-то понадобилось везти меня сюда из Норуолка. У меня полно работы, а Арментроут даже не назначил мне никаких медикаментов.
Ставлю тысячу дымков, объявил Лонг-Джон Бич, показывая туза. Его маленькие черные глазки, которые, казалось, вовсе не имели глазниц, быстро моргали.
Джон, мы теперь играем на воображаемые доллары, напомнила ему Дженис. Вы же съели все сигареты, помните? И вновь обратилась к Кокрену: Он хотя бы говорил с вами? Доктор Арментроут.
Несколько минут, в своем кабинете, ответил Кокрен. Она «стоит», сказал он Лонг-Джону Бичу, а я повышаю на тысячу.
Она «стоит», повторил старик, продолжая моргать.
Он захочет еще раз побеседовать с вами, задумчиво проговорила Пламтри. И перед этим, наверно, даст вам какие-то лекарства. Не сопротивляйтесь, расскажите ему все, что знаете обо всех ваших проблемах чтобы он утратил к вам интерес. Он он может удержать здесь кого захочет и сколько захочет.
Я здесь два с половиной года, вмешался старик. У меня был коллапс легкого, но теперь я здоров так давно, что оно готово свернуться снова.
«Мозги у тебя свернулись», подумал Кокрен. Он уставился в окно, поежился, увидев, как свет прожекторов, направленных на легкие столики в огороженном дворе, лишь подчеркивает полную темноту на раскинувшейся дальше автостоянке, и подумал о вплавленной в стекло проволочной сетке, которая не позволит ему разбить окно, и о множестве тяжелых стальных дверей с двойными замками, отделявшими его от настоящего мира работы, баров, шоссе и нормальных людей.
Телефон продолжал надрываться, но Кокрен снова вспомнил о переговорном устройстве для будущего младенца, которое они с Ниной купили, чтобы слышать, не заплакал ли он, вспомнил рассеянные слова Лонг-Джона Бича: «Она стоит», и ему расхотелось отвечать на звонок.
А у вас, обратился он к Пламтри, уже была эта ВК?
Да. От грустной улыбки на ее щеках появились ямочки. Неделю назад, как раз в той переговорной комнате. На эти слушания разрешают пригласить двух родственников или друзей с воли. Мамочка не захотела прийти, зато пришла Коди, моя соседка по квартире. Коди никому спуску не даст.
О Однорукий не принял повышенную ставку Кокрена, но Кокрен совершенно не желал вести с ним какие-нибудь разговоры. И что же сделала Коди?
Пламтри вздохнула:
Даже и не знаю. Похоже, что она побила адвоката пациентки у него вроде бы губа была разбита. Наверно, доктор Арментроут ее разозлил. Но в итоге я теперь прохожу по разряду «5353» с подозрением на «5358» больнице поручили временное опекунство надо мной, и теперь она может продержать меня здесь год или, она кивнула в сторону Лонг-Джона Бича, еще дольше. Так что и моя работа официантки, и моя машина все это ушло в историю.
Это Дженис, мне очень жаль, отозвался Кокрен. Как только выйду, посмотрю, не удастся ли мне что-нибудь сделать Он почувствовал, что краснеет: слова казались ему неловкими, но в этот момент он действительно захотел вытащить ее из больницы, от этого зловещего доктора. Перегнувшись через стол, он взял ее за руку. Клянусь, я вытащу вас отсюда.
Пламтри пожала плечами и сморгнула навернувшиеся слезы, но посмотрела в глаза Кокрену с твердой улыбкой.
«Куда ни взглянет око неба, продекламировала она, всюду для мудреца счастливый порт и пристань»[18].
Кокрен вдруг почувствовал, как по его рукам побежали мурашки, как будто туда вернулось утраченное было кровообращение, и он сплел свои пальцы с ее. Это были строки из «Ричарда II», из монолога, который его жена Нина часто цитировала, будучи не в настроении, и он отлично их помнил. Они следовали сразу за эпизодом, когда король изгнал герцогов, и Кокрен, вспомнив, за что Пламтри попала сюда (она уверяла, будто убила короля), продолжил монолог:
«Вообрази, что птицы музыканты, неуверенно проговорил он, что дерн травой усыпанная зала, цветы красавицы, твои шаги торжественный или веселый танец»[19]
И тут Лонг-Джон Бич открыл рот, и в его резком клокочущем выдохе послышалась плещущая какофония, схожая с шумом дальнего бунта, а потом женским голосом, как бы язвительно издеваясь, он закончил монолог:
«Того из нас тоска грызет слабей, кто ею небрежет, смеясь над ней»[20].
А потом Кокрен вдруг очутился на линолеумном полу в каких-то футах от стола, дрожа всем телом, а отброшенное кресло валялось у стены в нескольких футах за его спиной: женский голос оказался голосом покойной Нины, и, когда Кокрен резко обернулся, обнаружилось, что рядом с ним сидит массивная фигура, с лицом, закрытым деревянной маской, и зрачки золотых глаз, смотревших на него сквозь прорезанные глазницы, были горизонтальными, как у козы. Кокрен мгновенно извернулся, подхлестнутый приступом своего иррационального рефлекторного страха, и со всей силы всадил правый кулак точно в середину маски.