Когда той ночью я отправился спать, моя одежда была залита кровью и вином, сказал он сейчас.
Коди больше по части водки, ответила Дженис и, откинувшись на стенку, пропела: «Если девчонка любит водчонку»
Это мелодия старинной рекламы шампуня «Гало», сказал Кокрен. Ты ведь не застала то время, правда? Даже я не помню толком этой песенки.
Не geber мне zeitgeber, огрызнулась она и посмотрела на соседей. Несчастный старичок Регеши в десяти шагах от них ел свое мороженое руками. Затем чуть слышно она сказала: Нам нужно бежать отсюда.
Думаю, что лучше будет освободиться отсюда, энергично возразил Кокрен. Думаю, что нам это удастся. У меня есть адвокат в округе Сан-Матео
Который ничего не сможет сделать до завтрашнего утра, так? А завтра утром Арментроут намерен устроить мне еще один сеанс шокотерапии это точно, мне велели не есть ничего после десяти вечера. Он сказал, что выбрал меня, Дженис, в качестве доминантной личности в этой тесной голове, а Коди он собирается вывести, как бородавку.
Кокрен открыл рот, не зная, что сказать, и в конце концов выговорил:
Она тебе нравится?
Коди? Нет. Она она сука; извини за выражение, но иного слова не подберешь. Она считает, что я свихнулась, потому в общем, ты ей совершенно не нравишься. А в ее россказни о том, что она работает по ночам где-то в охране, я совершенно не верю я думаю, что она воровка.
Ну надеюсь, что нет. Но если она тебе не нравится, то почему бы не позволить Арментроуту это сделать? Он почувствовал, что его щеки краснеют. Я имею в виду, он же доктор, а тебе определенно не нужно
Костыль, она же реальная личность, точно такая же, как и я сама. Пусть я и не люблю ее, но не могу же я отвернуться и позволить, чтобы убили еще иее. Она плотно сжала губы и нахмурилась. Потому что это будет смертная казнь для нее без суда и следствия, без присяжных и тому подобного. Ты понимаешь, о чем я?
Кокрен сомневался, что Коди более реальна, чем пресловутый товарищ по играм, которого выдумывает себе ребенок, и, уж конечно, не настолько реальна, как Дженис, но попытался оправдаться.
Понимаю твою логику, сказал он, тщательно подбирая слова, но тут же добавил, набравшись решимости: Мне самому стыдно, что я сейчас сказал: пусть Арментроут Мне больно даже подумать, что над тобой снова будут издеваться.
Кокрен сомневался, что Коди более реальна, чем пресловутый товарищ по играм, которого выдумывает себе ребенок, и, уж конечно, не настолько реальна, как Дженис, но попытался оправдаться.
Понимаю твою логику, сказал он, тщательно подбирая слова, но тут же добавил, набравшись решимости: Мне самому стыдно, что я сейчас сказал: пусть Арментроут Мне больно даже подумать, что над тобой снова будут издеваться.
Я уверена: он что-то и для тебя готовит, продолжала она. Ты, я и Лонг-Джон Бич Он ни за что не упустит такие «деликатесы».
Кокрен все еще надеялся, что ему удастся отыскать какой-нибудь рациональный выход из положения.
Мой адвокат
Кто? Адвокат? Думаешь, у старика Фокситроута нет адвокатов? Он подсыплет тебе в пищу какой-нибудь порошок, после которого ты сделаешься образцово-показательным психом, будешь бегать голышом и считать себя Иисусом или кем-нибудь еще в этом роде, или, что еще проще, покажет тебе несколько карт Таро, и ты действительно свихнешься. Она оглянулась по сторонам, потом вновь посмотрела на Кокрена, заметила надпись на его футболке и уставилась на нее. «Цветочек из Коннектикута»? Невероятно! Невероятно! Черт возьми, для тебя ему достаточно будет показать инструкцию к картам. Она подергала подбородком и поморщилась. Зубы болят. Не хватало еще, чтобы кровь из носа пошла.
Одна из медсестер принесла портативную магнитолу, поставила ее на стол и теперь пыталась заставить всех пациентов хором спеть детскую песню «Пыхни, сказочный дракон». Пламтри гудела себе под нос что-то, совершенно непохожее, и, прислушавшись, Кокрен разобрал, что это было «Мы на лодочке гребем».
Послушай, неожиданно сказала она. Что нам необходимо сделать, так это убежать прямо этой ночью.
Кокрен все еще питал уверенность, что адвокат сможет добиться его освобождения и, возможно, вытащить отсюда и Дженис при помощи каких-нибудь отработанных юридических процедур, и даже добиться отмены предстоящего сеанса шоковой терапии, если получится до него дозвониться. Он похлопал по карманам своих расклешенных брюк и с удовлетворением нащупал там монеты.
Пойду звонить адвокату, сказал он и напрягся, чтобы подняться.
Пламтри здоровой рукой схватила его выше локтя.
Ничего не выйдет, надо бежать
Дженис, возразил он, пытаясь сдержать раздражение, мы несможем. Ты видела эти двери и замки? И обращала внимание, как быстро появляется охрана, если подается сигнал тревоги? Разве что снова объявится этот твой Флибертиджиббет и устроит еще одно землетрясение
Она резко отдернула руку и уставилась на него, раскрыв рот:
Он звонил тебе?
Импровизированный хор уже отбивался от рук медсестры Лонг-Джон Бич во всю силу легких орал нескладные, на ходу сочиненные стишки, остальные пациенты несли какую-то свою чепуху, и сестра, выключив музыку, теперь пыталась утихомирить всех, но Кокрен изумленно смотрел на Пламтри.
Кто? осведомился он, повысив голос из-за песенной какофонии и собственного тревожного недоумения. Флибертиджиббет? Нет, ты сама рассказала мне о том, как семнадцатого октября оказалась в оклендском баре
Я никогда не говорила ничего подобного, и о том свидании, и никто из нас не стал бы! Ее трясло. С какой бы стати?
Пото Дженис, господи, потому что я рассказал тебе, как в тот самый день познакомился с женой: когда началось землетрясение, она упала с лесенки, и я поймал ее. А в чем?
Боже мой, только нетак! Она быстро заморгала, и Кокрен увидел, что из внутренних уголков ее глаз действительно потекли слезы. Зрачки сделались крохотными, еле различимыми. Зачем ты его упомянул, чертов кретин! Я сама могу справиться с замками во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Ха-ха-ха, цветочек-фигочек! Желаю тебе оказаться на его пути.
Кокрен уже не слушал ее он встал во весь рост и, нагнувшись, поднял на ноги Пламтри.
Приготовься к побегу, сказал он. Мне кажется, сейчас начнется беспорядок.
Лонг-Джон Бич и два-три других пациента схватились за край стола, приподняли его и, продолжая нестройно вопить, принялись поднимать дальше; миски и ложки посыпались, цветастая клеенка поползла вниз, а потом стол с грохотом рухнул столешницей вниз.
Пиратский корабль лозами расцветет распевал однорукий, Как только Он имя свое назовет!
Пиратский корабль лозами расцветет распевал однорукий, Как только Он имя свое назовет!
Зеленый код! завизжала медсестра. Сигнал тревоги!
Кокрен теперь слышал рокот тяжелый басовый звук, который, казалось, исходил от пола, от самой почвы под фундаментом из бетонных блоков. Ему пришлось поспешно расставить ноги, чтобы удержать равновесие.
Повторный толчок, чуть слышно сказал он, после того, что случился сегодня днем. Он взглянул на Пламтри и покрепче стиснул ее предплечье, потому что ее лицо побелело, исказилось от нескрываемого ужаса, и он испугался, что она сорвется с места и побежит, не разбирая дороги. Держись рядом со мной, громко сказал он.
Люминесцентные лампы под потолком замигали.
Зеленый код! вопила медсестра, отступая к двери в коридор. Зеленый, черт!
Здание тряслось, и со стороны сестринского поста и конференц-зала доносился гулкий грохот падающих шкафов и всякого оборудования.
Волшебная склянка, ревел Лонг-Джон Бич, размахивая клеенкой, как тореадор плащом, живет у моря в Икарии, и там резвится-веселится в туманах Аттики родимой!
И тут свет внезапно погас. Где-то в здании, за мечущимися тенями, смутно различимыми в пробивавшемся в комнату лунном свете, звенело бьющееся стекло, но Кокрен рванулся к окну, сделанному из армированного стекла, волоча за собой ничего не видящую Пламтри.
Окно блестело, как поверхность моря, потому что по нему, как морозные узоры, разбегались серебристые трещины, сиявшие пойманным лунным светом; в дальнем углу клубилась пыль от обвалившейся штукатурки.
Поймайте Кокрена и Пламтри! прорезал весь этот шум голос Арментроута. Электрошокер и «Ативан»!
Кокрен оглянулся на дверь, ведущую в коридор. Пухленький седовласый доктор стоял прямо у порога и наугад водил по комнате лучом карманного фонаря, в котором мелькали руки со скрюченными пальцами, дергающиеся головы и вертикальные столбы пыли от осыпавшейся штукатурки; двое мужчин, которых Кокрен никогда прежде не видел, прижимались к нему с обеих сторон, обхватив за плечи, и единственным упорядоченным во всей этой хаотичной, безумной сцене было полное совпадение движений, которыми эти двое качали головами с пустыми лицами и помахивали свободными руками, пусть неуклюже, но зато синхронно, как участники танцевальной группы, и от этого зрелища у Кокрена похолодело в животе.
Кокрен наклонился и крикнул в ухо Пламтри:
Не двигайся, стой здесь сейчас мы отсюда выберемся! И, выпустив ее руку, схватил обеими руками кресло в чехле.
Пол под ногами все еще качался, но Кокрен сделал два торопливых шага к дальнему углу окна, широко размахнулся креслом и, извернувшись всем телом, не думая о равновесии, обрушил кресло на стекло.
Армированное стекло выгнулось, как треснувшая фанера, и его край выскочил из рамы.
Но как-то темной ночью, ревел где-то позади голос Лонг-Джона Бича, Паки-насмешник домой не пришел
Кокрен по инерции врезался головой в стекло, еще сильнее вырвав его из рамы, и упал на пол, но тут же вскочил и рысью метнулся туда, где стояла Пламтри, смутно различимая в подсвеченном мятущимся лучом фонаря пыльном мраке, и потащил ее к окну.
Вдвоем выбьем стекло плечами, тяжело дыша, проговорил он, и мы выскочим. Только лицо береги.
Но тут правую руку Кокрена стиснула чья-то еще рука, и он резко дернулся, пытаясь вырваться из толстых жестких пальцев, обхвативших его кисть. Он оглянулся и вскрикнул, потому что рядом никого не оказалось. А потом, когда луч фонаря в очередной раз мелькнул поблизости, он разглядел, что стоящий в дюжине футов Лонг-Джон Бич пристально смотрит на него, протянув к нему обрубок руки.
Кокрен дернулся сильнее, и ощущение хватки исчезло; Лонг-Джон Бич резко отшатнулся в толпу.
Часть пациентов подняли стол над головами, как макет лодки на торжественном шествии; пели уже все, и Кокрену с Пламтри удалось отлепиться от стены и разбежаться в сторону выскочившего стекла.