Можно узнать, что случилось на этот раз? сухо спросила по-английски Виктория, добавив к интонации вопроса пару-другую нот раздражения и даже сарказма. Конечно, английский не Ахан-Гал-ши, но кое-что ей передать удалось.
Не знаю, честно призналась Лика. Она ведь и в самом деле не знала, и это незнание раздражало и утомляло, но было, как видно, частью игры. Предвидение странная вещь. И страшная. Не знаю, повторила она. Я что-то чувствую, попыталась она объяснить подруге. Только еще не поняла что.
Она помолчала секунду, пытаясь сформулировать свое невнятное озарение.
Что-то происходит. Она почти машинально достала из кармана пиджака кожаный портсигар и покачала его на ладони, как будто взвешивая. Или произойдет в ближайшее время. Где-то здесь. Лика сделала жест, приглашающий Вику оглядеться, и сама как будто впервые посмотрела вокруг, но новых подсказок не нашла. Точнее не скажу. Пойдем.
Лика посмотрела в глаза Виктории и улыбнулась, как бы извиняясь за сумбурность своего ответа. И Вика вернула ей улыбку и протянула руку к портсигару.
Дай и мне, что ли, пропела она как ни в чем не бывало. Она теперь научилась петь и по-английски. Лика не понимала, как это возможно. Ей казалось, что английский язык приспособлен для этого гораздо хуже какого-нибудь итальянского или, скажем, русского языка. Тем более это не был Ахан-Гал-ши. Но Вика пела.
Они остановились на секунду, закуривая, Кержак, уловивший причину задержки, догнал их и галантно щелкнул своей зажигалкой и пошли дальше. И тут слабый порыв теплого, пахнущего бензином ветра донес до нее едва уловимый запах кофе. Откуда? С чего бы? Но факт! И Лика сразу же захотела кофе и что-нибудь сладкое и жирное к нему. Вероятно, пирожное с кремом. И не одно. Мысль показалась ей соблазнительной, и отказывать себе в удовольствии было вроде бы не с чего. Ведь так? И она сразу и решительно изменила направление движения, свернув к гостинице. Сейчас ее вел аромат кофе, становившийся все более отчетливым с каждым шагом.
Миновав швейцара и каких-то дрейфующих по лобби отеля охранников, которые и представить себе не могли, какой ужас только что прошел мимо них в образе двух молодых и фантастически красивых женщин, Лика вывела всю компанию в кафе-дворик, совершенно не представляя при этом, куда идти и где тут что находится.
«Великая все-таки вещь инстинкт», невесело усмехнулась она, рассматривая неожиданно открывшийся перед ними зал.
Сядем здесь, если не возражаете, сказала она Вике и мужчинам, указывая на приглянувшийся ей столик.
Они расселись без суеты, а к ним уже спешила издалека зал был велик официантка, и несколько пар мужских глаз в кафе в этот час находилось очень мало посетителей уставились на нее. На них. Но через минуту примерно объявились в кафе весело щебечущие блондинки и оттянули хоть немного одеяло на себя.
Лика раскрыла папку меню, пробежала быстрым взглядом позиции, не разбирая, где написано по-русски, а где по-английски, прислушалась к своим ощущениям и, улыбнувшись официантке, сказала:
Три двойных маленьких эспрессо нет, пожалуй, четыре, и попросите сварить как следует, я заплачу.
Официантка начала было что-то говорить о том, что у них всегда делают хороший кофе, но Лика отмахнулась от ее слов, как от назойливого насекомого.
«Ну что, в самом-то деле?!»
Полно, сказала она строгим голосом. Я же сказала, что заплачу.
Она внимательно посмотрела в глаза девушке, и та, кажется, поняла, что слова имеют не только прямой смысл.
Полно, сказала она строгим голосом. Я же сказала, что заплачу.
Она внимательно посмотрела в глаза девушке, и та, кажется, поняла, что слова имеют не только прямой смысл.
«Будем надеяться, что поняла».
И пять пирожных, снова смягчившимся, «бархатным» голосом сказала Лика и подвигала в воздухе пальцами левой руки, пытаясь обозначить нечто не выраженное в словах. Разных, на ваше усмотрение, но обязательно с кремом, пожалуйста.
Сию минуту, господа, пролепетала официантка, которая с перепугу, кажется, вообразила себя в каком-то фильме «про старую жизнь» и хотела уже отойти, но не тут-то было.
Куда же вы, милочка? промурлыкала Вика. Вы же еще у нас заказ не приняли.
Совершенно обалдевшая официантка осталась на месте и приняла заказ еще на семь пирожных три для Вики и по два для мужчин и на несколько порций кофе. (Скиршакс захотел капучино, но остальные согласились на эспрессо.)
И три коньяка, закончила Вика. Какой у вас самый хороший?
«Хеннесси», обреченно отрапортовала девушка.
Что значит «Хеннесси»? вмешался Кержак. «Хеннесси», он, знаете ли, разный бывает.
V.S.O.P.[10] В глазах у официантки плескалось раздражение вперемежку с желанием угодить серьезным клиентам.
«Ты бы, милая, что-нибудь одно выбрала или крестик снять, или трусы надеть! А коньяк что ж, это хорошая идея. Могла бы и сама»
О! сказала она капризно в спину официантке, которая только и успела, что отвернуться от их столика. Но я тоже хочу коньяк.
Коньяк, согласилась официантка обреченно и снова повернулась к ним лицом. Значит, четыре по пятьдесят.
Пятьдесят? удивилась Лика. Почему пятьдесят? Ты просила пятьдесят? спросила она Вику.
Нет, улыбнулась та как ни в чем не бывало. Я просто забыла уточнить.
Двести, мурлыкнула Вика официантке. И?..
Сто сказал Кержак.
Сто это вот так? спросил его Скиршакс, показывая пальцами.
Нет, покачал головой Кержак. Это максимум восемьдесят.
Тогда и мне сто, согласился Скиршакс и достал из кармана свою трубку с длинным чубуком.
«Запорожец хренов», усмехнулась про себя Лика.
Двести, сказала она вслух. Мне тоже двести.
«Пять пирожных, подумала она с вожделением, представляя себе пять пирожных на серебряном почему серебряном? блюде и провожая официантку нетерпеливым взглядом. Официантка не спешила, и это раздражало. Пять пирожных и много крепкого горячего кофе!»
Рот наполнился слюной, и на душе стало чуть легче. Она усмехнулась мысленно, поражаясь тому, как такие маленькие, в сущности, вещи кофе и пирожные, например, и богатое воображение в придачу, могут повлиять на психическое состояние человека.
«Все мы рабы физиологии, уныло признала она. Даже наиболее продвинутые из нас, гуляющие в волшебном Золоте».
Игорь Иванович начала Лика, поворачиваясь к Кержаку. Ее пальцы между тем автоматически достали из портсигара пахитоску, и Лика прикурила от поднесенной Кержаком зажигалки. Получилось, как если бы она просила прикурить, но она хотела спросить.
Игорь Иванович, сказала она, затянувшись и выпустив дым. А почему именно Ленинград?
Но ответить Кержак не успел. Пока он собирался, Лику окликнули.
Лика?! В голосе окликнувшего ее мужчины смешались удивление, недоверие, даже неуверенность, и еще, кажется, оттенки радости примешивались к хаосу эмоций, прорвавшемуся в этом голосе.
Взгляд в спину нервировал ее уже секунд сорок, и не только ее. И Вика и Тата тоже его почувствовали и напряглись, хотя истины ради стоит отметить, что никто из троих опасности во взгляде не почувствовал. Если бы почувствовали, бедный Вадик был бы уже трупом и его кисочка тоже. Теперь она его узнала. То есть то, что интересный и хорошо одетый мужик, пьющий с утра пораньше шампанское («Ну и кто ты теперь, Вадик, аристократ или дегенерат?») в компании ухоженной брюнетки, ей знаком, Лика поняла сразу, как только вошла в кафе. Но узнала она его только теперь, услышав голос.
Пятнадцать лет назад Вадик Ставров был веселым красивым парнем. Ну пусть не парнем, а молодым мужчиной он учился на три курса старше все-таки, но используемые термины дела не меняют. Он был молод, весел и все было при нем. Высокий, с темно-русыми волнистыми волосами, голубоглазый атлет, он просто не мог не нравиться женщинам. И он им нравился. Всем. Ну, пусть не всем, но большинству это уж точно. К тому же и не дурак, что тоже было не характерно. Книжки почитывал, на премьеры захаживал, выставки посещал А Лика Лика была Ликой, одной из энного количества дур и дурех, которые ведь и знали наперед, «чем сердце успокоится», но и устоять перед очарованием Вадика не могли.
Лика?! воскликнул Вадик, и Лика обернулась.
Она обернулась медленно, чтобы Тата в излишнем рвении не пристрелила красавца, и успела заметить мелькнувший в глазах Кержака нешуточный интерес еще бы, ему ведь ужасно хочется знать о ней как можно больше, чтобы понять, кто она или что.
Вадик уже был на ногах и шел к ней.
Лика! повторил он, радостно и потрясенно вглядываясь в ее лицо. Это ведь ты? Ведь правда?
«Нет, ну что за дурак! Нет, Вадик, это не я, это тень отца Гамлета».
Правда, ответила Лика, рассматривая Вадика. Он заматерел и превратился в интересного мужчину («По местным понятиям, разумеется», отметило ее циничное сознание), к тому же успешного, судя по костюму и аксессуарам.
Ты шикарно выглядишь! Вадик был потрясен, но для нынешней Лики это уже было не актуально. Во всяком случае, в том давнем смысле слова. Однако
«Он? удивилась Лика, прислушиваясь к своим ощущениям, столь неожиданно погнавшим ее погулять. Нет, навряд ли. Он никакой».
Действительно, кроме равнодушного интереса к призраку из прошлого, она ничего не чувствовала. Ничто не шелохнулось в душе, и сердце по-прежнему ритмично качало кровь. Или это Маска гнала кровь по ее телу? Неважно. Разделить их теперь было уже невозможно. Никто не смог бы этого сделать. Даже Меш, и тот не мог объяснить того страшного чуда, которое совершил на пару с Саркофагом.
Вадик уже стоял перед ней, растерянно улыбаясь и буквально раздевая ее своим ставшим вдруг жадным и липким взглядом. Его воодушевление позабавило ее на мгновение, но на смену иронии быстро пришло раздражение.
Иди, Вадик, сказала она холодно и затянулась. Иди! Не маячь, а то кто-нибудь из моих людей может тебе что-нибудь сломать. Будет больно. Ты же врач. Она смерила его взглядом и пришла к выводу, что не ошибается. Хоть и бывший. Должен знать.
Потеряв к внезапно сдувшемуся, ставшему каким-то мятым и блеклым, как использованный презерватив, Вадику интерес, она снова повернулась к Кержаку.
Извините, Игорь Иванович, улыбнулась она Кержаку. Нам помешали.
Но им помешали опять. Неожиданно быстро вернулась официантка. Вернее, теперь их было две, и третья спешила следом.
«Дошло наконец, удовлетворенно констатировала Лика, увидев этот парад, но тут же поморщилась, уловив сквозь сложные запахи кофе («Терпимо») и пирожных («То, что доктор прописал, хотя могли бы быть и свежее») дуновение коньячного аромата. Ну что за люди!»