Видишь ли, Томми, продолжил он мысль, если я не справлюсь с неразберихой, если междоусобица не погаснет, бритты сочтут себя в полном праве вернуться и навести порядок. Наш Договор окажется пустышкой. Ирландия угодит обратно в цепкие объятия Британии, которой только того и надо. Вот почему я считаю, что бритты тайком дергают за ниточки. Я даже Черчиллю телеграмму послал, прямо его обвинил. Впрочем, может, он тут ни при чем. Может, и Ллойд Джордж не замешан. Да только заговор существует, в этом сомневаться не приходится.
А что тебе Черчилль ответил? прошептал Томас.
Разумеется, он свою причастность отрицает, как и факт наличия заговора. Спросил, есть ли в Ирландии охотники сражаться за Свободное государство.
Повисла тишина. Майкл снова уселся, локтями уперся в колени, уронил голову в ладони. Томас перевел на меня трагический взгляд. Кадык у него двигался, как поршень.
Тебе известно, Томми, что с бриттами я сражался: убивал, устраивал засады, словом, проявлял немало коварства. Помнишь мое прозвище Режиссер хаоса? То-то. Но проливать ирландскую кровь? Нет, на такое я не подписывался. Майкл помолчал. Сделки с дьяволом в них вся суть. Кого я рассчитывал перехитрить? У дьявола слишком много личин, я запутался. Отступаю, раздаю обещания, пытаюсь склеить трещины а не выходит. Уже не выходит, Томми!
Борьба за Свободное государство немыслима без кровопролития, мрачно изрек Томас. Среди противников Договора полно прекрасных людей. Как и среди его сторонников. У каждого эмоции на пределе. У каждого нрав горячий. Но своих убивать никто не желает. Враждующие стороны всячески оттягивают момент перехода роковой черты. Плетут заговоры, ведут дебаты, агитируют только бы за оружие не браться.
Когда ненавидишь, выстрелить ничего не стоит, пробормотал Майкл. А сейчас ситуация такова, что даже Артур Гриффит, который, кажется, больше всех ратовал за мирное разрешение внутриполитического конфликта, и тот считает, что без насильственных действий не обойтись.
В ближайшее воскресенье Артур Гриффит, заодно с еще несколькими сторонниками Договора, должен был выступать в слайговской городской ратуше. Майкл уже отправил в Слайго своих бойцов, чтобы не вышло, как сегодня с ним самим. Временному правительству удалось получить одобрение Георга V на законопроект о проведении всеобщих выборов до 30 июня, и теперь как противники, так и сторонники Договора использовали разные способы, чтобы заручиться поддержкой потенциальных голосующих, в том числе и запугивание.
В ближайшее воскресенье Артур Гриффит, заодно с еще несколькими сторонниками Договора, должен был выступать в слайговской городской ратуше. Майкл уже отправил в Слайго своих бойцов, чтобы не вышло, как сегодня с ним самим. Временному правительству удалось получить одобрение Георга V на законопроект о проведении всеобщих выборов до 30 июня, и теперь как противники, так и сторонники Договора использовали разные способы, чтобы заручиться поддержкой потенциальных голосующих, в том числе и запугивание.
Раздался стук в дверь, и на пороге возник Робби башмаки заляпаны грязью, пальцы тискают видавшую виды шляпу, куртка мокрая.
Доктор Смит, там одного парня шрапнелью ранило, ну, в Слайго. Он сам себе кое-как повязку наложил, никому ни гугу. Мы ни сном ни духом. Потом глядь, а он аж серый весь. Пойдемте, а?
Скорее в операционную его несите, скомандовал Томас и вскочил, не заметив, что салфетка с колен упала на пол.
Да скажите ему, что он дурака свалял. Глупо не обратиться за медицинской помощью, когда доктор совсем рядом, произнес Майкл, качнув укоризненно головой.
Уже сказали, мистер Коллинз, отрапортовал Робби, чуть поклонился мне и поспешил за Томасом.
Док, можно мне с вами? Я посмотреть хочу! Оэн забыл и о мраморных шариках, и о доблестном Фергюсе и увязался следом.
Фергюс тоже удалился, вероятно, для обхода Гарва-Глейб.
Мы с Майклом остались одни. Я поднялась и стала собирать грязную посуду, чтобы как-то занять руки, да и голову заодно. Майкл тяжело вздохнул.
Снова я причина хаоса в вашем доме, Энни. Хаос следует за мной повсюду, где бы я ни оказался.
Пустяки. Знайте, Майкл: не наступит такой день, когда вы сделались бы нежеланным гостем здесь, в Гарва-Глейб, или в Дублине, возразила я. Для меня и Томаса большая честь принимать вас.
Спасибо, прошептал Майкл. Я не заслуживаю твоего доброго расположения, Энни, это мне известно. Из-за меня твой муж редко бывает дома. Из-за меня он вынужден уворачиваться от пуль и тушить пожары, которых не разжигал.
Томас очень дорожит вами, Майкл, и вашей дружбой. Он в вас верит. Мы оба в вас верим.
Мне удалось выдержать пристальный взгляд Майкла.
Я редко ошибаюсь, Энни, но на твой счет ошибся. У Томаса душа вне времени. Такой душе трудно пару найти. Томасу с тобой повезло. Я рад за него.
Сердце екнуло, глаза наполнились слезами. Я поставила стопку тарелок еще расколочу, в таком-то состоянии. Рука сама легла на солнечное сплетение, будто я хотела подавить чувство вины. И неуверенности. И страха. И отчаяния. Каждый день я разрывалась между желанием предупредить (я считала, что это моя обязанность) и опасением: а ну как, произнеся роковые слова, назвав дату и место, я ничего не предотвращу, а лишь сделаю невыносимыми последние недели как Майклу, так и Томасу?
Майкл, послушайте меня. Послушайте и постарайтесь поверить. Если не ради собственного спасения, так хоть ради Томаса.
В горле стало сухо и гадко, словно я наглоталась пепла. На ум сразу пришла сцена прощания с Оэном там, на озере, когда ветер подхватил и смешал с туманом его прах. Однако Майкл замотал головой, дескать, нет, нет, молчи, понял уже, что ты сообщить пытаешься.
Известно ли тебе, Энни, что в тот день, когда я появился на свет, моя матушка по дому хлопотала до самых родов? Моя сестра Мэри видела: ей больно, происходит что-то необычное но матушка не стонала, не жаловалась. До последнего момента была на ногах. Знала, что за нее работу никто не сделает. Рассказывая, Майкл удерживал мой взгляд. Я восьмой ребенок в семье, самый младший. Матушка родила меня ночью одна. Сама справилась. Мэри потом говорила, что она чуть свет уже снова за работу взялась. Каждый день, Энни, она с зарей приступала к своим обязанностям. До самой смерти. В ней сила была неукротимая, необоримая. Она любила свою страну. И свою семью.
Майкл глубоко вдохнул. Воспоминания о матери до сих пор причиняли ему боль. Что ж, вполне понятно. Я сама не могла о дедушке подумать, чтобы в горле ком не образовался.
Матушка умерла, когда мне было шестнадцать. Я чуть рассудка не лишился с горя. Но сейчас сейчас я доволен, что ее уже нет. Она тревожилась бы за меня, страдала бы. Слава богу, матушке не пришлось решать, правильно или нет я поступил, подписав Договор; слава богу, ей не суждено пережить меня.
Кровь застучала в висках, в ушах, да так, что пришлось отвернуться. Происходившее в этой комнате происходило не впервые. Сам факт моего присутствия был частью истории, а совсем не вариантом развития событий. Доказательством тому служат фотокарточки. Свидетель мой родной дед. Всё мною сказанное и НЕ сказанное уже вплетено в исторический контекст, да, именно так.
Кровь застучала в висках, в ушах, да так, что пришлось отвернуться. Происходившее в этой комнате происходило не впервые. Сам факт моего присутствия был частью истории, а совсем не вариантом развития событий. Доказательством тому служат фотокарточки. Свидетель мой родной дед. Всё мною сказанное и НЕ сказанное уже вплетено в исторический контекст, да, именно так.
Но я знала, при каких обстоятельствах Майкла Коллинза настигнет смерть. Я знала, где и когда это случится.
Томас, может, и догадывался, что мне известно о смерти Майкла, но никогда не спрашивал. Сама я тему не поднимала. Я щадила мужа, не озвучивая ни точную дату, ни даже факт убийства, но я не щадила себя. Тайна лежала бременем на моей душе, выплескивалась в ночных кошмарах. Я была словно заговорщица. Самое плохое зная и день, и час, и место, я не знала имени убийцы, а разве можно предупредить о безымянном, безликом враге?[55] Ладно, по крайней мере предупрежу о самом покушении. Потому что больше не в силах молчать.
Майкл, кажется, угадал мои мысли.
Не надо, Энни. Когда случится, тогда и случится. Что это будет, причем скоро, я и сам чувствую. Мне банши[56] уже во сне являлась, да не единожды. Смерть, Энни, давно взяла мой след. Не хочу знать, когда и где она вцепится мне в глотку.
Вы нужны Ирландии, Майкл, возразила я.
Не больше, чем ей нужны были Джеймс Коннолли, Том Кларк, Шон МакДиармада или Деклан Галлахер. У каждого своя роль. И свое бремя. Когда я погибну, другие появятся.
Что мне оставалось? Только головой качать. Другие, конечно, появятся, встанут в строй, но такого героя, как Майкл Коллинз, в Ирландии больше не родится. По крайней мере, в обозримом будущем. Люди вроде Майкла, Томаса или моего деда из категории незаменимых.
Тебе тяжело, да, Энни? Видишь, и у тебя бремя имеется ты знаешь, что будет, а предотвратить трагедию не можешь.
Я кивнула и расплакалась, совершенно беспомощная. Должно быть, Майкл прочел отчаяние на моем лице, понял: еще секунда и я не выдержу. Потому что легче, куда как легче переложить груз на чужие плечи, нежели тащить самой. Майкл шагнул ко мне, в предупреждающем жесте вскинул руку. Навис надо мной, приложил палец к моим губам. Взгляд его был тверд.
Ни слова, Энни, прошептал он. Ни слова. Пусть клубок судьбы катится туда, куда ему суждено катиться. Пощади меня. Пожалуйста. Подумай, каково мне будет считать дни до собственной смерти.
Я кивнула, Майкл распрямился. Он не сразу отнял палец от моих губ, словно боясь, что я проявлю столь понятную женскую слабость. Безмолвный спор продолжался между нами несколько мгновений. Две воли сошлись в схватке грудь на грудь; не преуспев с наскоку, каждая заняла оборонительную позицию, принялась возводить стены. Но вмешался разум, позволив нам обоим достичь соглашения. Мы одновременно выдохнули. Я утерла слезы, ощущая странное, ни с чем не сообразное освобождение.
Тебе надо беречься, Энни. Томми уже в курсе? мягко спросил Майкл. В голосе еще слышалось недавнее смятение.
Потрясенная, я отступила на шаг. Я ведь сама еще уверена не была.
Это вы о чем?
Майкл широко улыбнулся.
Ясненько. Ладно, сохраню твою тайну. При одном условии: ты тоже будешь помалкивать. Насчет меня. Ну как, заметано?