Вы называете меня убийцей ха-ха! Это хорошо. Нет-нет! Это она меня убила! Говорю вам, что я умер в ту секунду, когда увидел ее спящей в объятиях любовника, она прикончила меня одним ударом. В меня вселился дьявол и свершил скорое отмщение. Тот самый дьявол и поныне живет во мне отважный и сильный! Вот почему я не боюсь холеры: сидящий во мне дьявол отпугивает смерть. Когда-нибудь он меня оставит Тут его придушенные вопли сменились тихим и усталым бормотанием. Да, он меня оставит, и я найду темный уголок, где смогу поспать. Теперь я сплю совсем мало.
Он посмотрел на меня с какой-то затаенной тоской.
Понимаете, почти мягко объяснил он, у меня очень хорошая память, а когда думаешь о многом, то не уснуть. Прошло много лет, но каждую ночь я вижу ее. Она приходит ко мне, ломая свои крохотные белые ручки, глядит на меня голубыми глазами, и я слышу, как она стонет от ужаса. Каждую ночь, каждую ночь!
Он посмотрел на меня с какой-то затаенной тоской.
Понимаете, почти мягко объяснил он, у меня очень хорошая память, а когда думаешь о многом, то не уснуть. Прошло много лет, но каждую ночь я вижу ее. Она приходит ко мне, ломая свои крохотные белые ручки, глядит на меня голубыми глазами, и я слышу, как она стонет от ужаса. Каждую ночь, каждую ночь!
Он умолк и смущенно провел руками по лбу. Потом, словно очнувшись ото сна, уставился на меня так, будто только что увидел, а потом разразился негромким булькающим смехом.
Что за штука, что за штука эта память! пробормотал он. Вот ведь чудно-то как! Знаете, я вспомнил былое и забыл о вас! Но я знаю, что вам нужно, одежда, да, она вам очень нужна, а мне нужны деньги. Ха-ха! Так вы отказываетесь от прекрасного костюма английского милорда? Нет-нет! Я все понимаю. Я вам обязательно что-нибудь подберу только терпение, терпение!
И он начал рыться среди множества вещей, небрежно сваленных в кучу на задах лавки. Во время этого занятия у него был такой отталкивающий и мрачный вид, что он напомнил мне старого стервятника, нависшего над падалью. И вместе с этим было в нем что-то жалкое. В каком-то смысле я испытывал к нему сочувствие: бедный пройдоха, наполовину лишившийся рассудка, проживший жизнь, полную злобы и горечи. Какие же разные у нас судьбы, подумал я. Мне выпала всего лишь одна ночь мучений, и каким пустяком она казалась по сравнению с его ежечасным раскаянием и страданием! Он ненавидел Нину за проявление легкомыслия. И, несомненно, она была далеко не единственной женщиной, чье существование вызывало у него раздражение. Скорее всего, он испытывал неприязнь ко всем женщинам. Я с жалостью смотрел, как он рылся в поношенной одежде, которая и была всем его товаром, и гадал, почему Смерть, так резво косившая самых сильных обитателей города, столь безжалостно миновала этого жалкого несчастного старика, для которого могила, конечно же, стала бы самым желанным приютом и местом успокоения. Наконец он повернулся ко мне, ликующе всплеснув руками.
Вот, нашел! воскликнул он. Это вам придется в самый раз. Вы, часом, не ныряльщик за кораллами? Вам понравится одежда рыбака. Вот она: красный пояс, шляпа и остальное все в отличном состоянии! Ее прежний хозяин был примерно одного с вами роста, так что на вас все прекрасно сядет. И посмотрите: холеры здесь и в помине нет, одежду насквозь пропитало море, она пахнет песком и водорослями!
Он расстелил передо мной вещи из грубой ткани. Я равнодушно посмотрел на них.
А их бывший хозяин тоже убил свою жену? с легкой улыбкой спросил я.
Пожилой старьевщик покачал головой и сделал растопыренными пальцами жест полного презрения.
Нет! Он был дурак убил себя.
Это как же? Случайно или умышленно?
Хе-хе! Он прекрасно знал, что делал. Это произошло всего два месяца назад. А все из-за одной темноглазой чертовки, которая живет и целыми днями веселится там, в Сорренто. Он долго плавал, привез ей жемчужное ожерелье на шею и заколки с кораллами для волос. Она обещала выйти за него замуж. Он только что сошел на берег, увидел ее на причале и предложил ей жемчуга и коралловые побрякушки. Она швырнула подарки ему в лицо и заявила, что он ей надоел. Вот так и ни слова больше. Он пытался ее урезонить, но она разъярилась, как тигрица. Да, я стоял в небольшой толпе на причале и все видел. Ее темные глаза сверкали, она топала ногами и глядела на него, закусив губу, а ее грудь вздымалась так, словно вот-вот выпрыгнет из корсета. Она всего лишь рыночная торговка, а вот возомнила себя королевой. «Ты мне надоел! крикнула она ему. Убирайся! Видеть тебя больше не желаю». Он был высоким, стройным, сильным парнем, но вдруг закачался, лицо у него побледнело, губы задрожали. Он немного наклонил голову, развернулся, и никто даже не успел его остановить, как он спрыгнул с края причала прямо в волны, которые сомкнулись над ним. Выплыть он не пытался, просто камнем пошел ко дну. На следующий день его тело вынесло на берег, и я купил его одежду за два франка. Вам продам за четыре.
А что сталось с девушкой? спросил я.
А-а, с ней? Она целыми днями веселится, я же вам говорил. Каждую неделю у нее новый любовник. Ей что за печаль?
Я вытащил кошелек.
Я беру эту одежду, сказал я. Вы просите четыре франка, вот вам шесть, но за два сверху вы покажете мне укромное место, где я мог бы переодеться.
Да-да, конечно! Старик задрожал от алчного нетерпения, когда я отсчитал серебряные монеты и положил их в его морщинистую ладонь. Что угодно за каприз щедрого незнакомца! Вот комнатка, где я сплю, ничего особенного, но там есть зеркало ее зеркало, единственное, что у меня от нее осталось. Сюда, сюда пожалуйте!
А что сталось с девушкой? спросил я.
А-а, с ней? Она целыми днями веселится, я же вам говорил. Каждую неделю у нее новый любовник. Ей что за печаль?
Я вытащил кошелек.
Я беру эту одежду, сказал я. Вы просите четыре франка, вот вам шесть, но за два сверху вы покажете мне укромное место, где я мог бы переодеться.
Да-да, конечно! Старик задрожал от алчного нетерпения, когда я отсчитал серебряные монеты и положил их в его морщинистую ладонь. Что угодно за каприз щедрого незнакомца! Вот комнатка, где я сплю, ничего особенного, но там есть зеркало ее зеркало, единственное, что у меня от нее осталось. Сюда, сюда пожалуйте!
Он заторопился, спотыкаясь и цепляясь за беспорядочно разбросанные повсюду кучи одежды, едва не упав, открыл маленькую дверь, казавшуюся вырезанной в стене, и проводил меня в помещение, напоминавшее тесную кладовку, где стоял жуткий запах, а из мебели имелась лишь убогая кровать с соломенным тюфяком и сломанный стул. Маленькое квадратное оконце пропускало достаточно света, чтобы увидеть все, что нужно, а рядом с окошком висело зеркало, вставленное в серебряную раму старинной работы. Я сразу понял, что это ценная вещь, хотя в само зеркало в тот момент взглянуть не решился. Старик с некоторой гордостью показал мне, что дверь в его тесное пристанище запирается изнутри.
Я сам сделал замок с ключом и врезал его в дверь, сказал он. Глядите, как все красиво и надежно! Да, когда-то я был мастер в этом деле это было моим ремеслом, пока в то утро не увидел ее с певцом из Венеции. Тогда я забыл все, что знал, это как-то само собой ушло от меня, я так и не понял почему. Вот ваша одежда, не спешите, переодевайтесь себе, заприте дверь, комната в полном вашем распоряжении.
Он кивнул несколько раз, изображая дружелюбие, и оставил меня одного. Я сразу же последовал его совету и запер дверь. Затем медленно шагнул к висевшему на стене зеркалу и взглянул на свое отражение. Меня пронзила нестерпимая боль. Глаз у торговца оказался верным, он сказал все как есть. В зеркале отражался старик! Если бы даже я пережил двадцать лет страданий, то и они не смогли бы столь ужасно изменить мой облик. Болезнь иссушила мое лицо, испещрив его глубокими морщинами, глаза глубоко ввалились, и несколько диковатое их выражение свидетельствовало о пережитых мною в склепе ужасах. В довершение ко всему волосы мои сделались белоснежными. Теперь я понял испуг человека, утром продавшего мне виноград на обочине дороги: мой странный вид мог обескуражить и поразить любого. Я и в самом деле едва себя узнавал. Узнают ли меня моя жена и Гвидо? В этом я сильно сомневался. От этих мыслей мне стало так больно, что на глаза навернулись слезы. Я торопливо вытер их.
Право же, Фабио! Будь мужчиной! сердито сказал я себе. В конце концов, какая разница, черные у тебя волосы или седые? Неважно, как меняется лицо, лишь бы сердце оставалось прежним. Возможно, на какое-то мгновение твоя любовь побледнеет, увидев тебя, но, когда она узнает о твоих страданиях, не станешь ли ты ей дороже прежнего? Разве одно ее нежное объятие не вознаградит тебя за все прежние мучения и не сделает вновь молодым?
Выведя себя таким образом из состояния подавленности, я быстро переоделся в наряд неаполитанского ныряльщика за кораллами. Брюки оказались очень просторными, и в них очень кстати нашлось два глубоких кармана, куда легко поместились кожаные мешочки с золотом и драгоценными камнями, которые я взял из разбойничьего гроба. Когда мой торопливый туалет был окончен, я снова посмотрел в зеркало, на сей раз чуть улыбнувшись. Я и вправду очень сильно изменился, но, в конечном итоге, выглядел не так уж и плохо. Яркий рыбацкий наряд прекрасно мне подошел. Красная шляпа лихо сидела на белоснежных кудрях, густо ниспадавших мне на лоб, а осознание становившегося все ближе счастья придавало моим запавшим глазам часть былого бесшабашного блеска. К тому же я знал, что мне недолго оставаться в столь измученном и жалком виде. Отдых и, возможно, перемена обстановки, несомненно, вернут моему лицу прежнюю округлость и свежесть, даже мои белоснежные кудри обретут свой первозданный цвет такое случалось. А если они так и останутся седыми? Что ж, есть многие, кто по достоинству оценит этот особый контраст между лицом молодого человека и волосами старика.
Закончив переодеваться, я отпер дверь душной комнатки и позвал старьевщика. Он подошел, шаркая ногами и наклонив голову, но, приблизившись ко мне и подняв взгляд, восхищенно всплеснул руками и воскликнул:
Закончив переодеваться, я отпер дверь душной комнатки и позвал старьевщика. Он подошел, шаркая ногами и наклонив голову, но, приблизившись ко мне и подняв взгляд, восхищенно всплеснул руками и воскликнул: