Так как? грубовато спросил я. Вы продадите мне костюм или нет?
Да, да!
Он тяжело поднялся со своего места. Росту он был совсем небольшого, к тому же так сгорбился от времени и немощи, что больше походил на изогнутую ветвь, нежели на человека, когда, прихрамывая, вошел впереди меня в темную лавку.
Заходите, проходите! Выбирайте, тут много всего на любой вкус. Вот, не угодно ли взглянуть? Перед вами одежда настоящего джентльмена, да! Прекрасная ткань, прочная шерсть! Английской выделки! Да-да! И носил этот костюм англичанин, такой крупный, сильный милорд, который пил пиво и бренди, как воду. А уж богатый, о небо, какой богатый! Но его унесла холера, он умер, проклиная Бога, и храбро требовал еще бренди. Ха-ха! Прекрасная смерть, великолепная смерть! Хозяин, сдававший ему жилье, продал мне его одежду за три франка один, два, три, но вы должны заплатить мне шесть. Справедливый прибыток, так ведь? Ведь я стар и беден. Надо же мне на что-то жить.
Я отшвырнул твидовый костюм, которым он передо мной тряс.
Нет, заявил я, холеры я не боюсь, но найдите мне что-нибудь получше, чем бросовая одежонка пропитанного бренди англичанина. Я уж скорее надену разноцветный костюм карнавального шута.
Старый торговец разразился исторгшимся из его глотки лязгающим смехом, напоминавшим грохот камней в оловянном котелке.
Хорошо, хорошо! прокаркал он. Вот это мне нравится, очень по душе! Ты хоть и стар, но весел. Это мне по сердцу. Всегда нужно смеяться. А почему бы и нет? Смерть смеется, никогда не встретишь грустный череп, она всегда смеется!
Тут он запустил свои длинные худые пальцы в большой ящик, доверху наполненный разномастным тряпьем, безостановочно бормоча себе под нос. Я молча стоял рядом и размышлял над его словами. «Ты хоть и стар, но весел». Что он имел в виду, называя меня старым? Он, наверное, слепой, подумал я, или же на старости лет выжил из ума.
Старик вдруг поднял взгляд.
Если говорить о холере, произнес он, то она не всегда поступает мудро. Вот вчера она совершила глупость страшную глупость. Она унесла одного из богатейших людей в округе, да еще и молодого, сильного и смелого похоже, он вообще не собирался умирать. Холера прихватила его утром, а не успело сесть солнце, как его заколотили в гроб и поместили в большой семейный склеп. Холодное жилище, и меблировано куда хуже, чем его мраморная вилла вон там, на холме. Услышав эту новость, я заявил Святой Деве, что она злодейка. О да! Я упрекнул ее во весь голос: она же женщина, да к тому же капризная, и хороший выговор урезонил бы ее. Сами посудите! Я друг Господу и холере, но оба они сделали глупость, прибрав графа Романи.
Я вздрогнул, но быстро взял себя в руки и принял равнодушный вид.
И в самом деле! беспечно отозвался я. Однако скажите, кто он был такой, чтобы не заслужить такой же смерти, что и остальные?
Старик немного выпрямился и впился в меня пристальным взглядом своих черных глаз.
Кто он был такой?! Кто он был такой?! визгливо вскричал он. Ах, он! Сразу видно, что вы ничего не знаете о Неаполе. Вы не слышали о богаче Романи? Так знайте, я хотел бы, чтобы он жил. Он был умен и смел, но я не от этого ему завидую, нет. Он был добр к беднякам, сотни франков жертвовал на благотворительность. Я частенько его видел и видел его свадьбу. И тут его иссохшее лицо исказилось невероятной злобой. Фу! Ненавижу его жену нежную и изящную, словно белая змея! Я смотрел на них обоих, стоя на углу, когда они проезжали в своей роскошной карете, и гадал, чем все это кончится, кто из них одержит победу. Мне хотелось, чтобы победил он, я бы помог ему ее убить, да! Но святые на сей раз ошиблись, ибо он умер, а эта ведьма получила все. О да! На этот раз Бог и холера совершили глупость.
Я слушал старого негодника с нарастающим отвращением и в то же время с некоторым любопытством. «С чего бы ему ненавидеть мою жену? подумал я. Разве только он и впрямь ненавидит молодость и красоту», что, скорее всего, так и было. А если он видел меня так часто, как утверждает, то наверняка должен знать меня в лицо. Отчего же он теперь не узнал меня? Развивая эту мысль, я спросил:
А каков он был из себя, этот граф Романи? Вы говорите, что он был симпатичным. А был ли он высоким или низким, брюнетом или блондином?
Откинув со лба непокорную седую прядь, старьевщик протянул вперед пожелтевшую, похожую на клешню руку, словно указывая на какое-то далекое видение.
Красавец! воскликнул он. Смотреть на него одно загляденье! Стройный, прямо как вы! И такой же высокий! И широкоплечий! Но глаза у вас запавшие и тусклые, а у него были огромные и сверкающие. У вас лицо бледное и осунувшееся, а у него оно было смуглое, круглое и пышущее здоровьем. Волосы у него были черные и блестящие, черные как смоль, а у вас, друг мой, белее снега.
При его последних словах я в ужасе отшатнулся, словно от удара током! Неужели я так изменился? Возможно ли, чтобы ужасы одной проведенной в склепе ночи оставили на мне столь жуткий отпечаток? У меня белые волосы? У меня? Я ушам своим не верил. Если это так, возможно, Нина меня не узнает или даже придет в ужас от моего вида. Сам Гвидо может засомневаться, я ли перед ним. Хотя в этом случае мне нетрудно будет доказать, что я действительно Фабио Романи, даже если придется показать склеп и свой взломанный гроб. Пока я прокручивал все эти мысли у себя в голове, старик продолжал бормотать:
Ах, да, да! Он был прекрасным человеком, к тому же сильным. Я всегда восхищался его силой. Он мог сжать нежную шейку своей женушки большим и указательным пальцами и свернуть ее вот так! Тогда бы она перестала ему врать. Мне хотелось, чтобы он это сделал, и я этого ждал. И, разумеется, он бы так и поступил, если бы остался жить. Вот почему мне жаль, что он умер.
Чудовищным усилием воли я взял себя в руки и постарался говорить со старым негодяем спокойно.
А почему вы так ненавидите графиню Романи? сурово спросил я. Она сделала вам что-то плохое?
Он выпрямился, насколько смог, и посмотрел мне прямо в глаза.
Слушайте, вы! ответил он, растянув губы в злобной ухмылке. Я вам расскажу, почему я ее ненавижу, да, расскажу, потому что вы мужчина, и мужчина сильный. Сильные мужчины мне по нраву их иногда дурят женщины, это верно, но потом они могут отомстить. Когда-то я тоже был сильным. А вы хоть и старый, но любите хорошую шутку, так что все поймете. Графиня Романи не сделала мне ничего плохого. Лишь однажды надо мной посмеялась. Это произошло, когда ее лошади сбили меня на улице. Я больно ударился, но увидел, как раздвинулись ее красные губы, обнажив сверкнувшие белоснежные зубки. У нее детская улыбка любой вам скажет и такая невинная! Меня подняли, ее карета покатила дальше. Мужа с ней не было он бы повел себя по-другому. Но это не имеет значения, говорю вам: она рассмеялась, и тут я сразу заметил сходство.
Сходство?! нетерпеливо воскликнул я, потому что его рассказ меня раздражал. Какое сходство?
Между ней и моей женой, ответил торговец, вперив в меня свой жестокий взгляд, в котором закипала злоба. О да! Я знаю, что такое любовь. А еще я знаю, что Бог имел очень малое отношение к сотворению женщины. Прошло много времени, прежде чем даже Он смог отыскать Святую Деву. Да-да, я знаю! Говорю вам, что женился на создании прекрасном, как утро весной, с маленькой головкой, которая, казалось, склонялась, словно цветок, под тяжестью волос цвета солнечных лучей. А глаза! Как у младенца, когда тот глядит на тебя и просит его поцеловать. Однажды, вернувшись после отсутствия, я нашел ее безмятежно спящей Да! На груди чернобрового уличного певца из Венеции, симпатичного такого парня и храброго, как молодой лев. Он увидел меня и вскочил, чтобы вцепиться мне в глотку. Я повалил его на пол и уперся коленом ему в грудь. Она проснулась и смотрела на нас, слишком испуганная, чтобы заговорить или закричать. Она лишь дрожала и тихонько стонала, как избалованный ребенок. Я посмотрел на ее любовника, распростертого у моих ног, и улыбнулся. «Тебя я не трону, сказал я. Если бы она не согласилась, не видать бы тебе победы. Тебя прошу лишь об одном остаться здесь еще ненадолго». Он смотрел на меня, не говоря ни слова. Я связал ему руки и ноги так, чтобы он не смог пошевелиться. Потом взял нож и подошел к ней. Ее голубые глаза широко раскрылись и заблестели, она смотрела на меня умоляющим взглядом, заламывала свои маленькие ручки, дрожала и стонала. Я глубоко вонзил острое блестящее лезвие в ее нежное белое тело, ее любовник отчаянно вскрикнул, и кровь из ее сердца хлынула алым потоком, окрасив яркими пятнами ее белое одеяние. Она взмахнула руками и замертво рухнула на подушки. Я вытащил нож и разрезал связывавшую венецианца веревку. Потом протянул ему клинок.
«Возьми его на память о ней, сказал я. Через месяц она бы предала тебя так же, как предала меня».
Он бушевал как сумасшедший. Выбежал на улицу и позвал жандармов. Конечно же, меня судили за убийство. Но это не было убийством это было правосудием. Судья отыскал смягчающие вину обстоятельства. Естественно! У него ведь тоже была жена. Он вник в мое дело. Теперь вы знаете, почему я ненавижу утонченную, увешанную драгоценностями женщину с виллы Романи. Она такая же, как та, которую я убил, у нее та же обволакивающая улыбка и детские глаза. Еще раз говорю вам: мне очень жаль, что ее муж умер, мне очень тяжело об этом думать. Поскольку он со временем тоже убил бы ее. Да! В этом я совершенно уверен!
Глава 6
Я с болью в сердце выслушал его рассказ, и словно ледяная волна пробежала у меня по жилам. А мне-то казалось, что все, кто видел Нину, должны обязательно любить ее и восхищаться ею. Правда, когда этого старика случайно сбили ее лошади (о чем она мне и словом не обмолвилась), она поступила невнимательно и несерьезно, не остановившись и не справившись о его самочувствии, но она была молода и беспечна, а потому не могла намеренно проявить бессердечность. Я с ужасом подумал о том, что она могла нажить себе врага в лице этого старого полунищего пройдохи, но ничего не сказал. Мне не хотелось себя выдавать. Он ждал от меня ответа, и мое молчание вызывало у него нетерпение.
Вот скажите мне теперь, друг мой! требовательно произнес он с каким-то детским пылом. Разве я плохо отомстил? Сам Господь Бог не придумал бы лучшего!
Думаю, ваша жена заслужила такую участь, сухо ответил я. Однако не могу сказать, что я восхищаюсь вами как убийцей.
Он стремительно двинулся на меня, подняв руки и принявшись отчаянно жестикулировать. Его голос взлетел до какого-то придушенного визга.