Дождь, дворники, дождь, дворники, дождь.
Я знаю, что ты хочешь для неё как лучше, и я тоже, сказал он.
Слова, вода, слова, вода, слова.
Я не делаю вид, как будто это легко для тебя, сказал он.
Убийца Отца. Погромщик Паба. Мамин трахальщик.
Почти приехали, сказал он.
Высади просто здесь, сказал я.
Я могу довезти тебя до ворот, сказал он.
Ничего, так нормально, ответил я.
Ты же промокнешь, парень, сказал он.
Ничего, так нормально, ответил я.
Я подброшу тебя до ворот, сказал он.
Я здесь могу выйти, сказал я.
Это ж совсем рядом, за клумбой, сказал он.
Я хочу выйти, сказал я.
Господи Иисусе, сказал он.
Он остановил машину на дороге, машина сзади недовольно загудела. Я отстегнул ремень безопасности, вышел из машины и сказал: «Пока», он ответил: «Пока», как эхо, тронулся и поехал, наблюдая за мной. Я завернул за угол, и вот уже школа. Я замедлил шаги, потому что сегодня у нас должно было быть Регби. Я позволил дождю сыграть свою мелодию на моей куртке, в то время как другие пробегали мимо меня через дорогу к школьным воротам, прутья которых оскалились, как зубы, и готовы были съесть ещё один день у них и у меня.
Сто Миль
К большой перемене дождь уже перестал, поэтому мы сели на мокрой траве у забора на краю поля в ста милях от школы. Шум мальчишек, игравших в футбол, доносился издалека, как птичий гомон, и Лия дёргала траву из земли, как будто волосы, поэтому земля становилась всё более коричневой и менее зелёной. Я рассказал ей о том, что у Мамы и Дяди Алана был секс. Она сказала:
Жесть.
Я думал о том, что должен убить Дядю Алана, но сказал:
Ты убежишь со мной?
Убежать? Ты псих?
Сможешь?
Куда?
Куда-нибудь, просто куда-то, где хорошо.
Куда?
Я пытался думать о местах, где было хорошо. Я думал о Сандерленде, который не очень-то и хорош, и о местах, где я бывал на каникулах, типа Родоса и Орландо, и Майорки, которые хороши, но они за границей и слишком далеко, и поэтому я сказал:
Ноттингем.
Лия на секунду перестала вырывать траву, посмотрела на меня и спросила:
Ноттингем?
Я ответил:
Или Дерби, или Линкольн.
Ноттингем, или Дерби, или Линкольн?
Да.
Она сказала:
Это слишком близко. Как насчет Скегнесса?
Только она произнесла это как «Скег насест», как будто Скег это птица, а мы могли бы жить на её насесте. А потом она рассказала мне о Сестре своего Отца, которая убежала в Новую Зеландию, и что она тоже хочет когда-нибудь жить в Новой Зеландии.
Я спросил:
Ну что, ты хочешь это сделать?
Она долго-долго ничего не говорила, и смотрела с грустью в глазах, она так же смотрит, когда говорит о своём Отце, но после долгого молчания она сказала:
Нет.
Окей, сказал я.
И тогда прозвенел звонок, тихо, но недостаточно тихо, и мы пошли по полю обратно в школу.
Регби
Папа ходил в мою школу, когда был маленьким, потому что он прошёл экзамен, а Дядя Алан экзамен завалил, поэтому он пошёл в школу для тормозов, а папа пошёл в умную, в гимназию, и в умных школах тогда играли в регби, а в тормознутых в футбол.
Теперь наша школа не умная и не глупая, она и то, и другое, но всё ещё хочет быть гимназией и прикидывается крутой, поэтому мы играем в Регби, а Регби самый тупой спорт в мире. Он глупее Крикета и Английской лапты.
Я стоял на линии у больших Н-образных ворот. Я играл с мальчишками в Регби на физкультуре и чувствовал себя гладиатором в Колизее, который должен умереть.
Мистер Розен сегодня был нашим учителем. Он сказал Джейми Вестерну и Джордану Харперу набрать команды. Джордан Харпер посмотрел на наш ряд своими рыбьими глазами и вызвал Доминика, и Доминик пошёл в его команду. Затем Джейми Вестерн посмотрел на наш ряд прищуренными глазами и выкликнул Скотта, Скотт массивный, да ещё и лучший друг Джейми, так что я знал, что тот его выберет первым. Джордан выбрал Люка, и это было норм. Я знал, что Джордан не выберет меня, потому что он меня ненавидел. Джейми Вестерн учился со мной в Начальной Школе, и я однажды ходил к нему домой на Бикон-Хилл, а его мама угощала нас рыбными палочками и Sunny Delight, и раньше я ему нравился, но теперь он меня игнорирует. Он назвал Пола, и Пол перешёл в его команду.
Я посмотрел в обе стороны на тех, кто остался в ряду, и увидел Найджела Кёртейна, в шортах, похожих на юбку, и в обтягивающей майке для регби, заправленной в шорты, с его кудряшками, как каракулями, и я подумал про себя: «Пусть Найджел будет последним, а не я». Я думал, что, может быть, раз я встречаюсь с Лией, то не останусь сегодня последним, но регби отличалось от остальных школьных дел, у него были другие правила.
Джордан и Джейми продолжали называть имена.
Джейк.
Роббо.
Сирадж.
Кёрк.
Выбери меня, выбери меня, выбери меня.
Джей.
Майкл.
Шон.
Пусть Найджел будет последним, пусть Найджел будет последним.
Тайрон.
Сэм.
Жюль.
Я, я, я, я, я.
Лиам.
Дэниел.
Не Найджел, не Найджел, не Найджел.
Бенджи.
Остались только я, Найджел и Тюфяк. Тюфяка звали Эндрю Кингсмен, но все его называли Тюфяком, потому что он был как мешок, набитый грустными вещами. Джордан повернулся, чтобы сделать свой выбор, и засмеялся, он сказал Мистеру Розену:
Всё в порядке, сэр, Вестерн может этих забирать.
Потом все начали смеяться надо мной, Тюфяком и Найджелом Кёртейном, и по небу пролетал самолёт, и мне хотелось бы быть в том самолёте, куда бы он ни летел.
По шее Мистера Розена было видно, что он рассердился на Джордана. Мистер Розен сказал:
Если вы хотите, чтобы я вас оставил после уроков до пяти часов, продолжайте вести себя как клоун, молодой человек.
Всё в порядке, сэр, Вестерн может этих забирать.
Потом все начали смеяться надо мной, Тюфяком и Найджелом Кёртейном, и по небу пролетал самолёт, и мне хотелось бы быть в том самолёте, куда бы он ни летел.
По шее Мистера Розена было видно, что он рассердился на Джордана. Мистер Розен сказал:
Если вы хотите, чтобы я вас оставил после уроков до пяти часов, продолжайте вести себя как клоун, молодой человек.
Тогда Джордан сказал:
Тюфя, то есть Эндрю.
Тюфяк отправился к нему, так что только я и Найджел остались стоять, как солдаты в Первую мировую войну, когда их расстреливали за то, что они не хотели сражаться. Я втянул в себя воздух и попытался выглядеть больше, но я выглядел маленьким, как точка рядом с H.
Джейми посмотрел на Найджела и на меня, потом снова на Найджела, и опять на меня, будто он смотрел на варёную картошку и варёную морковь на тарелке после того, как съел рыбные палочки, и я был варёной морковью.
Джейми сказал:
Филип.
Я был счастлив на пять секунд не быть Найджелом Кёртейном и быть бойфрендом Лии. Я подошёл к команде Джейми, а Найджел пошёл к команде Джордана, юбка хлопала его по ногам, и потом мы играли в Регби. Я не знал правил, я просто знал, что, если поймать мяч, все набросятся на тебя, поэтому лучше мяч не ловить.
Я остался на краю поля, но Мистер Розен крикнул мне:
Филип, включайся в игру, парень. Включайся в игру.
Поэтому я пробежал немного вперёд, и Джейми поймал мяч, и все устремились к нему, тогда он развернулся, но не увидел никого из своей команды, кроме меня, поэтому он бросил мяч мне. Мяч ударил меня по лицу, но я поймал его и превратился в магнит, все на поле побежали ко мне.
Я видел его на поле. Он был позади всех бегущих мальчишек, и я не шевелился, я был как статуя, державшая мяч и смотревшая на Призрак Отца.
Кто-то схватил меня за ноги, меня сбили около десяти парней, и все они оказались на мне сверху, стало темно, и я почувствовал, как сдавливают мои кости.
Регби странная игра, потому что в ней людям на поле можно делать другим больно и нападать, если бы они устроили такое тридцатью минутами ранее, на перемене, их бы отчитали, но в Регби это именно то, что требуется.
Это примерно, как на Войне, когда солдатам приказывают убивать других людей и так они становятся Героями, но если бы они убили тех же людей в невоенное время, то они стали бы Убийцами. Но, по сути, они убивают тех же самых людей с теми же самыми мечтами, жующих ту же самую еду и напевающих те же самые песни, когда они в хорошем настроении; но если всё это называется Войной, то всё в порядке, потому что таковы правила Войны.
В общем, дело не в том, что плохо и что хорошо, а в том, как это называют. Типа как в римские времена, когда Императоры разрешали людям смотреть на Игры в Колизее, где Рабы убивали друг друга, а люди им аплодировали.
Тела слезли с меня, и я встал, и у меня уже не было мяча, но Призрак Отца всё ещё был тут, и он сказал: «Ты должен сыграть, Филип».
Я сказал, что не могу.
Он сказал: «Борись за мяч, сын».
Мой Отец играл на этом же поле, когда ему было одиннадцать, и играл хорошо, он был в команде, и я хотел, чтобы он был мной доволен, потому что я знал, что он Сердился, что я ещё не убил Дядю Алана.
Он сказал: «Вперёд».
Я побежал к мячу, как и все остальные мальчики. Мяч был у Сираджа, и все бежали к Сираджу, и хватали его за ноги, а Сирадж рычал «Ррааааа» и пытался продолжать идти вперёд.
Призрак Отца сказал: «Филип, хватай мяч».
Я посмотрел на Призрак Отца, и он сказал: «Забери его».
Я схватил мяч, а Сирадж ещё крепче сжал руки, но я продолжал тянуть. Сираджу не было дела, что Лия была моей девушкой, и он сказал:
Филип, отвали, придурок.
Призрак Отца сказал: «Тяни сильнее, Филип, тяни сильнее».
Я тянул сильнее, когда другие мальчишки пытались свалить Сираджа, и мяч медленно выскользнул из его рук, как яйцо из курицы. Он выскочил, он был мой, но я не знал, что с ним делать.
Призрак Отца кричал и размахивал руками, как футбольный тренер. Он помогал мне, чтобы я помог ему Покоиться с Миром и избежать Мук. Он говорил: «Налево, налево».
Я побежал налево.
Тогда он сказал: «Направо, направо».
Я повернул направо, в последний момент увернувшись от Доминика Уикли, и он упал на живот, а я продолжал бежать, и Призрак Отца сказал: «Берегись, за спиной».
Я обернулся и увидел, как Джордан быстро бежит в своих кроссовках Reebok, я видел его большие рыбьи глаза и высунутый набок кончик языка.
Я обернулся и увидел, как Джордан быстро бежит в своих кроссовках Reebok, я видел его большие рыбьи глаза и высунутый набок кончик языка.
Папа сказал: «Беги, Филип, беги».
Поэтому я переключил скорость и побежал очень быстро.
Папа сказал: «Налево, налево».
Поэтому я двинулся налево и увидел, что руки Джордана проскочили мимо моих лодыжек.