Саймон усилием воли заставил себя замереть на мгновение, жадно хватая ртом воздух, чтобы дать Эмили время освоиться с этим вторжением. Она тоже замерла чувствовалось, что она боится пошевелиться.
Эмили, радость моя, посмотри на меня, взмолился Саймон. Ему едва удавалось себя сдерживать. Я сделал тебе больно?
Ее ресницы затрепетали и взметнулись вверх. Ни следа чувственности не осталось в ее изумрудных глазах. В них появилось решительное выражение.
Уже все?
Саймон тихонько ругнулся. Она была такая маленькая, хрупкая, мягкая. Он чувствовал себя большим, тяжелым и неуклюжим и не мог унять крупной дрожи, пытаясь овладеть собой.
Нет, пробормотал он. Не совсем.
Очень она облизнула губы, очень жаль.
Проклятье, Эмили! Прости. Мне надо было делать это помедленнее.
Наверное, чуть слышно согласилась она. Но ты не должен винить себя. Она осторожно погладила мужа по спине. Этот вид связи явно требует практики.
Саймон подавил не то смешок, не то стон он и сам не понял, что именно. Все его чувства напряглись, как разгоряченные жеребцы, рвущие из рук поводья.
Да, именно практики, сказал Саймон. Мы с тобой будем много практиковаться.
Осторожно, напрягая каждую каплю оставшейся воли, он начал двигаться внутри ее. Он почти вышел из нее и затем вновь медленно погрузился во влажную глубину.
И тут Саймон почувствовал, что Эмили неуверенно шевельнулась под ним, пытаясь приноровиться к незнакомому ощущению присутствия мужчины внутри себя. Это слабое, чуть заметное движение оказалось последней каплей. Он потерял самообладание.
Нет, Эмили, любимая. Не шевелись
С хриплым приглушенным стоном он начал двигаться в ней, вдавливая в ковер и крепко сжимая в объятиях. Жар от пляшущего в камине огня слился с теплом тела Эмили. Саймон унесся во всепоглощающем наслаждении, потерявшись в женском теле так, как с ним еще никогда не бывало.
Одно бесконечное мгновение он словно парил в воздухе, а потом, излившись, с тихим стоном рухнул на Эмили. Он долго лежал так влажный, расслабив каждый мускул Он смутно сознавал, что еще никогда в жизни не испытывал столь полного расслабления и удовлетворения. Он медленно восстановил дыхание и открыл глаза.
Эмили испытывающе глядела на него, ее взор был полон любопытства и вопрошающего удивления.
Ну как? потребовала она ответа.
Саймон уставился на нее, чувствуя себя совершенно опустошенным:
Что как?
Как по-твоему, он удался?
Саймон понял, что утратил нить беседы. Он попытался сосредоточиться:
О чем ты?
Наш эксперимент по укреплению метафизической связи. Ты чувствуешь себя хоть чуточку ближе ко мне в трансцендентальном плане?
О боже Саймон моргнул и перевернулся на спину, прижав жену к своей обнаженной груди. Несколько мгновений он смотрел в потолок, пытаясь обрести ясность мыслей.
Саймон? Она застенчиво тронула волосы на его груди.
Да! Будь я проклят, да! прорычал он, ибо меньше всего в данный момент его интересовало метафизическое общение.
Саймон? Она застенчиво тронула волосы на его груди.
Да! Будь я проклят, да! прорычал он, ибо меньше всего в данный момент его интересовало метафизическое общение.
Я рада, просто сказала она, положив голову ему на плечо.
Саймон посмотрел на рыжие локоны, сиявшие в свете камина. Как полированная медь, подумал он. И тут реальность обрушилась на него со всей силой.
Это же наша первая брачная ночь, Эмили.
Да. Наша первая брачная ночь На полу в библиотеке! Я, наверное, схожу с ума. Саймон рывком сел, пригладив пятерней волосы. Мы должны быть наверху, в твоей постели. Или в моей.
Не волнуйся, Саймон. Для меня не так уж важно, где мы провели нашу брачную ночь. Эмили сонно улыбнулась. Я опущу в дневнике подробности если хочешь.
Непременно опусти их в своем чертовом дневнике!
Граф вскочил и торопливо накинул халат. Потом нагнулся, поднял на ноги Эмили и надел на нее ночную рубашку. Он увидел на тонкой ткани следы их любви и доказательство ее девственности и понял: все это время она лежала на своей рубашке. Он быстро закутал Эмили в халат. Смутное чувство вины зашевелилось в нем.
Эмили, с тобой все в порядке?
Она сморщила носик.
У меня там немножко липнет. И чуть-чуть саднит. А так все прекрасно. А ты? Как ты себя чувствуешь, Саймон?
Хорошо, хрипло ответил он и, подхватив ее на руки, понес к двери.
Но ощущал он себя как-то странно, и это ему не нравилось. С этой женщиной он совершенно потерял самообладание. Такого с ним никогда не случалось. Ему следовало держать ситуацию под контролем с начала и до конца. Он должен был сделать все с гораздо большей тонкостью. А его захватило вихрем собственной страсти, полностью поглотившей всю волю.
Саймон мрачно признался себе, что этой ночью командовала парадом Эмили, знает она об этом или нет. Интересно, размышлял Саймон, она хоть немного понимает, какую власть обрела над ним этой ночью? Женщины всегда сразу осознают силу своей власти над мужчиной, а женщина Фарингдон, конечно же, воспользуется ею быстрее всех прочих.
Но она уже больше не Фарингдон, напомнил себе Саймон. Теперь Эмили принадлежит ему.
Саймон! Она неуверенно посмотрела на него, когда он нес ее к лестнице. Ты сердишься?
Нет, Эмили. Он шагнул на покрытую красным ковром ступеньку. Не сержусь.
У тебя такое странное выражение лица. Она улыбнулась ему. Я думаю, это последствия наших попыток общения и в физическом, и в метафизическом смысле одновременно. Очень утомительно, правда?
Чертовски утомительно, вздохнул Саймон.
Глава 8
На следующее утро Эмили в радостном ожидании поспешила спуститься к завтраку, предвкушая, какое впечатление на мужа произведет ее миленькое утреннее платьице нежно-розового цвета. Но Саймон вовсе не ждал супругу, чтобы сделать ей комплимент по поводу гофрированной оборочки вокруг шеи или вышитых узоров на юбке, на которые местная белошвейка положила столько трудов. Эмили сообщили, что еще ранним утром он уехал на прогулку верхом.
Эмили уселась за стол и уныло наблюдала, как слуга наливает ей кофе. Ночью, когда Саймон отнес ее в кровать и вернулся к себе в спальню, она была глубоко разочарована. Но, говорила она себе, значит, так принято в светском обществе. Всем известно, что супруги редко спят вместе всю ночь. А брак по расчету тем более предполагает уединение.
Но хотя именно она уговорила Саймона вступить в брак по расчету, по крайней мере с его стороны, Эмили верила: их отношения станут совсем другими. Особенно после этой ночи.
От нахлынувших воспоминаний Эмили пронзила легкая сладостная дрожь. Она покраснела при одной мысли о том, как лежала обнаженная в объятиях мужа перед мерцающим огнем камина. Ее нервы защекотало воспоминание о странном завораживающем блеске в золотистых глазах мужа, когда он вдавил ее в ковер. Сознание того, что он действительно вошел в нее и стал ее частью, было одновременно ошеломляющим и необыкновенно волнующим.
Это ощущение она никогда не представляла себе ничего подобного. Мир ее чувств пошатнулся под яростным натиском новых впечатлений.
Хотя она не испытала того потрясающего облегчения, которое дал ей Саймон, когда впервые интимно ласкал ее, то, что произошло этой ночью, значило куда больше. На какое-то время они слились воедино.
Саймон совершенно прав, думала Эмили, отхлебывая кофе. Такой физический союз непременно должен укрепить их связь на трансцендентальном уровне. Не может быть, чтобы столь ошеломляющее, столь мощное и всепоглощающее чувство не оставило следа в метафизическом мире. Должна существовать связь между этими двумя мирами!
Хорошо, что Саймон это понял и благоразумно настоял на выполнении своих супружеских обязанностей во имя высших метафизических ощущений. Он действительно стремился сделать их брак настоящим. И Эмили знала: рано или поздно он полюбит ее так же сильно, как любит его она. Это было неизбежно, особенно теперь, когда их связь окрепла и в физическом, и в метафизическом смысле.
Но все же, как ни привыкла она завтракать в одиночестве, сегодня тишина в комнате казалась ей особенно унылой. Засиживаться не хотелось.
Она мечтала о том, как было бы хорошо, пригласи ее Саймон с собой на прогулку, когда в комнату вошел Дакетт. На его угрюмом лице застыло суровое неодобрительное выражение.
Прошу извинить, мадам, строго сказал он, но ваш отец прислал к черному ходу мальчишку с поручением. Похоже, он ждет, что вы выйдете в южный сад.
Эмили с удивлением взглянула на слугу:
Мой отец? Но он же сразу после свадьбы уехал в Лондон с Девлином и Чарлзом.
Дакетт еще больше помрачнел, если только это было вообще возможно:
Похоже, что нет, мадам. Боюсь, он сейчас в южном саду.
Как странно. Почему же он не зайдет в дом?
Дакетт кашлянул и сказал с легким оттенком удовлетворения:
Прошу прощения, но его светлость запретил вашему отцу входить в дом без личного на то разрешения его светлости, мадам. Насколько я понял, именно так они договорились после свадебной церемонии.
Эмили удивленно округлила глаза. Она знала, что ее отец и муж недолюбливают друг друга, но договор был заключен в тот день, когда она подслушивала их, застав за обсуждением ее будущего. Саймон дал понять, что если отец выполнит его требования, то Бродерик Фарингдон сохранит право встречаться с Эмили. Она не сомневалась: мужчины договорились именно так.
Здесь какое-то недоразумение, заверила Эмили дворецкого.
Дакетт предпочел не обсуждать очевидного:
Не могу знать, мадам. Доложить мистеру Фарингдону, что вас нет дома?
Боже мой, Дакетт, конечно, нет! вскочила Эмили. По правде говоря, я рада услышать, что отец еще здесь. Вчера я не имела возможности как следует с ним проститься. Я была так занята, что даже не знала, что моя семья уезжает в Лондон, пока муж не упомянул об этом. А тогда было уже поздно.
Да, мадам. Дакетт поклонился. Я пошлю Лиззи наверх за шалью. На улице сегодня прохладно.
Не нужно, Дакетт. Эмили взглянула на яркое апрельское солнце, светившее в окно комнаты. Мне ничего не понадобится. День прекрасный.
Как угодно, мадам. Дакетт кашлянул. Я понимаю, что не мое дело далее обсуждать этот вопрос, мадам
Да, Дакетт?
Я просто подумал, взвесила ли мадам э-э разумность свидания с мистером Фарингдоном в южном саду.
Эмили рассмеялась:
Боже мой, Дакетт, я же собираюсь встретиться с отцом, а не с поклонником или убийцей.