Таким образом, можно с уверенностью говорить, что в 1-ю половину правления Василия III появляются «казенные» пищальники, которых можно рассматривать как категорию служилых людей (кстати, напрашивается и предположение, что Георг Перкамота, говоря о том, что русские дети боярские освоили равно как ручное огнестрельное оружие, так и арбалеты, быть может, не совсем уж был и не прав, ибо, выходит, что «казенные» пищальники как государевы служилые люди кое в чем были уравнены с детьми боярскими и для человека, не слишком глубоко погруженного в русские реалии, спутать их было не слишком и сложно). Наряду с казенными пищальниками, которые, судя по всему, были компактно поселены в разных городах Русского государства и несли там гарнизонную службу (о чем косвенно свидетельствует, например, пассаж из сотной на муромский посад, датированной 1574 г., в которой упоминается «слободка пищалная»[143]). Василий III располагал еще и отрядом телохранителей, также вооруженным ручницами и состоявшим (преимущественно?) из иностранных наемников выходцев из Великого княжества Литовского, Германии и ряда других европейских стран и государств. Однако И. Пахомов не случайно писал о двойственной природе русских пищальников начала XVI в., ибо «казенные» пищальники были отнюдь не одиноки и наряду с ними были пищальники и «неказенные».
И снова обратимся к документу. В уже упоминавшихся нами прежде актах ярославского Спасского монастыря сохранилась жалованная грамота, датированная августом 1511 г. В ней великий князь жаловал монашескую братию пустым местом в городе Ярославле со следующей припискою к пожалованию: «И кто у них (монастырских старцев. В.П.) на том месте на пустом учнут жити и тем их людем з городскими людьми к сотским и к десятским с тяглыми людьми не тянут ни в какие протори ни в разметы опричь посошные службы и пищалного наряду и городового дела (выделено нами. В.П.)»[144]. Из текста грамоты следует, что на городское население, на посадских людей (и, надо полагать, на «тянущую» к городу сельскую округу) налагался ряд повинностей, чрезвычайно важных с точки зрения государства и потому не могущих быть отмененными, это посошная служба (суть которой заключалась в том, что сборные с «земли» посошные люди выполняли при войске всякого рода вспомогательные работы), это городовое дело строительство, ремонт и поддержание в боеготовом состоянии городских укреплений (аналогичная повинность, кстати, существовала и в Великом княжестве Литовском), и, наконец, повинность, имеющая прямое отношение к нашему вопросу, «пищальный наряд».
Касательно этой новой повинности, введенной в начале правления Василия III, И. Пахомов писал, что она была введена как результат того, что «эксперименты с переманиванием на службу жолнеров не могли принести желаемых результатов», и тогда власти ввели новую повинность[145]. Все же мы не согласимся с такой трактовкой причин появления «пищального наряда» (как разновидности, на первых порах, «посошной» повинности только так, под видом хорошо известной и знакомой, привычной повинности, власти могли учредить нечто новое). Эксперименты с приглашением наемников (не говоря уже о специалистах), конных и пеших, продолжались и после 1511 г., в ходе 1-й Смоленской войны 15121522 г. Видимо, дело было несколько в другом «наряжание» пищальников с «земли» позволяло властям быстро нарастить численность пехоты, вооруженной огнестрельным оружием, при этом она стоила несравненно дешевле, нежели иноземные наемники, жолнеры и ландскнехты.
Что представлял из себя «пищальный наряд», из текста жалованной грамоты Спасскому монастырю совершенно неясно. Однако в нашем распоряжении есть любопытный новгородский документ, в деталях описывающий функционирование «пищального наряда». Осеню 1545 г. в Новгород пришла государева грамота, согласно которой велено было в преддверии похода на Казань «с ноугородцких же посадов, и с пригородов с посадов, и с рядов, и с погостов, нарядити 2000 человек пищальников, половина их 1000 человек на конех, а другая половина 1000 человек пеших (сразу обращает на себя внимание деталь половина от затребованных пищальников должна была быть конной. В.П.)».
В грамоте также подробно расписывались и требования к выставляемым новгородцами пищальникам. Прежде всего пешие пищальники должны были позаботиться о том, чтобы у них были суда (очевидно, для того, чтобы они могли принять участие в походе в составе судовой рати, поскольку русские полки ходили на Казань одновременно и по реке, «плавной» ратью, и берегом, ратью конной. В.П.). Точно так же должны были иметь свои суда и конные пищальники, «в чем им корм и запас свой в Новгород в Нижний провадити».
В грамоте также подробно расписывались и требования к выставляемым новгородцами пищальникам. Прежде всего пешие пищальники должны были позаботиться о том, чтобы у них были суда (очевидно, для того, чтобы они могли принять участие в походе в составе судовой рати, поскольку русские полки ходили на Казань одновременно и по реке, «плавной» ратью, и берегом, ратью конной. В.П.). Точно так же должны были иметь свои суда и конные пищальники, «в чем им корм и запас свой в Новгород в Нижний провадити».
Само собой, от пищальников требовалось, чтобы было у них, «у конных и у пеших, у всякого человека, по пищали по ручной», а также «на пищаль по 12 гривенок безменных зелья, да по 12 гривенок безменных же свинцу на ядра (гривенка синоним фунта, несколько больше 0,4 кг. В.П. При весе обычной пищальной пули около 1214 г из 12 гривенок свинца можно было отлить более 300 пуль)». Кроме того, на пищальниках должны были быть «на всех на них однорядки, или сермяги, крашены»[146].
Во исполнение государева указа в феврале 1546 г. в Новгород были посланы писцы, которые по итогам повальной описи доложили, что «нынеча с Новагорода с Великого, с черных дворов и с гостиных с 4202 дворов, и с теми дворы, на которых живут пушкари и пищалники, опричь пожарных дворов и корчемных дворов, и что в площадь отошло, взятии пищалников 1271 человек, половина конных, а другая пеших»[147]. Еще 260 пищальников, также пополам пеших и конных, должна была выставить Старая Русса со своих 1473 с полудвором тяглых дворов. 131 тяглый двор Новой Руссы, что в Шелонской пятине, выставлял 12 конных и 12 пеших пищальников, 68 тяглых порховских дворов6 конных и 6 пеших пищальников, 177 живущих тяглых дворов Яма32, также пополам тех и других, и т. д.[148]
Стоит заметить, что присланные из Москвы писцы тщательно подошли к порученному им делу, отмечая разночтения между старыми записями в писцовых книгах и реальностью. Так, Микита Владыкин и подьячий Богдан Рукавок, посланные в Шелонскую пятину, сравнив старые записи по погостам Свинорецкому и Опоцкому, сократили норму выставляемых с них пищальников вдвое, с 6 до 3 (двух пеших и одного конного), поскольку вместо 30 живущих тяглых дворов в них оказалось налицо только 14[149].
Тем не менее определенных злоупотреблений избежать при исполнении требований «наряда» все-таки не удалось. В одной из новгородских летописей сохранилось известие о сыске по поводу невыставления 40 положенных по «наряду» пищальников на казанскую службу. «В том же году 54 (7054, т. е. 1545/1546 г. В.П.), перепустя зиму, в лете (т. е. летом 1546 г. В.П.) возили к Москве опалных людей полу третьяцати человек (т. е. 35. В.П.) новгородцов, што была опала от великого князя в том, што в спорех с сурожаны не доставили в пищалникы сорока человек; и животы оу них отписали и к Москве свезли, а дворы их оценив на старостах доправили»[150].
История эта имела продолжение. Новгородские пищальники попробовали было заступиться за своих товарищей и подать челобитную государю, «выехавшю на прохлад поездити потешитися» под Коломной (здесь, судя по всему, собралось русское войско в ожидании прихода крымского «царя» Сахиб-Гирея I, и в составе этой рати были и набранные с Новгорода пищальники). Воспользовавшись моментом, «начата государю бити челом пищалники ноугородцкия, а их было человек с пятдесят». Иван, настроенный «потешитися», отказался их принять и приказал их «отослати», недовольные же этим новгородцы «начата посланником государским сопротивитися, бити колпаки и грязью шибати». Разгневанный таким непочтением к его посланцам, юный великий князь (еще не царь) «велел дворяном своим, которые за ним ехали, их (т. е. пищальников. В.П.) отослати», и это решение привело к кровопролитию. Пищальники оказали дворянам сопротивление, те напустились на новгородцев и оттеснили их к посаду, откуда высыпали товарищи челобитчиков и «стали на бой и почали битися ослопы (любопытная деталь не с топорами и саблями они вышли, а с ослопами. В.П.) и ис пищалей стреляти». Государевы дворяне не замедлили ответить «из луков и саблями», «и бысть бой велик и мертвых по пяти, писал летописец, излагая официальную точку зрения на этот инцидент, по шти на обе стороны», так что Иван и его свита были вынуждены возвращаться к своему стану иным путем[151]. Разгневанный Иван потребовал разобраться, как получилось и «по чьему науку бысть сие съпротивство», и по итогам разбирательства были казнены бояре князь И.И. Кубенской и Ф.С. и В.М. Воронцовы «по прежнему их неудобьству, что многые мзды в государьстве его взимаху во многых государьскых и земьскых делех (следует ли этот пассаж, явно позаимствованный составителем летописи из произнесенного перед казнью приговора, понимать как намек на то, что казненные бояре были причастны к злоупотреблениям во время набора новгородских пищальников? В.П.)»[152].
Во всей этой истории обращает на себя внимание сплоченность и «корпоративный», если так можно сказать, дух, присущие новгородским пищальникам, их готовность идти до конца в защите своих интересов и своих товарищей, не останавливаясь даже перед применением оружия против государевых дворян. Можно ли считать такое войско благонадежным, можно ли на него положиться ответ напрашивается сам собою, и вполне возможно, что впечатления от коломенской «истории» сыграли свою роль спустя 4 года, когда Иван одобрил решение о создании корпуса стрелецкой пехоты (но об этом будет подробнее сказано позже).
Вернемся обратно к новгородскому «пищальному наряду» 1545 г. Если попробовать подвести общий итог, то в сохранившейся части документа зафиксирована цифра в 1815 конных и пеших пищальников, которых должна была выставить Новгородчина[153]. В среднем получается, что с каждых 56 тяглых дворов должен был выставляться один пищальник, конный или пеший, полностью снаряженный и вооруженный. При этом, что характерно, в требованиях к вооружению выставляемых пищальников ничего не сказано о холодном или древковом оружии. Пищаль является главным и основным оружием ратника, и ее наличием определялась его готовность к государевой службе, а все остальное, судя по всему, отдавалось ратнику на откуп, и он был волен довооружиться тем, чем пожелает и на что у него (или у тех, кто его снаряжает) достанет средств.