Фаддей и сам себя сейчас не слышал. Вывалил все подряд, отвечая своим мыслям. Он не заметил, как ратники, слушая его, переглянулись, но все-таки в конце концов свернул на то, что казалось ему правильным:
И пора давно старые порядки в Ратное возвращать!
П-п-про п-п-порядки понятно Идет-то к-к-то? неожиданно влез Заика, хотя обычно предпочитал молчать.
Так Фома со своими, Устин еще. Степан вон родню поднимает Да почитай, все Ратное Чуму несло. И сам уже понимал: что-то не то говорит, а вот остановиться не мог в душе Фаддея сейчас насмерть метелили друг друга два Чумы. И дурной на голову, судя по всему, брал верх. Сам-то подумай, все уважаемые люди недовольны.
Это что, Степка-мельник теперь у тебя в уважении? Петруха подал голос из-под все еще сидящего на нем Молчуна и тут же заткнулся от тычка Савелия.
Так ему одобрил Арсений, добавь еще! Коли еще раз рот откроет и от меня получит Слышь, Петруха? Тебе говорю но все-таки кивнул Молчуну. Отпусти ты его, Сава, а то последние мозги выдавишь.
А Фаддей снова готов был лезть в драку. За день столько всего произошло, что поступать осмысленно уже просто не оставалось сил, однако упоминание Степки-мельника несколько остудило его пыл. И впрямь, чего это он завелся? Уж ему-то Степан в благодетели никак не подходил, скорее, наоборот. Но слово сказал, отступать поздно.
А вы с Егором, стало быть, в первых рядах? поинтересовался Арсений. И мы, значит, за вами следом? Так, понятно. А чего Егор-то хотел?
Так это растерялся Чума, вспомнив наконец, зачем вообще пришел. Он и хотел узнать, согласные вы или как. Не хочет он вас по приказу
Нас? А ты, выходит, в любом случае пойдешь то ли спросил, то ли согласился Арсений. Понятно он взглянул на вылезающего из-под Савелия помятого и всклокоченного Петруху с припухшей левой скулой, затем на Заику и, наконец, на самого Савелия. И много вам Степан пообещал?
Так за обычаи дедовские Фаддей только что рубаху на груди не рванул.
Это понятно, дело святое, перебил Арсений. А вот кому добро лисовиновское пойдет? Что Егор говорит?
Такая мысль Фаддею, похоже, и в голову не приходила.
«И правда, кому все достанется? А у Корнея немало Да Лука с Рябым и Игнатом и Аристарх тоже
А как же Веденя? Кто молодых учить будет? Ни хрена ж не ясно»
От таких простых и понятных вопросов слова Фомы вдруг перевернулись, и от их правоты не оставалось камня на камне, а два Чумы в голове Фаддея сплелись в такой клубок, что и не поймешь, кто из них кто. Да пропади оно все!
Вдруг вспомнился Гребень. С чего бы? А ведь он не раз говаривал: «Делай, что должно, и пусть будет, что будет. Только вот, что должно, поперек души идти не может душу потеряешь».
«Ну и что до́лжно сейчас? Клятву на мече десятнику давал? Давал Вот и выходит, что дороги другой нет, кроме как с Егором Вроде все верно, а вот на душе ну как в выгребной яме. Да чего они все на меня? Егор послал узнать. А они чего? Я им крайний, что ли?»
Так как вы? Идете или как? Ну, не знал Чума, что на вопрос Арсения ответить, оттого злость только усиливалась Чего тут думать?
Арсений снова переглянулся с Савелием и вдруг широко улыбнулся:
Думать надо, друг мой Фаддей. На то нам голова и дадена. А чтоб думалось лучше, давайте-ка хлебнем холодненькой, ей-богу, полегчает и разлил по кружкам брагу. Чтоб здравы были! выпил, утерся и, не закусывая, налил еще. А Егору скажи: мы его никогда не подводили и сейчас, стало быть, не подведем. А теперь, чтоб нашему роду не было переводу, и опрокинул вторую кружку.
Хватит думать, высохнешь! вновь подал голос Петруха.
Во-во, оно самое. Первый раз правильно сказал, Арсений уже наливал себе третью.
Да пошли вы! Фаддея вдруг охватила такая безнадега, что вмиг и драться расхотелось, и вообще все стало безразлично, только горечь в душе, словно желчь растекалась: а ну их всех! И Фома прав, и Арсений, а он, Чума, как ни глянь дурак. Но язык за него будто сам продолжал лаяться. Как бабы, ей-богу!
Это кто баба? Я те покажу бабу!.. Петруха опять заткнулся, едва начав: кулак у Савелия был тяжелый. Никто не знал почему, но именно Савелию задиристый Петруха возражать не смел. И сейчас тоже умолк, правда, Фаддея успел заново вывести из себя.
Затевать новую драку в чужом доме не хотелось, да и сказано уже все, что нужно так, во всяком случае, казалось Фаддею. С досадой махнув рукой, он выскочил из дома.
Арсений, уже заметно захмелев, принялся за четвертую кружку. Савелий понаблюдал некоторое время за приятелем и вдруг изрек:
Трава того Покосы глянуть бы. Дрова тож Лежат, и, помолчав, добавил: вывезти надо. Зятя возьму, поможет.
Такой длинный для Молчуна монолог оказался столь неожиданным, что даже Петруха забыл сморозить очередную глупость.
И ч-ч-чо? поинтересовался Заика.
Ехать надо поднялся с места Савелий.
Понятно Арсений о чем-то договаривался уже с пятой кружкой браги. И ты За дровами?
Ага ответил Молчун уже из-за двери.
Заика с Петрухой переглянулись. Оба сейчас думали об одном и том же: Савелий, даром что на слова жаден, как мытник на серебро, а вот нате вам выдал. Не с угару же.
За дровами он надумал! С чего бы это? С зимы еще не все спалил, а сейчас припекло срочнее некуда, даже зятя от работ отрывает? В случае чего, поди, найди их в лесу а ночь-то уже назначена И зять у него в десятке Фомы. Выходит, и сам мимо, и еще одного ратника из-под удара выведет.
Савелий дураком никогда не был. А им тогда с какого перепуга лезь в эту заваруху? Медом там не намазано. Э-э-э, нет, и они не глупее своего десятника. Чего это Егор не сам явился, а Чуму заслал? Стало быть, не уверен? Тогда и им ежа голой жопой пугать не с руки. Понятно, что Степану надо, он с Корнеем все одно не уживется, вот пусть и разбирается сам. Петруха чесал по очереди то затылок, то бороду, усиленно вспоминая, что за дело может найтись у него подальше от Ратного, причем срочное. Видимо, ничего не вспоминалось, поэтому он буркнул только, что надо срочно зайти к тестю.
Но его никто и не слушал. Арсений, расправившись почти в одиночку с целой корчагой браги, уже расслабленно сполз на скамью, проявляя твердое намерение перебраться под стол.
П-п-п-петруха, Е-е-егору ск-к-кажешь Заика, по всей видимости, тоже что-то для себя решил.
П-п-п-петруха, Е-е-егору ск-к-кажешь Заика, по всей видимости, тоже что-то для себя решил.
Сам скажешь поспешно перебил его Петр, напяливая шапку и решительно поднимаясь из-за стола. Я ж говорю некогда. Мне к тестю Поговорить Все и так было понятно, и оба, не тратя больше время на разговоры, выскочили за дверь.
Арсений, задумчиво глядя им вслед, действительно переместился под стол, но не свалился без памяти, как можно было ожидать, а вполне осмысленно стянул туда пару старых тулупчиков, нашедшихся на стоящем тут же сундуке, и долго ворочался, устраиваясь поудобнее. Подозрительно долго для мертвецки пьяного.
Кроме как домой, идти Чуме было некуда. К сыну бы зайти, узнать, как он, да пока Настена сама не позовет, лучше не соваться. Лекарка свое дело знала хорошо, не ему, простому рубаке, в такие дела лезть И домой уже расхотелось. С Арсением бы посидеть, подумать.
«Ага, с ним сейчас надумаешь! Залил глаза по самые брови аж булькает. И куда в него столько лезет-то? И, главное, с чего? Не струсил же Ну уж кто-кто, а Сюха не из трусливых! Тогда что?
Что-что умный больно! Ясное дело в драку не хочет лезть, вот что! Хоть Устин, хоть Корней, одна редька с хреном, дерьмом приправленная А ведь хитро! Поди, докажи, что он еще трезвый был, когда я там разорялся! С пьяного какой спрос? А хватит браги так он и второе пришествие под столом пролежит, не то что резню. Это меня все время поперед всех несет, будто черти за порты тащат!
Ну и что теперь? Мне-то эта свара тоже ни с какого боку. Не Егор бы, так наложить бы на всех кучу побольше пошли они! Так нет, сам, дурень, рот раззявил, не заставляли!
А чего я мог сказать? Не пойду, пальчик болит? Вот коли бы и вправду занедужил Тьфу ты, ведь сроду не болел, только раненым валялся!»
Вдруг перед Фаддеем откуда-то вынырнула Дуняша. Запыхалась, видно, бежала.
Тятя! Тетка Настена тебя зовет
У Чумы зашлось сердце неужто?.. Даже думать боялся, ЧТО
Что с Веденей?!
Так не знаю Тетка Настена послала
Да жив? Нет? Говори Чего, дура, тянет? И без того тошно
Да жив, с чего ему помирать-то? искренне удивилась Дуняша. Очнулся и поел даже и тут же взвыла от звонкой оплеухи. За что, тятя?
Чтоб думала Из Чумы будто воздух выпустили. Пугать так
У дома Настены в светлых летних сумерках Юлька раскладывала на мешковине какие-то травы: то ли сушить, то ли еще для чего. Где они такое только находят? Всю жизнь Чума по лесу лазил, а вон той травки с синеватыми цветочками на толстом стебле отродясь не видал. А-а! Не до того ему сейчас.
Веденя лежал на низкой лежанке у окна и заметно обрадовался отцу. Даже вскинулся, будто вскочить собрался, но тут же опасливо покосился на перегородку, отделявшую его лежанку от печи, у которой осталась Настена.
Лежи-лежи. Лекарка сказывала, рано тебе пока бегать-то Чума неуклюже топтался, чувствуя себя почему-то не в своей тарелке. Надо бы что-то сказать, утешить, что ли? И о чем говорить, если Настена волнительное настрого запретила. Так ты, эта, лежи, сынок! Тебе сейчас вылежаться Может, поесть чего охота? Мож, меду принести? И тут же заметил на столе четыре разного размера горшочков. Никак, с медом?
Чума глянул на сына, на стол и хрюкнул от смеха. Неловкость, которая мешалась репьем в портах, исчезла.
Ну, брат, сладкая у тебя, однако, жизнь пошла аж завидно. Самому головушкой приложиться, что ли? Сын улыбался, значит, все в порядке. Надо бы мать попросить, чтоб поспособствовала
Я вот те щас сама поспособствую За спиной стояла Настена, покачивая в руке тяжелый каменный пестик, которым что-то собиралась растирать в каменной же ступке Парню настой нужен, а у меня не десять рук. Вот и потрудись, разотри. Силы у тебя много, так что давай! А языками и между делом почешете.
Ну и как с ней поспоришь? Перун не Перун, а в делах лекарских прямо Аристарх в юбке, а то и кто посерьезней, пожалуй.
Эт кто же тебе столько меду-то натаскал? Мамка, что ли? разговор, наконец, пошел легко, без напряжения.