А потом мы приехали сюда.
Изменения очевидные и пугающие. Качественно это явный шаг назад. Люди уже совсем не похожи на людей, это скорее тени. Из цветов она использует только чёрный, коричневый и красный.
Линии неуверенные, как будто рука дрожала. Рисуя акварелью, она добавляла слишком много воды, и страницы потемнели и покоробились, как дерево. Мне страшно, потому что, листая альбом, я понял, что у Жанны были такие же предчувствия, как у меня.
Не говоря уже о том, что последние листы попросту выдраны.
Среда, 19 июля 2017 г.,
10 часов 42 минуты.
Погода переменчивая.
В кухне папа как раз пил кофе. Я встал перед ним, подбоченившись, стараясь выглядеть «взрослым».
Мне кажется, у нас проблема!
Он взглянул на меня снизу вверх. Под глазами синяки, вид действительно больной.
Среда, 19 июля 2017 г.,
10 часов 42 минуты.
Погода переменчивая.
В кухне папа как раз пил кофе. Я встал перед ним, подбоченившись, стараясь выглядеть «взрослым».
Мне кажется, у нас проблема!
Он взглянул на меня снизу вверх. Под глазами синяки, вид действительно больной.
То есть?
Ты слышал про Полину?
Ах, это
Что «ах»? Она давно про неё говорит?
Папа пожал плечами:
Не знаю Может, неделю
Его безразличие меня разозлило. Я с грохотом придвинул стул и уселся лицом к нему.
У неё есть подружка, которую так зовут? Полина?
Понятия не имею. И Софи тоже. Это имя ей ничего не говорит.
И вас это не беспокоит?
Он отхлебнул кофе. На кружке было написано: «Самый лучший папа». Скажите пожалуйста! Он устало вздохнул.
У твоей сестры воображаемая подружка. И что? В её возрасте я не вижу в этом ничего странного.
Вот как? Ладно.
Я смотрел насмешливо, и папа занервничал, в свою очередь съехидничав:
Что, Мало? Ты считаешь, что её надо вести к психиатру?
Я этого не говорил. Но, кстати, это может быть здравая мысль. Я имею в виду обратиться к врачу. Ты видел её недавние рисунки? Посмотрел бы!
Папа допил кофе, встал, поставил кружку в раковину.
С твоей сестрой всё в порядке. Просто переезд её разволновал.
Мне бы хотелось в это верить, но я не мог. Я знаю Жанну со времени её появления на свет. Когда она родилась, мне было почти десять, и мама была ещё со мной в моём сердце. И она не ушла: она всегда со мной, всегда будет со мной. С течением времени её образ затуманился, и моя грусть тоже ослабела. Не знаю, хорошо это или плохо но уж как есть. Когда родилась сестра, я не сразу её принял. Тогда я был ещё слишком мал, не умел ясно формулировать свои чувства. Но этот новый живой младенец был словно оскорблением моей умершей мамы. Вызовом.
Знаю, это глупо. Эгоизм и только.
А потом, ясное дело, я её полюбил. Обожал! С такой-то мордашкой! Перед ней и Волан-де-Морт не устоял бы! Сегодня я рад, что папа устроил свою жизнь именно так, рад, что у меня появились Софи и Жанна. Однако всё не так просто. Я сержусь на папу: я тоже, я тоже взволнован переездом но всем на это наплевать.
Этот дом, непонятно почему, заставил меня вспомнить о маме. Выцветшая фотография снова стала яркой, мои мучения снова вернулись.
Ну, в таких случаях я беру свой скейт.
Когда мама купила мне первый скейт, мне было всего четыре года. Он был маленький, почти игрушечный; но я надевал огромный шлем, огромные налокотники, огромные наколенники. «Теперь, говорила мама, можешь падать. Обязательно встанешь».
Пойду кататься на дороге, без всякой защиты, потому что я взрослый, потому что она меня покинула вот так, без предупреждения.
Посмотрим, смогу ли я встать.
Суббота, 22 июля 2017 г.,
20 часов 42 минуты.
Сумерки.
Я сидел на ступеньках с комиксом в руках, но не читал его не мог сосредоточиться. Я думал о рисунках Жанны, о «храме майя», да и жарко было слишком.
Около полудня приехала девушка с почты, и я благословил Софи и её заказы.
Привет, Мало!
Привет
Она протянула пятерню:
Я Лили.
Я хлопнул её по ладони. Наконец я узнал её имя, и для меня открылся целый мир.
Привет, Лили.
Она задорно улыбнулась, как в прошлый раз. Софи, увидев в окно подъезжающий фургончик, выбежала в сад. Она расписалась за доставку, забрала посылку. Сияющая, она отправилась в дом, неся коробку на вытянутых руках, словно огромный торт. Лили с улыбкой проводила её взглядом, потом повернулась ко мне.
У тебя такая молодая мама?
Я пожал плечами.
Моя мама умерла. Это мачеха, её зовут Софи.
Лили побледнела.
Прости.
Ладно, это уже давно было.
Она задумалась на минуту, потом предложила:
Моя работа закончилась. Может, пикник устроим?
Я смутился и ответил как ребёнок:
Я отпрошусь.
Она прислонилась к фургончику.
Давай, отпросись.
Лили привезла меня на берег реки, которую я обнаружил случайно, когда второй раз ходил в «храм майя».
В почтовой машине нашлись хлеб, сыр, дыня, клубника и красное вино. Лили расстелила на траве клетчатый плед и разложила на нём эти припасы. Видя моё изумление, она объяснила:
По субботам ярмарка. Когда я разношу почту, люди часто угощают меня. А потом-то у меня выходные
Я улыбнулся.
Это они тебе так доплачивают
Я улыбнулся.
Это они тебе так доплачивают
Вот именно!
Я сел на край пледа, а она продолжала стоять, обмахивая лицо.
Можно умереть от жары!
И она зашла за машину. Я потянулся и откинулся назад, стараясь увидеть, что она там делает. Ничего я не увидел, но она вернулась преобразившаяся. Вместо джинсов и рубашки на ней были коротенькие красные махровые шорты и белая майка с надписью «Summer is coming». Волосы она собрала в небрежный пучок, на щеках играл румянец.
Она разложила еду, налила мне виноградного сока и подняла свой стакан.
За твой приезд, Мало.
Мы чокнулись.
Она выпила. Я выпил.
От нежно журчащей реки распространялась неожиданная свежесть. Я вспомнил о маме. Как только она видела воду, тут же хотела плавать; не важно где, не важно когда: озеро, океан, река, лето, зима она никогда не отправлялась в путешествие без купальника. Я помню, как она говорила: «Я словно лабрадор: как вижу воду, так в неё бросаюсь!» Иногда она выходила из воды с синими губами, и это меня пугало.
Лили делала бутерброды и краем глаза наблюдала за мной.
Похоже, бедняга, тебе тут совсем не нравится.
Я собрался с духом и возразил:
Да ничего подобного! Я доволен! И спасибо, добавил я, указывая на еду.
Нет, не это, засмеялась она, не здесь со мной Я имела в виду, в этих краях. Я пригласила тебя, потому что ты меня расстроил.
Она сказала это не сердито, скорее даже ласково. Я пожал плечами.
Я ведь городской житель. У вас тут красиво. Правда. Но меня это угнетает.
Чем ты увлекаешься, чем занимаешься?
Я сделал ещё глоток. От жары и волнения у меня уже кружилась голова.
Исследую.
Это как?
Мне особо делать нечего, и я на велосипеде езжу. Исследую окрестности. К примеру, в лесу я нашёл разрушенный дом.
Она понимающе улыбнулась.
Замок? Его здесь так называют.
Вот как?
Да, уже десятки лет дети используют его для игр. Так делала и я, и мои родители Иногда туда ходят подростки Совсем недавно была история с преступниками. С настоящими преступниками. Полиция и родители на ушах стояли.
Я подумал о силуэте, который видел там мельком. Вот кто это мог быть: преступник. От этой мысли я похолодел, вспомнив тех, что видел иногда в своём квартале в Париже, бледных и чахлых, готовых убить за пять евро.
В любом случае место потрясающее, я словно набивал цену, у меня прямо видения начались, когда я туда вошёл. А эта люстра!
Словно от воспоминаний, её большие зелёные глаза распахнулись ещё шире.
Да, та люстра! От неё прямо в дрожь бросает!
Я кивнул.
Я туда давно не ходила. Но ещё три или четыре года назад там были замки.
Я наконец решился спросить:
Сколько тебе лет?
Двадцать один.
Она подала мне бутерброд.
Пармская ветчина, овечий сыр. Скажи, как тебе?
Спасибо.
Я попробовал: это было замечательно. Свежее, солёное, мягкое, сочное. Я рассыпался в похвалах, она улыбнулась.
У нас хорошие места, вот увидишь!
Некоторое время мы молча жевали, глядя на реку. И правда, было хорошо. Мирно, как-то сказочно. Я бы не удивился, если бы из чащи показались эльфы и потусторонние духи.
А кому принадлежал этот дом? спросил я наконец. Этот Замок?
Прежде чем ответить, Лили сделала глоток.
Никто точно не знает. Деревенские старики говорят, что ещё в начале двадцатого века в доме жили. А после войны всё! Первой мировой, я имею в виду.
Люди исчезли внезапно?
Никто не знает, что с ними произошло. Кто знал, уже давно умерли. Вот так Да мне, честно сказать, плевать на всё это. С тех времён столько всего произошло
Преступники?
Она пожала плечами.
И это тоже. Многим подозрительным типам нравилось ходить сюда, но у Замка всегда была дурная слава.
Внезапно, как по наитию, я спросил:
Полина это имя тебе что-нибудь говорит?
Она словно закрылась и спросила резко:
Зачем ты спрашиваешь?
Казалось, я оскорбил её. Я выпил ещё сока, чтобы прошло неприятное чувство, но это не помогло. У Лили был такой недовольный вид, что я не знал, продолжать ли разговор или постараться сменить тему. Я был сбит с толку, и любопытство взяло своё.
Это из-за моей младшей сестры, объяснил я. С тех пор как мы сюда приехали, она говорит о какой-то Полине. Мы никакой Полины не знаем, и меня это беспокоит, хотя, быть может, это и глупо.
Лили не ответила. Она осушила свой стакан и налила ещё. Я не знал, как реагировать, как разрядить атмосферу. Я очень жалел, что заговорил об этом, но как я мог предвидеть такую реакцию? Я вздохнул и проговорил:
Мои родители считают, что это воображаемая подружка, из-за переезда.
Твои родители рассуждают здраво.
Она начала собирать приборы, пластиковые стаканы, завязала мешок с мусором, чтобы выбросить. Сам того не желая, я прервал наш пикник. Лили довезла меня до дома, но по пути не проронила ни слова. Она включила очень громкую музыку, словно чтобы помешать мне задавать какие-либо вопросы. Добравшись до ворот, мы коротко простились, и во рту у меня остался металлический привкус.
Через окно моей комнаты я смотрел в ночь. Ночи здесь это что-то! Небо становится синим. Тёмно-синим и бездонным. Жёлтая луна как безумный глаз, раскрытый среди пустоты. А вокруг, на все 360 градусов, звёзды.
Когда я вернулся с этого очень краткого пикника, Софи работала за компом в кухне, папа в гостиной препирался с рабочими. Никто не обратил на меня внимания.
Совершенно подавленный, я поднялся в свою комнату, намереваясь запереться там в добровольном заключении. Проходя, я увидел, что Жанна сидит на полу в своей комнате, рядом с ней Малышка. Я остановился полюбоваться. В ярком свете светлые волосы Жанны отливали розовым, так же как висящие в воздухе пылинки, похожие на частички сладкой ваты. Сестра в одиночку играла в «Доктор Мабуль». Она обожала эту игру. Но слышно было, как она с кем-то тихонько разговаривает. Она улыбалась, ей это явно нравилось. Я стоял у двери, заинтригованный. Жанна сказала: «Твоя очередь, давай!»